«Хочу подольше прожить вместе. Только это». Пронзительное интервью с женой Кулькова

Эта история о жизни и надежде, о борьбе и вере. Но главное — о любви. Елена Махарадзе, супруга Василия Кулькова, нашла в себе силы рассказать, как бывший защитник «Спартака» и сборной вот уже год сражается со смертельной болезнью. Выигрывая у неё день за днём с помощью семьи и друзей, несмотря ни на что и вопреки всем прогнозам.

Эта история — пример для тех, кто опускает руки. Не отступать и не сдаваться. Никогда.

***

— Всё началось в июне прошлого года. Мы вернулись из Испании, куда ездили отдыхать. Смотрю — с Васькой что-то не то. Сбросил вес, плохо ест. Звоню знакомым: «Что делать?» — «Давайте в Красногорск, в военный госпиталь, там «кишку» проглотит, посмотрим». Приехали, сделали гастроскопию. Профессор вот с такими глазами выходит — мы с Васькой рядом стоим. Он ко мне обращается: «Тут только два варианта. Первый — 62-я больница в Красногорске. Второй — Каширка». Васька в шоке. Понимаем — караул.

А мы как раз в Красногорске. Едем в 62-ю. И просто методом тыка — к заведующему отделением. Смотрю, на двери табличка — Швейкин Александр Олегович. Без звонка, без всего. Ваське говорю: «Садись». Сама залетаю — глаза по пять рублей: «Помогите! Пожалуйста!». Повезло, что он был на месте, не на операции. Смотрит на меня как на безумную — что за чумовая баба? Но я в тот момент была в таком состоянии: сказали бы встать на колени — встала бы. Швейкин: «Что у вас стряслось?» Я снимок показываю. Он сразу всё понял. Онкология — между третьей и четвертой стадиями.

Слава Богу, он нас принял. Зашёл Васька — Александр Олегович его узнал. Повезло, конечно, что так всё совпало. Но и Васькино имя тоже помогает. Люди помнят, откликаются, идут навстречу.

Мы сразу сделали КТ с контрастом, и Швейкин нас положил. Сказал: «Всё сложно, но мы вас берём». И мы поехали домой за вещами. Вот это была самая страшная ночь. Когда нужно было осознать и принять.

Идём из больницы — у меня слёзы. «Ну все, …» — грубо говоря. Доехали до дома — я за рулём. Поднялись, Васька остался, а я, чтобы не показывать, как мне плохо, вышла на улицу. И у меня началась истерика — в крик! А тут как раз Димка Гунько шёл — наш сосед. Увидел меня: «Ты чего, Лен?». Рассказала ему. Он, как мог, попытался успокоить: «Может, ошибаются? Чего ты раньше времени?». Говорю: «Нет, Дим, не ошибаются». У меня чуйка была.

И я побежала в храм. Стою, плачу. В дурнину прям. Подходит батюшка: «Что случилось?» — «Батюшка, не знаю, что и делать». Он мне водички святой принёс, какие-то слова нашёл.

Приехала домой: «Вась, тебе батюшка водички святой дал». Поговорили, обсудили — сколько отпущено, столько отпущено. И легли спать. Как-то эту первую ночь пережили. А со следующего дня уже собрались и понеслось.

***

Ваське сразу поставили стент — он уже кушать не мог. Поскольку отрава оказалась большой — в августе начали делать химиотерапию. «Химия», конечно, далась сложновато. Прежде всего в физическом плане.

А я всё время волновалось, что ему чего-то не хватает. Такое состояние было: «Всё, что угодно! Только скажите — я всё сделаю!». Врачи успокаивали: «Если чего-то не будет — мы тебе сообщим».

Решение об операции принял лично главврач 62-й больницы Дмитрий Юрьевич Каннер. В первый же день посмотрел, подумал. И сразу сказал: «Будем делать».

Понятно, что к тому времени я побывала почти у всей профессуры города Москвы. Все от души хотели помочь, но 90 процентов врачей говорили, что это невозможно. Что Васька не пройдёт операцию. Риски — 20 на 80. Кто-то уже после приёма перезванивал: «Лен, он останется на столе».

