«Квартиру обчистили, маму связали. Через год от переживаний инсульт — умерла». Дважды лучший вратарь СССР

Прогуливаясь в рождественские каникулы по Москве, открываешь для себя многое — например, выставку Константина Коровина в Доме русского зарубежья на Таганке. Но еще и вспоминаешь. Вот идешь от нашей старой редакции на Тишинской площади до памятника Маяковскому, и каждый шаг — о чем-то. Каждый поворот напоминает.

Вот здесь, в гостинице «Пекин», был когда-то лучший ресторан Москвы. А еще заглядывали мы сюда в гости ко Льву Лещенко. Который вроде и москвич, но гостей принимает в особом номере, который закреплен только за ним. Никто другой не поселится. А номер соседний — у Александра Розенбаума… Я смотрю на окна восьмого этажа — кажется, это было там.

Обхожу памятник Маяковскому — дотрагиваюсь до выпирающего камня у соседнего здания. К нему подвел меня когда-то знаменитый футбольный судья Валентин Липатов:

— По улице Горького вели первых пленных немцев. Начало войны. Еще и накормили специально какой-то тухлятиной, у всех с желудком плохо. Все в дерьме, след тянется. А за этой шеренгой ехали поливочные машины — и смердящие потоки смывали. А по обочинам стояла толпа. Меня, пацана, взрослые подняли — и поставили на этот самый камень… Надо ж — он еще жив! Точно, этот!

Я дотрагиваюсь до приметного камня — уж Липатова нет, ни в одном справочнике не прочитаешь, где похоронен. А история теплится в памяти. Со всеми интонациями.

Дважды лучший вратарь Советского Союза едва перерос 175 сантиметров

А вот здесь, у зала Чайковского, встретились мы когда-то с Александром Прохоровым. Знаменитым вратарем ХХ века. Предшественником Дасаева в «Спартаке».

Что-то я, пацан, знал о нем по книжкам. По рассказам бывалых. Знал телефон.

Ну и напросился на интервью — толком не осознавая масштаб фигуры. Понял позже. Вот сейчас понимаю отлично. Говорили бы мы совсем иначе.

А тогда…

Тогда пришел седоватый мужичок невысокого роста. С какими-то календарями под мышкой, кипой фотографий. Встретил бы такого в толпе — в жизни бы не подумал, что это футбольный вратарь.

Но когда-то было вот так — миниатюрный Анзор Кавазашвили играл как бог. Съездил на два чемпионата мира. Блистал в Тбилиси невысокий крепыш Отар Габелия. При встрече выяснилось, что потрясающий вратарь Виктор Чанов чуть ниже меня. Если расправлю плечи.

А дважды лучший вратарь Советского Союза Александр Прохоров едва перерос 175 сантиметров. Чудеса!

Александр Прохоров (справа). Фото Сергей Колганов

Квартира на улице Горького

— А я здесь и живу! — улыбнулся Прохоров.

Я даже не спросил: где? Просто оглянулся растерянно — вокруг домов-то жилых не было. Вот гостиница, вот зал Чайковского, вот Театр сатиры и Дом Ханжонкова.

— А пойдем…

Великий вратарь Прохоров повел меня по Тверской в сторону Белорусского вокзала. Завернули в первую же подворотню.

Вот это дом! Вот это вид из окна!

Николай Петрович Старостин и сам жил на улице Горького — годы спустя продав его квартиру с видом на памятник Пушкину, хватило средств обзавестись московским жильем всей родне.

Но, оказывается, и для своих любимцев мог пробить Николай Петрович жилье на главной улице страны. Вот это ресурс, вот это мощь.

А Прохорова он обожал.

849 «сухих» минут

Молодежь Прохорова не знает. Да и Дасаева-то уже с трудом. Вроде был. А может, и не был. Что-то слышали…

Так я вам расскажу, что за человек с цепким взглядом встречал меня у памятника Маяковскому.

Первый в истории «Спартака» вратарь, удостоенный приза «Огонька» лучшему голкиперу страны. В том же 1974-м установил невероятный рекорд по «сухим» минутам — 849! Прошло почти 50 лет — и ни один вратарь «Спартака» к рекорду даже не подступился.

