«Даже в квадрат не поиграть. Больше так мучиться не могу». Прощальный монолог Джано

29 апреля Джано Ананидзе объявил об уходе из футбола. Хотя Джано решил закончить с футболом всего в 29 лет, за его спиной огромная карьера, которая началась в 15. Именно в этом возрасте он оказался в «Спартаке», где отыграл 12 лет.

«Чемпионат» связался с грузинским полузащитником. Ниже — проникновенный монолог Джано о своём футбольном пути.

«Я зашёл в свою комнату и заплакал». Почему решил закончить карьеру

Последние пару лет у меня постоянно опухало колено. Но все проверки на МРТ ничего не показывали! У меня всё время накапливалась жидкость в суставе: жил в режиме тренировок и выкачивания жидкости почти год — 15 дней тренируешься, 20 дней лечишься. Это было ужасно, настоящее мучение.

Однако карьеру заканчивать не хотелось, несмотря на проблемы с хрящём.

Летом 2021-го, после годичного простоя, я подписал контракт с тбилисским «Динамо», но ушёл оттуда быстро. Дальше позвали в «Динамо» из Батуми. Клубу — огромное спасибо, поддержали меня, когда все отвернулись.

Когда я был в классной форме в «Спартаке» или «Ростове» — для поддержки мне никто был не нужен, а в ситуации перед приходом в Батуми было важно иметь кого-то, кто окажется рядом. Так что хочу поблагодарить Гию Гегучадзе, Мамуку Джугели и Владимира Двалишвили.

Джано в последние месяцы карьеры. Фото: fcdinamo. ge

Я поехал с Батуми на сборы, перед которыми переболел коронавирусом. Тренировался дополнительно, хотел побыстрее набрать форму, потом начал выходить на 20−30 минут. Последний матч за них я сыграл 10 апреля, отдал голевую передачу. Через пару дней — на утро после совершенно обычной тренировки я проснулся в шоке. У меня снова опухло колено! Поехал на занятие, сказал всё врачу. Потом попробовал выйти на тренировку, но почувствовал хруст в колене, после чего сразу ушёл с поля. Понял, что никакой лёд не помогает, колено сгибать не могу ― труба.

Поехал в Тбилиси, сделал МРТ, отправил снимки бывшему врачу сборной Грузии и близкому для меня человеку Мерабу. Пока я весь день ждал от него ответа, в моём колене снова накопилась жидкость. В этот момент я понял, что моя карьера окончательно превратилась в мучения. В своей жизни от футбола я всегда хотел испытывать кайф: на тренировках, в играх — везде. А когда ты даже в «квадрат» не можешь спокойно поиграть ― это мука.

На следующее утро мне позвонил Мераб. Новый снимок показал, что у меня начались проблемы с совсем другим хрящём, чем до этого. Врач сказал: «Мы дружим много лет, я больше никому этого не скажу, но если ты сейчас не остановишься, то скоро даже со своим ребёнком во дворе играть не сможешь. Прекращай, если не хочешь, чтобы через пару лет тебе полностью меняли коленную чашечку». Я ответил: «Понял, спасибо, я приму решение».

Я зашёл в свою комнату и заплакал. С шести лет занимался футболом! Промотал в голове всё, что было за это время. Три-четыре дня думал об этом, не понимал, как принять это решение. Но в итоге понял, что больше я так мучиться не могу. Жена меня поддержала.

После того как принял решение, все звонили, писали. Кто-то говорил: «Может, ещё попробуешь?». Я отвечал: «Это «может» со мной уже четыре года». Мне в октябре 30 лет, жизнь только начинается, у меня всё впереди, а мучиться больше я не хотел.

«Каждый раз боялся, что папа выскочит из-за дерева и начнёт кричать». Отец. Первые тренировки

Когда решил завершить карьеру, сразу вспомнил отца. Он научил меня всему — сам был футболистом и тренером. До сих пор жалею, что он не застал момент, когда я нормально заиграл за «Спартак» и «Ростов».