Мы смотрели Германию, другие страны. Но я уверена, если бы мы уехали — никто бы там Ваську не прооперировал. Это сто процентов. Вообще без вариантов. Не вытащили бы.

Получилось — 62-я говорит «да», все остальные: «Нет». И я пошла на Каширку. Хотелось ещё проконсультироваться. Там главный врач — Кононец. Тоже гениальный человек. Посмотрел диск. Я говорю: «Все против. Но Каннер и Швейкин готовы оперировать. Что делать?». И Кононец сказал: «Если бы ему было за 60 — я бы тоже был против. А сейчас шансы — 50 на 50. Если бы Василий был в другой больнице, я бы даже его забрал. Но он в 62-й, и там всё будет хорошо. Передай мужу: «Есть ворота, и сейчас ему нужно забить в них свой самый важный в жизни гол».

Я прибежала домой — объяснила Ваське ситуацию. «Так и так. Можешь остаться на столе. Это твой выбор, тебе нужно принимать решение». Это мне Борька Поздняков посоветовал: «Ты на себя всю ответственность не бери. Тебе нужно рассказать ему всё, как есть». В общем, обрисовала Ваське ситуацию: «Думай». А у самой истерика — пулей из дома. Опять меня всю трясет, рыдаю, жуть. Немного пришла в себя, вернулась, Васька тут же: «Лена, оперируемся».

***

Такая операция обычно длится 6 часов. У нас — 14. С 9 утра и до полуночи.

Васька утром позвонил: «Я на операцию». — «Давай, с Богом». Естественно, мы все дома на ушах. А я ещё Каннера спрашивала: «Может, я приеду?». — «Не надо, не лезь. Тебя уже и так достаточно. Давай, чтобы всё спокойненько. Мы готовимся».

Пять часов, шесть, семь, восемь… Я ничего понять не могу. Звоню — ни у кого нет никакой информации. Все по-прежнему находятся в операционной.

А у нас рядом Преображенский храм. Я бегом туда. Тоже батюшка незнакомый: «Ты чего?» — «Помоги мне, батюшка! Васечку моего сейчас оперируют». Батюшка берёт меня за руки: «Давай, проси». И мы начали Святому Луке молиться — он больным помогает.

Прибегаю домой — опять звоню. Швейкин поднимает трубку и абсолютно спокойным голосом: «Первый этап прошли». Я выдохнула.

Но потом — десять часов, одиннадцать, двенадцать… Только в полночь Швейкин позвонил: «Закончили операцию». Я: «Ну как?!». — «Нормально. Утром приезжай».

Это «утром приезжай» у меня в голове не укладывалось. Всё-таки 14 часов! Это что-то нереальное. Я потом спросила у Каннера: «Вы хоть менялись?». Оказалось, что нет. Вот они как встали, так и стояли. До победного конца. А с утра уже на смену.

Гении! И настоящие герои. То, что они сделали — это нужно в ноги падать. Просто космос. Когда я приехала — там реально вся больница собралась. Операция была уникальной. И если бы её не было, то и Васи бы уже не было. Это абсолютно точно. Я потом задавала прямые вопросы. И мне говорили — при той стадии, которая у него, без операции, он бы прожил максимум месяц. То есть до Нового года.

Каннер, Швейкин… Многим хочется спасибо сказать. Профатило — наш химиотерапевт. Анестезиолог, к сожалению, не помню его фамилии. Я после операции просила: «Покажите мне этого анестезиолога!». Операция шла 14 часов, а он-то Ваську готовил 3 часа до и потом ещё после. Почти сутки с ним работал! Показали — совсем мальчик. Вышел ко мне. Молодой, умный, рукастый. Я говорю: «Сынок, как ты столько часов его держал?» Он только улыбнулся в ответ: «Ну вот так».

***

Я приехала утром — Васька в реанимации. Меня к нему пустили. Вхожу, он после 14-часовой операции в сознании, нормально лежит. Я на всю реанимацию: «Васька, так тебя растак, живой!». Он на меня смотрит: «А какой я должен быть?»

Его в палату перевели, и он на вторые сутки встал. Сам! Захожу — он весь в трубках стоит. Бодрячком! Это для всех шок был.