Год спустя Прохоров снова получил вазу лучшего вратаря страны. Был и капитаном «Спартака». Все это в ту пору, когда киевское «Динамо» выигрывало Кубок кубков и Суперкубок. Ну и как вам история?

Вот такой человек почти забыт.

Александр Прохоров. Фото Сергей Колганов

«Гнули на радостях серебряного футболиста на крышечке…»

Помню, первое, что бросалось в глаза в квартире умершего к тому времени Анатолия Тарасова, — клюшки в прихожей. Целая охапка. Рука не поднималась увезти на дачу в Загорянку ни у вдовы Нины Григорьевны, чудесной старушки, ни у двух дочерей. Я их понимаю.

В квартире вратаря Прохорова взгляд падал моментально на огромный букет роз в необычайной вазе.

Я даже высказался на эту тему.

— Это не просто ваза! — улыбнулась жена Прохорова Людмила. — Приз от «Огонька» — «Вратарь года»!

Так вот он как выглядел, этот приз. Надо ж.

— Можно дотронусь?

— Конечно! — обрадовался Прохоров такому вниманию.

Все эти вазы для меня, начитанного, много значили.

Однажды разглядел у тогдашнего гендиректора «Спартака» Сергея Шавло кое-что за спиной. На особой резной подставочке.

Не усидел:

— Сергей Дмитриевич!

Шавло насторожился от такой торжественности. Вопросительно приподнял подбородок.

— Можно личную просьбу?

Шавло чуть побледнел. Понятно, что выпрашивают в кабинете гендиректора.

— Ну?

— Позвольте Кубок подержать?

Шавло выдохнул облегченно, даже как-то благодарно. Выдавил что-то вроде улыбки. Отстранился, пропуская меня к заветному:

— Пожалуйста…

Это ж тот самый Кубок СССР, который держали в руках самые великие люди нашего футбола. Омывали слезами радости. Гнули на радостях серебряного футболиста на крышечке. Это за него выдали сумасшедшую битву в 1987-м два «Динамо» — киевское и минское. В жизни не забуду.

Эту чашу случайно купил когда-то в антикварном магазине Николай Старостин — так и появился Кубок СССР по футболу. Припаивали сверху футболиста. Целая глава в мемуарах посвящена этой находке. Ну, не глава — так абзац…

В предыдущей, дореволюционной жизни этот Кубок был то ли конфетницей, то ли сахарницей.

Теперь этот Кубок навсегда перешел во владение последнего обладателя — «Спартака». Наверное, нынче в музее. Или в кабинете самого главного спартаковского начальника.

Вот его я с минуту держал в руках — и сердце выскакивало…

Ваза от «Огонька»

В квартире вратаря Прохорова, раздвинув розочки, я поглаживал вазу лучшего вратаря Советского Союза.

— Странно, — заметилось само собой. — Никакой таблички. Могли бы привинтить.

Вот вам и «Огонек»!

— Была табличка, была! — пробасил примирительно Прохоров.

— Это квартиру нашу обчистили — и вазу тоже унесли, — рассказала жена. — Воришек нашли, вазу вернули. Но уже без всего. Видимо, продать хотели. А навел, кстати, на наш дом парень из «Спартака». Маму мою связали. Через год от переживаний инсульт — умерла…

Рядом с вазой стол портрет сына. Чернявый, чуть кудрявый, озорной.

— В «Мехелене» играет! — слышу вдруг голос, полный гордости. — Свой дом, жена голландка…

Просидели мы за разговорами весь день. Уходил — смеркалось.

Кто бы мог подумать, что уже тогда, видимо, бывший вратарь Прохоров знал: у него онкология. Жить оставалось не много. Боролся за каждый день — и один из них подарил мне.

Сражение за жизнь длилось еще года полтора — и ушел Александр Владимирович Прохоров вот такими же морозными днями. В Рождество, 7 января 2005-го. Не дожив и до шестидесяти.

Я начинаю перепроверять что-то, отыскиваю фотографию с его могилы на Востряковском — и с ужасом вижу, что не только Александр Владимирович за этой оградой. Но еще и сын Эдуард, совсем молодой — 1969 года рождения.

Не тот ли — игравший за «Мехелен»? Чью фотографию с такой нежностью показывали мне? Вот это судьба!