Тренировки с папой никогда не забуду. Я родился в Кобулети, и каждое утро, около семи утра, мы шли на море. Там бегали по пляжу с мячом. Он учил меня чеканить: привязывал мяч к мешку картошки, который вешал мне на шею. Куда бы ни отбил — мячик отскакивал ко мне.

Папа привил мне близость с мячом, отсюда у меня такая техника. Но отец был очень строгий! Впервые в жизни он сказал мне «молодец», когда я забил за «Спартак» «Локомотиву».

Помню один случай: мне было восемь лет, мы должны были с утра пойти потренироваться — и в школу. Я проснулся, а папа ещё спал, потому что поздно приехал. Он сказал: «Иди один, сам знаешь, что делать». Я должен был побегать, размяться, выполнить все упражнения, но там были дождь, слякоть, и мне было так лениво! В итоге я еле-еле сделал половину, а по сути — дурака провалял.

И оказалось, что папа стоял за деревом и наблюдал за мной. Как же он мне напихал! Этот «пихач» не забыть никогда. Сказал мне: «Если я завтра умру, то ты футбол бросишь? Только из-за меня его любишь?». Пригрозил отнять у меня мяч. После этого я понял, что игра ― моя жизнь. Потом я ещё несколько раз занимался один и каждый божий раз думал, что папа стоит за деревом. Боялся, что выскочит и начнёт кричать.

Джано с отцом. Фото: Личный архив Джано Ананидзе

«Саламыч посмотрел матч и сказал, что меня надо брать». Как попал в «Спартак»

Когда написал пост о завершении карьеры, получил много слов поддержки из «Спартака»: Ребров, Самед, Джика, Бака. Каррера написал: «Если бы у тебя было здоровье, как у меня, ты бы играл до 40 лет». Ответил ему: «Мистер, если бы у меня было здоровье, как у вас, я играл бы в «Барсе».

Да, я считаю, что не реализовал свой потенциал из-за травм. Максимум процентов на 50. Сам его чувствовал. Я попал в команду к Калиниченко, Титову, Моцарту, многому у них научился, почти сразу начал бороться за основу. «Спартак» привёл меня в футбол, дал дорогу, по которой я бы дошёл до топового чемпионата, если бы не травмы.

Как я попал в «Спартак» ― это отдельная история. Сборная Грузии до 16 лет проводила два товарищеских матча в Москве, и я забил два [гола] в двух матчах. После этого должен был улететь в Киев к «Динамо», где я тогда играл. Но из «Спартака» в федерацию Грузии пришло письмо, что я им понравился. Отец и Реваз Челебадзе, который мне помогал, поехали со мной в «Спартак».

Сначала я тренировался со своим 1992 годом. Я в тот момент думал: «Куда я приехал? Это «Спартак» или команда второй лиги?». Они такие слабые были, я на тренировке с ними восемь или девять голов забил. На следующий день меня отправили к 1991 году, и там было чуть получше, но всё равно довольно легко.

И тут меня на третий день вызывают в КФК на матч дубля «Спартака», который тогда тренировали Кечинов и Ромащенко. Меня заявили на этот матч под именем Максим ― одного из игроков того дубля, а я тогда на русском говорил еле-еле, понимал через раз.

Джано. Фото: Александр Сафонов, «Чемпионат»

Прихожу в раздевалку, а там сидят ребята 1989 года, 1990-го. Я был в шоке ― это же огромная разница в возрасте для того времени. Ко мне подходит администратор Алексей (кстати, очень хороший человек) и даёт футболку с шестым номером и фамилией этого Максима. Пацаны начинают меня спрашивать: «Как тебя зовут?». Я говорю: «Максим, Максим!». А они мне: «Какой Максим! По-русски не говоришь». Очень долго смеялись в раздевалке.

Мы горели после первого тайма 0:1, выхожу на второй — и сразу голевая, потом ещё гол. До этого я редко забивал левой ногой, а здесь принял на грудь после отскока и всадил в «девятину». По итогу я два забил, два отдал ― мы выиграли 5:1. На игре были все: отец, Смоленцев (технический директор «Спартака».— Прим. «Чемпионата»), Черчесов. Кстати, Саламыч сыграл большую роль в том, что меня взяли. Он посмотрел тот матч и сказал, что точно надо брать.