И уже на десятый день после операции его выписали. Я удивлялась: «Вы чего? Не рано?» Но Каннер сказал: «Ему тут больше делать нечего. Он в порядке».

***
Конечно, нам помог Бог. Все те совпадения, которые были, люди, встреченные на пути — это только его промысел. И дальше — всё в руках Господа. Как он управит, так и будет. Мы живём сегодняшним днем.

Васька — человек верующий. Когда прооперировался, сходили с ним в храм. Может, службу он стоять не будет, но в церковь идёт с душой. И дома у нас иконы — Господь, Лука, Матрона… Я ему всегда говорю: «Васька, молись!» Хотя молитвы он читает по-своему — простыми человеческими словами.

Знаю, за него очень много людей молились. Помимо родственников. Очень много! Когда его оперировали, кто в церковь пошел, кто дома. Эти просьбы, эта энергия однозначно ему помогли.

***

После операции Васька восстановился очень быстро. Сначала голоса не было, но через пару недель вернулся. Операция была 18 ноября, а перед Новым годом он уже пришёл в «Спартак», к ребятам.

Но эти процессы, они всё равно очень сложные. В этом году мы пережили уже четыре пневмонии. И это не обычная пневмония — пищевая. Причём в такой страшной форме, когда человек может погибнуть буквально за сутки.

У Васи удалён пищевод. И резекция желудка — кусочек остался. То есть по сути там всё сделано заново. Организм должен к этому привыкнуть. Все проблемы происходят после заброса пищи в лёгкие. На пищеводе сейчас не хватает крышечки, которая его закрывает, фильтруя пищу. Возникает молниеносная пневмония. Это и непредсказуемо, и жутко.

28 апреля мне должны были сделать плановую операцию на бедре. 27-го ждали, что я приеду в больницу. Но как раз была пандемия. И я не поехала. Как будто что-то почувствовала. 27-го Ваське стало плохо — опять шарахнула пневмония. Как я осталась дома? Не могу объяснить. Но если бы я поехала — он бы умер. Тоже провидение Господа.

Или уже в июле история. К нам в гости приехала моя подруга. Васька пришёл за стол, но чего-то не очень. Она обратила на это внимание. Я говорю: «Да нет, вроде всё нормально». Но он начал подкашливать. И прямо на глазах, смотрю, поднимается температура, 38,3. Набираю Швейкину: «Александр Олегович, что делать?» Он: «Быстро в машину и к нам!» Опять спасибо 62-й. Я не хочу ничего плохого говорить о других врачах, но если бы я вызвала «скорую», то это реально была бы смерть.

А я сама после операции, которую всё-таки сделала — ещё с костылем хожу. Пришлось подруге Ваську вести. Подъехали, она звонит: «Он не может выйти из машины». Буквально доехали от дома до Красногорска, и у него кончились силы. То есть сел он ещё более-менее нормально, а там — всё. Вот так это происходит. Человек уходит на глазах. Ужас.

Получается, мы сейчас каждые полтора месяца в больнице. Врачи думают, что с этим делать. Операция прошла успешно, но есть, скажем так, механические проблемы, которые нужно убирать хирургическим путём. Нужна корректировка. К тому же там ещё один узел нашли. Он маленький, но расположен не очень хорошо.

Главный вопрос — сможет ли Вася перенести ещё одну операцию. И смогут ли врачи пройти куда нужно — это должна быть ещё одна ювелирная работа. Окончательного решения нет. Операцию ради операции никто делать не станет.

Сам он очень хочет есть, организм хочет. И ест он, как и все мы — котлеты, картошку, рыбку. Только порции очень маленькие. И, бывает, вроде ничего, а, бывает, что еда идёт обратно. То есть нужно что-то немножко подкорректировать. И мы с ним уже поговорили об этом — он готов. Если этот момент с забросами пищи устранить — всё будет нормально. Ничто не будет мешать ему нормально питаться и нормально жить. Если справимся с этой проблемой, у него реально хорошие шансы.