Успев вместе с мамой передать ту самую вазу лучшего вратаря Советского Союза спартаковскому музею. Загляните — увидите…

Александр Прохоров выводит команду на поле. Фото Сергей Колганов

Церковь в Тарасовке

Я вспоминаю рассказы Прохорова — и проклинаю себя: что ж не расспросил об этом? И об этом? Теперь и рассказать некому!

Но что-то осталось в памяти и на бумаге. Вот такое, например:

— У Бескова «коронка» была: в день игры — в тарасовскую церковь. Неподалеку от базы. И я туда же ходил. Часто поутру встречались — я туда, он оттуда… У Бескова-то не поспишь. Это при Никите Палыче можно было — часиков до десяти. Но мы с Папаем первыми ласточками были. Еще Ольшанский — все еще потягиваются, а он уж на ногах. Полчаса как кремы в голову втер. Чтоб не лысеть. Сейчас спрашиваю: «Серега, помнишь?» — «Не, не помню…»

Я перечитываю и усмехаюсь. Нам-то с Кружковым Ольшанский рассказал, смущаясь, как втирал эти кремы и снадобья в намечающуюся лысинку. Да и с церковью в Тарасовке у меня отношения особые.

Я живу неподалеку — и сам захаживаю в этот удивительный храм. Не знаю, заглядывают ли нынешние спартаковцы.

«У Блохи в номере собирались, два ящика шампанского, икорка, карты: «Ну, кого снимать будем?»

Судьба у Прохорова была невероятная — из киевского «Динамо» уходил в «Спартак», снова возвращался в Киев, со «Спартаком» вылетал из высшей лиги… Ну и дела! Возможно ли все это?

Годы спустя грустно усмехался, вспоминая собственные кульбиты из 1970-х.

— Зато квартира какая осталась на память от «Спартака».

— Я ее брать не хотел! — воскликнул Прохоров.

— Да быть такого не может.

— Я ж вам говорю — значит, было! Меня все в Киев обратно тянули из «Спартака». Старостин прознал — пригласил мою жену на чай. Говорил нараспев: «Люю-ю-да, ты мудрый человек, так на мою Антонину похожа — ну какой Киев?!» Сразу дали эту квартиру. Я отказывался!

— Почему?

— Шумно очень. Улица Горького — сами понимаете! Так Старостину пришлось убеждать: «Саша, не возьмешь эту — другую долго будешь ждать…» Ну, въехал. Ладно.

— В Киев больше не срывались?

— Срывался, как же! Пошла у меня масть, здорово играю. Лобановский убедил: «Возвращайся!» Ну и забурлило у меня что-то. Молодость вспомнил. А «Динамо» как раз Суперкубок выиграло. Жена вздыхает: «Я уже ничего советовать не буду, решай сам…» Но «Спартак» на все рычаги нажал, чтоб я вернулся.

— Это как же?

— Пообещали, что вообще с футболом закончу.

— Лобановский не отбил?

— Лобановскому не до меня стало. Как раз знаменитый бунт случился в киевском «Динамо», он сам еле уцелел. Команда на дыбы встала!

— Ну и как это смотрелось изнутри?

— Ну, все против Лобановского — Коньков, Колотов, Женька Рудаков… У Блохи в номере собирались, два ящика шампанского, икорка, карты: «Ну, кого снимать будем?» В ЦК дело разбиралось! Мне Лобановский говорил: «Саша, я сам не знаю что делать!» Посмотрели мы на все это с Витькой Звягинцевым — и махнули обратно. Он в свой «Шахтер», я в «Спартак».

— Чтоб вскоре вылететь с ним из высшей лиги.

— Та еще история! «Спартак» Крутиков принял, знаменитый футболист. Чемпион Европы. Чувствую, команда валится, ни обстановки, ничего, народ поменялся… Да и Крутиков — мужик чудной. Мне: «Ты, Саш, только скажи, когда готов будешь!» Перед Тбилиси собрался я с мыслями, говорю: «Федорыч, готов я…» Хоть меня народ и любил — перед тем матчем освистали. Но сыграли 0:0, и все в норму пришло. В Киев к семье после игр летал.

В игре Александр Прохоров. Фото Сергей Колганов

«В Москве шептались, что «Торпедо» отдаст игру «Арарату»… Так и случилось»

— Ну и как из высшей лиги вылетели?