«Грузинчик, давай аккуратнее. Не вози нас». Первые тренировки с основой, Карпин

Через 10 дней после прихода Карпина меня перевели из дубля в основу. Георгич сказал мне: «Молодец, грузинчик. Продолжай в том же духе и будешь топовым игроком. Забудь про «Преображенку», ты теперь в Тарасовке живёшь». И даже тогда отец меня не похвалил. Я радостный сообщил ему, что теперь в первой команде, а в ответ услышал: «Давай, давай».

Когда вышел на первую тренировку, чуть не офигел вообще. Все начали говорить: «О, грузинчик пришёл. Давай тут аккуратнее, не вози нас, а то по ногам получишь».

Некоторым сейчас это не объяснить, но закрепиться в том «Спартаке» было почти невозможно. Меня все начали поддерживать: Плетикоса, Дзюба, Йиранек, Штранцль, Бояра тогда ещё был. Они уже знали, что я в дубле хорошо играл.

Тогда в заявку попадало 18 человек, а не как сейчас, когда в список 23 попадают — и хорошие, и плохие. Представляете, что такое попасть в 18 лучших в «Спартаке»? Когда выходил на замену на первую игру с «Кубанью», меня близко снимал оператор. Сказал ему: «Зачем ты меня так близко снимаешь?». Я вообще был потерянный первые два-три тура.

Валерий Карпин и Джано. Фото: Александр Сафонов, «Чемпионат»

Свой первый гол забил «Краснодару» в игре на Кубок. Было очень жарко! Я ничего такого на поле не показал, но гол классный вышел. Ледяхов, который тогда был в штабе, сказал: «Не ожидали, что ты так хорош».

Через некоторое время «Спартак» предложил мне сделать российский паспорт, хотели вывести меня из-под лимита, предлагали увеличить зарплату. История была реальная, мог играть за сборную России. Но я слишком люблю Грузию, сказал Карпину: «Георгич, я с грузинским паспортом докажу, что готов к «Спартаку».

«В такую книгу великого клуба не каждый сможет попасть». Три счастья «Спартака»

«Спартак» для меня ― это настоящее счастье. Хотя у меня были сложные моменты, когда многие мне не доверяли. А когда мне не доверяют, я не могу раскрыться на 100%.

«Спартак» ― такой клуб, который тратит каждые полгода по 15−20 миллионов на одного игрока. Кто-то новый постоянно приходит, а новичков всегда будут ставить ― хорошие они или плохие. С этим я боролся всю свою карьеру в Москве.

Один из самых счастливых моментов ― гол «Базелю» в Лиге Европы. Я очень хорошо вышел во втором тайме в том матче, сразу забили два. А потом поставили этот штрафной. На предыгровой с Алексом мы отрабатывали именно такой розыгрыш! Он сказал мне: «Завтра сделаем!». Я говорю: «Не думаю, что выйду на поле». А он мне: «Всё равно сделаем! Я покачу».

И вот на этом штрафном на 92-й минуте он мне покатил, а дальше поехали. Я даже не верил, что забил. У меня эмоций не было, был в шоке. У нас с Алексом были очень тёплые отношения, жили вместе на сборах. Недавно общались, он очень крутой.

Джано в матче с «Базелем». Фото: РИА Новости

Но главное счастье всё равно в другом. Люди, которые приходят в музей «Спартака», могут найти там чёрную книгу. В ней 30 страниц, где записаны главные рекордсмены клуба: кто больше всех забил, кто больше всех сыграл… И в этой книжке я на 16-й странице — как самый молодой автор гола в истории «Спартака»! Это главная гордость, счастье для меня. В такую книгу великого клуба не каждый сможет попасть.