***

Внешне он сейчас — половина от того Кулькова, которого все помнят. Еще в 2018-м весил 93−95 кг. А на операцию после «химии» пошли — было уже 70. Сейчас вообще 53−54. Но, слава Богу, хоть этот вес держится.

Это ужасно, конечно. Но я уже привыкла. Вот ребята, когда приходят — до слёз. Помню, Димка Гунько пришёл — не выдержал.

Но Васька — боец! И так было всегда. Раз — и собрался. «Я принял решение». Это значит — всё. Я начинаю чего-то говорить: «Вась, то, это…». — «Я же сказал — я принял решение». И я при всей своей эмоциональности понимаю, что лучше не спорить: «Да, папочка, хорошо». Он молчун, но духовой. Если что-то решил, то хренушки переспоришь.

Конечно, у него сейчас бывают перепады настроения. Иногда встаёт с утра — живчик! А был момент — где-то месяц назад — мне все ребята звонить начали: «Что с ним?» Я пыталась поговорить: «Ничего не хочу — отстань». Смотрю — на глазах уходит. Хотя ничего не болело. И никаких таблеток, на башку влияющих, он не пьёт. Чистая психология. Слом. Он же тоже себя в зеркале видит. Плюс каждые полтора месяца в больницу возвращается — это влияет.

Но смог собраться. И сейчас я вижу — снова хочет жить. Планы себе настроил — на работу, на жизнь. «Для дачи вот это купить нужно, сюда съездить…». На движухе!

***

Дома у нас нет такого, что мы не разговариваем на тему Васиной болезни. И с 10-летним сыном сразу всё обсудили. Вадим у нас такой мальчишка — прямой, открытый. Когда Ваську положили в больницу, он только спросил: «Папа не умрёт?» — «Сынок, всё должно быть хорошо». Конечно, он и плакал, это тоже было. И сейчас я ему объясняю: «Папа другой, папа похудел, папа восстанавливается». Он спрашивает: «Папа поправится?» — «Сынок, мы идём к этому, стараемся. Но жизнь очень сложная штука». Он всё понимает.

Мы с ним и в церковь вместе ездили. Когда Васька заболел — к Всецарице, есть такая чудотворная икона. Подошли к ней: «Сын, проси!» И он просил.

Сейчас, когда у Васьки случается уныние, я ему про Вадима напоминаю: «10 лет парню — ну ты чего? Ему отец нужен! Давай!»

***

Деньги — конечно, тема важная. И непростая.

Сразу скажу — мы стараемся быть самодостаточными. И я знаю, если мне что-то будет нужно, есть люди, которым я могу набрать и мне всегда помогут. Иметь такую возможность — психологически важно. Дай Бог, чтобы нам ничего не понадобилось. Ну, а если вдруг? Какая-то реабилитация за рубежом…

Многие сами звонят, предлагают помощь. Я всем говорю, что мы, слава Богу, пока справляемся. Огромное спасибо 62-й больнице, где нам помогают от и до. Делают всё возможное и невозможное. Лечение, препараты — а таблеток нужно много — всё бесплатно. Так бы, конечно, затраты были сумасшедшими.

Сейчас вот проходим курс очень дорогостоящей терапии. Американский препарат последнего поколения — большущие ампулы. Тоже бесплатно. Приезжаем в поликлинику — нам выдают. Только лечитесь.

***

Все ребята из «Спартака» сразу помогать стали: «Ты вот туда ещё сходи, там узнай». Звонят постоянно: «Какая помощь нужна?». Какую-то денежку собрали, привезли. У них такая солидарность! С Мамедовым чуть ли не каждый день на связи. Олег Иванович Романцев звонит: «Как сыночек?». Он Ваську «сыночком» называет. А Боря Поздняков — «богатырём».

Кто-то к нам приезжал. Хотя Васька сам по себе человек закрытый. А сейчас — тем более. И эти встречи тяжелее не ему даются, а ребятам. Всё-таки изменения большие. Хотя сейчас волосы отросли — до плеч, как в молодости. А ещё черные брови, черные усы и седая борода. Красавец!