— Непонятная обстановка! Все не так! Крутиков главный, Варламов и Гиля Хусаинов вроде как помощники. Гиля заслуженный футболист, но тренировать-то — дело другое! В Луганске последний матч проиграли — я тоже запустил…

— Крутиков мне говорил — земляки из «Торпедо» не помогли.

— «Торпедо» принципиально нам помочь не захотело, отдали игру «Арарату». Или мы вылетали, или Ереван.

— В «Спартаке» знали, что земляки не помогут?

— Догадывались. В Москве шептались, что отдадут они «Арарату»… Но мы надеялись!

— «Зенит» тоже вылетал из высшей. Но его оставили — лигу экстренно расширили.

— За «Спартак» тоже начали хлопотать. Звонили на самый верх. Хоть Старостин не любитель этих дел был. На базу комсомольцы зачастили, партийцы: мы меры примем, заступимся, не допустим! А наш же Ловчев возьми да и выступи — не надо нам этого, лучше вылетим и честно вернемся. Но до конца никто поверить не мог, что будем в первой лиге играть. Уверены были — вытащат.

Федор Черенков и Олег Романцев. Фото Сергей Колганов

«Романцев в команду пришел — со всеми на «вы» разговаривал. Я его за эти речи приструнил…»

А вскоре командные неприятности большого вратаря Прохорова переплелись с личными — в «Спартак» привезли нового вратаря.

Но для начала появился новый тренер. Бесков!

— Стали кумекать: кого тренером брать? — вспоминал Прохоров. Подливая мне чаю, пододвигая сушечки.

— Чье слово все решило?

— Андрея Старостина. Бесков-то — его приятель. Константин Иванович сразу по-барски начал вести беседы: «У меня планы, то, се…» В Сочи на сборах мне говорит: «Пойдем, посмотрим, есть на примете интересный рыжий …» Взглянул я на этого рыжего — нет, говорю, Константин Иванович. Не то. Однобокий какой-то.

— Что Бесков?

— Насупился: «Ни хрена ты в футболе не понимаешь!»

— Кто оказался рыжий-то?

— Шавло!

— Ого. Хорошо, не Гаврилова вы забраковали.

— Гаврилова как раз в «Динамо» притеснять начали, Бесков за него ухватился. Перетащил. «Якал» Константин Иваныч на тех сборах много — а играем ни шатко ни валко. Мучаемся. Мы деревне пяток загрузим, а как серьезнее кто — проблемы. Но коллектив оказался хороший, притерлись ребята. Как-то «Пахтакор» очков на семь оторвался, Бесков меня дергает как капитана: «Ты должен собрать команду!» Что делать? Собрал. Поговорили. Прониклись. Только Ловчев в углу сидит, бурчит что-то под нос… Тогда слух ходил, будто в «Спартаке» два лагеря — Прохоров против Ловчева. Так и было — только со мной вся команда, то в театр идем, то еще куда, а Ловчев Гаврилова подмял да Шавло. Трое! Какой там «лагерь»?! Романцев, помню, в команду пришел — со всеми на «вы» разговаривал. Я его за эти речи приструнил — кончай, мол, «выкать»…

— Вот это история.

— Кому обещали — всем квартиры дали, только по Ярцеву вопрос завис. Меня в команде Батя звали, так Жорка мне говорит: «Да кто мне, Батя, квартиру эту даст — в 29 лет?!» После игр домой к себе уезжал, в Кострому. Бесков у меня допытывался: «Тебе не кажется, этот костромской у себя напьется — потом возвращается?» Да нет, отвечаю, Константин Иваныч. Это вы зря. Тогда Бесков на час раньше в Тарасовку стал приезжать, по комнатам пройдет, принюхается — но у нас все чисто, прибрано… А как Жорка квартиру из Бескова выбил? Уехал в свою Кострому — и не возвращается!

— Надо же. Долго?

— Пять дней — нет. Десять. Шум начался — и так мучаемся, забивать некому! Бесков на меня — мат-перемат: «Где этот ??? Твоя работа?!» — «Какая работа, Константин Иваныч?» — «Он квартиру просит — а зачем мне ему в 29 давать квартиру, я лучше молодому дам! Все равно в высшую выйдем — буду новых набирать…» Но в итоге дал. Жена его все благодарила.

— Ходили на «Спартак» в первой лиге как?

— По 20 тысяч!

— Вы только в основе?