«Я на базе разбил просто всё: телевизоры, комнату». Травмы, нервный срыв, варианты уехать в Европу

Травмы ― главное, из-за чего я не раскрылся. Я долго пытался понять причину, но так и не смог. Я всегда был профессионалом. Сколько я дополнительно ходил в тренажёрку — так никто не ходил! Я никогда не гулял по клубам, вёл профессиональный образ жизни. Но, видимо, такая судьба.

Сначала она что-то даёт, потом что-то отнимает. Я помню почти каждую свою травму, потому что именно они не дали мне уехать в Европу.

Когда я классно стартовал, меня хотел приобрести «Арсенал». «Спартак» не захотел отпускать за € 5 млн, потому что были уверены, что через год продадут за 20. Но я на 150% знаю, что предложение было, а руководство сказало, что Джано не продаётся.

Потом, в разные годы, меня хотели приобрести «Валенсия» и «Витесс». Но ни разу так и не сложилось. Однако я благодарен всем тем, кто мне помогал: Тимуру Лепсая, Ревазу Челебадзе и всем остальным. Без них непростые моменты в «Спартаке» воспринимались бы тяжелее.

Однажды при Эмери я был на грани нервного срыва, когда он не включил меня в заявку на Лигу чемпионов. Тренируешься, готовишься, приходишь в раздевалку, а твоей футболки нет. У меня из-за этого чуть испортились отношения с Унаи, потому что он ничего не объяснил. Он думал, что самый молодой поймёт. Сейчас Эмери — великий тренер, вопросов нет, но можно же рассказать, почему ты принял такое решение?

Через некоторое время при Эмери я классно заиграл, а потом у меня умер отец. Я был в Тарасовке, мне позвонил дядя и сказал: «Скоро приедем к тебе». Я уже в тот момент почувствовал, что что-то случилось. Дядя и друг отца приехали в Москву, сообщили мне об этом. Я на базе разбил просто всё: телевизоры, комнату.

Момент потери папы не передать словами, потому что в тот момент я потерял опору, потерял человека, с которым я мог советоваться. У меня был срыв, я принимал таблетки, ездил к психологу. Первые два года после смерти отца прошли будто в тумане, меня это прибило. Неплохо было только в аренде в «Ростове», где мне постоянно доверяли.

«Если даже ногу сломаешь, полетишь». Как на самом деле Джано прятался от команды, когда не хотел на выезд

После «Ростова» я вернулся в «Спартак», куда пришёл Якин. Я тогда был не в форме, потому что летом сломал руку, пропустил дни сборов. Мурат привёл своих игроков ― Эберта и прочих. Я отыграл два матча, а потом сел на лавку игр на десять.

Затем случилась знаменитая история с выездом в Комсомольск-на-Амуре. Я поступил очень плохо, когда отказался туда лететь. Это некрасиво, перед пацанами было стыдно.

Вот полная история: за два матча до вылета у меня болел голеностоп, но МРТ ничего не показывала, а Якин и его тренеры мне не верили: «В России, если играешь, надо летать». Один из его помощников сказал мне: «Если даже ногу сломаешь, полетишь». Этот испанец, сейчас, кстати, в одном из грузинских клубов работает, ― аферист. По итогу я не полетел, но ни в каком шкафчике не прятался. Я просто зашёл в другую комнату на базе и там сидел.

Джано и Мурат Якин. Фото: Александр Мысякин, «Чемпионат»

Пацаны искали меня, но не нашли, на звонки я не отвечал, а потом они уехали. Меня оштрафовали, перевели в дубль, однако это меня многому научило. Так нельзя поступать.

Но, кстати, только в Финляндии увидели мою травму голеностопа, сделали операцию. Я в итоге пять месяцев пропустил.

«Чемпионская команда, но всё похерили, а повесили на Глушакова». Джано тепло вспоминает чемпионский сезон, однако о многом жалеет

Потом пришёл Аленичев — и я при нём преобразился. Он мне доверял, сказал, что будет делать на меня ставку. Поначалу он больше выпускал Попова, а потом уже мы играли вместе. Мне казалось, что Аленичева убрали рано (после вылета от АЕКа). При нём у команды было будущее, но зато после него пришёл Каррера, который в чемпионский сезон поступал очень грамотно. Массимо минимум 15 человек всегда держал в форме. Я забивал, отдавал, а следующую игру мог начать на банке. С Поповым — то же самое. Да, были те, кто играл всегда, но ротация была активная. Все были в форме, каждый мог помочь команде. Это был сильнейший «Спартак», в котором я играл и по составу, и по атмосфере, и по игре. Массимо даже называл меня «маленьким Пирло».