Клуб поддерживает. Молодёжка «Спартака» передала 300 тысяч. Академия тоже помогла — тренеры собирали. Но самое главное — в академии с Васькой контракт продлили! Ещё на полгода, до декабря. Спасибо Сергею Юрьевичу Родионову. Говорит: «Не волнуйтесь, сколько надо — столько надо». Естественно, и президент «Спартака» в курсе. Они всё понимают. Для Васьки сейчас это очень важно. Знать, что есть работа, что его ждут. Психологически даёт надежду — ну, а вдруг?

А ещё есть такой замечательный Дима Кузнецов — он нам тоже очень помог. Я ему безумно благодарна. Сразу набрал: «Тебе сейчас это понадобится, то… Ты чего молчишь?»

Они вместе с Ильёй Шехтманом выставили мою карточку — и люди, кто сколько мог, по копеечке присылали. Сутки собирали — я всем большое спасибо сказала. 700−800 тысяч — на первый вдох-выдох нам хватило. Этим ведь тоже злоупотреблять нельзя. Такая ответственность! Люди, энергия человеческая… И лишнего нам не надо — Боже упаси.

Вообще болельщики нас не забывают. Есть у нас «Фратрия». Есть там Александр Конь. Тоже позвонил: «Если понадобится какая-то помощь, сразу дай знать — кинем клич».

А какой фанаты «Спартака» баннер сделали? Вывесили на матче: «Василий Сергеевич, борись! Так, как на полях сражался ты!». За это им отдельное спасибо. Мы все плакали. Я Ваське показала: «Смотри!». У него сразу желваки, слёзы.

Многие звонят, поддерживают, предлагают участие. Из сборной звонили — и Черчесов, и Ромащенко. Из Португалии были звонки. Недавно Бышовец набирал. Правда, он позвонил как раз в тот период, когда у Васьки настроение было не очень.

Родионов звонит, Шавло: «Что вам нужно? Может, продукты, лекарства? Чего вы молчите?». На моей работе, все, кто знают Васю, переживают. 11 июня ему 54 года исполнилось — было очень много звонков, поздравлений. Эта поддержка многое говорит о нём как о человеке. Раз столько людей рядом — значит, не подставил никого.

Нет такого, чтобы он был один. Закрылся у себя в комнате и сидел там. У нас дома постоянно кто-то гостит — друзья, подруги, родственники. Васька к этому абсолютно нормально относится. У нас всегда так было — кто приехал, тот приехал, всё на стол. Сейчас он ещё стал потихоньку на улицу выходить, в магазин. Начал адаптироваться. А ещё мы до кучи собаку завели. Французского бульдога. Васька сразу: «Я с ней гулять не буду!». Но у меня своя стратегия — будем все вместе выходить, ему это полезно.

***

От рака не умирают. Умирают от того, что поздно обращаются.

Могли ли мы раньше узнать? Я не скажу, что к этому шло. Да, за полгода у него была пневмония. Может, она что-то спровоцировала. Но мы сдавали анализы, маркеры, Васька «кишку» глотал — ничего не было. Единственное, в апреле начал подкашливать. Я говорю: «Вась, что-то не так». — «Да ладно, не начинай!». Для него ведь по врачам ходить — целая проблема. «Чего ты навыдумала? Я сказал — не поеду». И он такой, что никогда ничего просить не станет. А уж тем более — жаловаться или ныть. Никогда! Если бы он тогда сказал: «Лен, ты знаешь, мне больно». Мы бы, конечно, сразу начали думать. А у него всегда: «Всё нормально».

Но я жалею, что тогда, в апреле, с ним не справилась. А потом мы в Испанию поехали. Садимся кушать — он не ест. Я: «Вась, ты чего?». Только потом поняла — у него пища уже не проходила.

И он начал терять вес. Ничего не болело, но вес уходил. Может, генетическое что-то — я не знаю. У его сестры тоже были проблемы с онкологией.

Это точно не наказание. Скорее, испытание. И я не спрашиваю себя «за что» и «почему». Такие вопросы задавать вообще не следует. У каждого свой путь, по которому нужно идти. И мне сейчас грех на что-либо жаловаться. Вокруг нас сейчас так много теплоты и поддержки. Страшно, когда человек один. А мы не одни. И за это всем очень благодарны.