— На один матч не вышел, с Кемерово. 0:4 «Спартак» проиграл. Но дергал нас Бесков прилично. Постоянно на нервах мужик был. Сложный! Федора Новикова, второго тренера, при всех мог унизить: «Ну, ты, ****!» Разве так можно?

Ринат Дасаев. Фото Александр Федоров, «СЭ»

Как появился Дасаев

— Как Дасаева в «Спартак» привезли?

— Стеснительный такой, дохленький. Думаю, как стоять-то он будет? Смех один! Ножки — палочки, ручки — вообще…

— Как же вы уступили место?

— Уже играем в высшей лиге, предстоит матч с Тбилиси. Бесков вдруг выборы капитана затеял. Прямо перед игрой. Ребята за меня голосуют — и у Ловчева настоящая истерика. Старостин пытается сгладить: «Давай, Саш, сходим к нему, я тебя прошу…» Ну, давай. Пошли. Ловчев в номере сидит, носом шмыгает. Мне даже смешно стало: «Из-за этой ерунды расстроился? Да забери ты эту повязку!» А грузинам проигрываем 0:2. Едем в Ворошиловград — и чувствую: я не в порядке. Какой-то мандраж.

— С вашим-то опытом?

— В том-то и дело! Странная ситуация! Иду к Бескову: «Освободите от игры».

— А он?

— Поначалу в шоке: «Как так? Ринат два тайма за дубль отыграл!» Сошлись на том, что два-три тура передохну — и вернусь. В Ворошиловграде Дасаев пару раз мимо денег выскочил, но везучий оказался. Где в штангу, где в коленку… Потом с «Локомотивом» история повторяется — и Дасаев выручил, и штанги. 1:0 выигрываем. «Спартак» чуть приподнялся.

— А дальше?

— В июле в Ташкент ехать, я уже ноль. Никто не смотрит. Как бедный родственник в Тарасовке. Как-то оттренировались — Бесков приглашает к себе в машину: «Вместе в Москву поедем?» — «Не, Константин Иваныч. Я спокойненько, на электричке. А сказать что хотите — говорите так…»

«Подошло ко мне узбекское начальство — давай, мол, распишем ничейку…»

— Так и ушел дважды лучший вратарь страны из «Спартака»?

— В Ташкент команда уехала без меня — Бесков ни в дубле меня не назвал, ни в основном. Я тихонечко вещи собрал, на электричку — и домой. Время спустя узнал кое-что.

— Что?

— Бескову нашептали, будто я ребят подбивал Рината «плавить». Близко такого не было. Ни в мыслях, ни в разговорах. И в наших отношениях с Дасаевым до сих пор — все на высшем…

— Вернулся «Спартак» из Ташкента — и что?

— Пригласил Старостин, открытым текстом: «Проводы сделаем?» — «Не люблю эти мероприятия, спасибо. Поиграю еще…»

— Куда-то звали?

— В «Кубань». Первая лига — но условия дивные. А домой ко мне Жора Ярцев пришел, Глаша, Хидя. С шампанским. Другие проводы мне и не нужны были.

— Тяжелый человек — Бесков?

— Со странностями. Как-то вызывает к себе в номер, интересуется настроением в команде. Я удивился — отвечаю: «Все нормально, готовимся». — «Смотри, чтоб сплава не было!» Страшно боялся этого дела. Везде «сплав» мерещился. Была история в первой лиге. Играть нам в Ташкенте, «Пахтакор» лидирует. Подошло ко мне узбекское начальство — давай, мол, распишем ничейку…

— Ну и?

— Я ж сам такие вопросы не решаю — иду к Бескову, все пересказываю. Тот взорвался: «Ты что, сдурел?!» Все остальное через мат. Смысл такой: пусть у них полный стадион, пусть жара сорок градусов. Все равно выиграем!

— Выиграли?

— Старостин на скорую руку нас с Ловчевым в очередной раз помирил — и в самом деле, грохнули узбеков, 3:1! Бесков смотрит с торжеством: «Что я говорил?!» Но если мы вдруг проиграли, да еще пару суток на поезде возвращаемся — это конец.

— Что будет?

— Настоящий кошмар. По два-три часа разборы игры. Одно и то же, одно и то же… Потом Новиков по поезду мечется, коньяк для Бескова ищет.