Тот титул ― чума. Если бы я в итоге ушёл без чемпионства — это был бы капец. Каррера ― главная причина того успеха. Создал атмосферу, подключил своё видение по тактике. Больше футболисту ничего не надо, зарплата каждый месяц капает ― всё по кайфу. Массимо, конечно, нереальный мотиватор, плюс у него был классный переводчик. Но я переводчика во время речей Карреры не слушал. Массимо так говорил, что я сразу итальянский начинал понимать — мурашки бежали.

Джано, Квинси Промес, Дмитрий Комбаров, Сердар Таски и Луис Адриано. Фото: Александр Мысякин, «Чемпионат»

Очень жаль, что тот «Спартак» развалился. Та команда могла бы спокойно три года выигрывать чемпионство, как «Зенит». Просто её не нужно было трогать, не надо было привозить кучу игроков, разрушать коллектив. Мы стали чемпионами, а приходят новые люди, которые не лучше нас. У пацанов начинается паника.

Никогда не надо трогать чемпионские команды — не надо им мешать. В итоге всё похерили, а повесили на Глушакова. Но разве он трансферы делал? Хотя надо сказать, что Глушак не лучший капитан в моей карьере. Лучший ― Джикия, настоящий боец.

«Ты везде дома. Ты всегда знаешь, что ты не один». Уход из «Спартака»

После ухода Карреры в «Спартаке» я уже, по сути, доигрывал. Когда пришёл Тедеско, на моей позиции играл Гус Тиль. За него заплатили € 20 млн, но чем он лучше меня? На мой взгляд, ничем. На тренировках видно, что хороший парень, но одно дело играть в Нидерландах, другое — в РПЛ. Он пришёл, и мне говорят: «Будешь под Гусом». А это значит сидеть на лавке, потому что его никто туда не посадит ― столько денег же заплатили!

И с этим не было бы проблем, будь он намного сильнее меня. Когда пришёл Алекс, я ему через полчаса тренировки сказал, что дарю своё место. Было видно, что пришёл великий для «Спартака» футболист.

Сам Тедеско — хороший тренер, очень крутой. Мы с ним всегда откровенно разговаривали. После аренды в «Крылья» я понял, что больше так не хочу. Предложил красиво разойтись, пошёл к Федуну, сказал ему спасибо.

За 11 лет в «Спартаке» нет такого человека, которому я не подам руки. Были эмоции в определённый момент, но меня не «убивали», просто сложности. Там я вырос как человек. Вся моя сознательная жизнь прошла в этом клубе. «Спартак» для меня ― это ощущение великого клуба в любом месте, где бы ты ни играл. Ты везде дома, это сидит внутри меня. Ты всегда знаешь, что ты не один.

Это большая редкость. Ни в одной аренде, ни на Кипре ― нигде я такого не ощущал. На Кипре я вообще три месяца провёл. Даже не хочу вспоминать особо этот период. Сам вариант был интересный, но всё сложилось по итогу плохо.

«Мечта маленького грузинского мальчика не сбылась до конца, но я не могу быть благодарен больше». Итоги. Что дальше?

Если подводить итог, то у меня была достойная карьера. По Грузии я хожу с высоко поднятой головой, все говорят спасибо за игру в футбол. Я рано начал, рано закончил. Значит, так было нужно.

Я не могу сказать, что полностью доволен своей карьерой, но уважения от людей мне хватает. Мечта маленького грузинского мальчика не сбылась до конца, но я не могу быть благодарен больше своему футбольному пути. Когда после завершения карьеры столько людей написали мне слова благодарности, я понял, что всё было не зря. Значит, не просто играл.