***

Коронавирус нас не тронул. И слава Богу. Мы дома сидели, ни с кем не общались. Хотя многие ребята в гости рвались. Тот же Мамедов. «Ну чего вы там, я сейчас приеду!». — «Подожди, карантин». Мы реально всё это соблюдали. Лишних проблем не хотелось — своих хватало с лихвой.

***

Недавно узнала историю — когда Васька играл в Португалии, его здесь успели «похоронить». Попал в автомобильную аварию, а в России написали, что погиб. Звонил после этого маме — успокаивал. Говорят, что после таких случаев, когда человек с того света возвращается, долго живут.

***

Васька всегда старался всё держать в себе. Но последние события его изменили. Стал более сентиментальным. Очень реагирует, когда звонят ребята и предлагают помощь. Смотрю, сразу — желваки, слёзы.

Футбол смотрит. Иногда с матерком. Переживает.

Сейчас наши дела с переменным успехом. Но мы не сдаёмся — идем дальше. Заказали домой специальную медицинскую кровать, поставили. Потому что ему нельзя спать как всем — нужно обязательно под углом, полусидя. Чтобы еда не поднималась — пока этой крышечки в пищеводе нет. Я всё пыталась подушками его обложить — не работает.

***

Мы знаем друг друга 25 лет. А вместе уже 15. Эти годы пролетели, как миг. Но они были такие кайфушные!

Да, мы разные. Он спокойный, я эмоциональная. Но я не помню, чтобы мы ругались. Всегда находим компромиссы.

Васька — офигенный! Ему равных нет, он — лучший. Безумно его люблю и безумно с ним счастлива, что бы там ни было.

Он настоящий мужик. С яйцами. Не ныть, не просить, не жаловаться. Даже если хреново будет. Любимая фраза: «Всё нормально». И не прогибаться. Это не про него. Из-за этого в тренерской карьере не так много сделал, как мог бы.

Не скандальный. Неконфликтный. Не будет ничего выяснять — просто перестанет общаться. Молча отрежет — и всё.

Бессребреник. Есть деньги — не копит. Мне что-нибудь подарит, что-нибудь дома поменяет.

Гостеприимный и хлебосольный. Любит домашний уют. Когда холодильник забит — поесть-попить. Чтобы, если кто-нибудь придёт, тут у него винчишко, тут ещё что-то. Сам в магазин ходит. Сейчас с моим старшим сыном из больницы ехали — всё купили.

Честный и справедливый. У нас с Вадимом история была. Он начал в «Спартаке» заниматься. Но, к сожалению, нет у него отцовского футбольного таланта в крови. Видимо, бизнесменом растёт. Мы его около года возили на тренировки, но ему лишь бы отлынивать и баловаться. Васька как-то приходит домой: «Вадим больше ходить не будет». Я в слёзы: «Ты чего, обалдел? Почему?». — «Он занимает чужое место». Принял решение в один день — и как отрезал. Хотя я даже с Романцевым на эту тему разговаривала. Но он такой же (смеётся).

***

Любовь даёт силы. Иногда думаешь: «Ну, всё, кранты. Сейчас рухну». Могу расплакаться, с матерком. «Ну разве я что-то не сделала? Что ж так прям навалилось-то?». А потом какой-то тумблер срабатывает — и перезагрузка. Встала — пошла. Это у меня от мамы.

У Васи был период — не общался с детьми от первого брака. Не по своей воле — так сложилась жизнь. Но болезнь всех объединила. И теперь детки приезжают, мы все очень дружим. Васька уже дед — старшая дочь Лиза 2 года назад подарила ему внука. Это, конечно, для него большое подспорье. Любовь…

***

Хочется верить, что наша история кому-то поможет. Я всегда за то, что нужно делиться. Люди должны знать — они не одни. Не открывается одна дверь — обязательно откроется другая. И, конечно, важно ценить тех, кто рядом.

***

Очень хочется подольше пожить вместе. Чтобы дети были здоровы, внуки. Я всегда говорю: «Господи, дай пожить, и ладненько». И ничего лишнего нам не нужно. Только бы вместе.