«Мы с Карпиным дружили, могли созвониться в полночь. Но от любви до ненависти — один шаг». Иван Саенко нашелся!

Иван Саенко довольно рано завершил карьеру. В январе 2011 года он ушел из московского «Спартака» и после этого закончил с профессиональным футболом. На тот момент полузащитнику было 27 лет.

Экс-футболист красно-белых редко дает интервью. А его фамилия в новостных лентах мелькает в основном в воспоминаниях его бывших коллег по сборной России. Причем в контексте бизнеса, а не футбола.

В июне Саенко получил приглашение на ретро-матч «Зенита» против сборной России. И в Петербурге согласился поговорить с корреспондентом Sport24.

— Если ввести в Яндексе вашу фамилию, самый популярный запрос — «где сейчас?»

— С семьей в Москве. Дети ходят в школу, играют в «Чертаново».

— А сами чем занимаетесь?

— Много времени уделяю семье и детям. Есть еще бизнес, но он не имеет отношения к спорту.

— Футбол остался в прошлом?

— Если будет вдохновение, может, и появится желание вернуться. На данный момент себя в футболе не вижу. Во время пандемии, пока было время, я отучился на тренерскую категорию С. На этом пока все. Но в жизни все бывает. Сегодня желания нет, а завтра, не исключено, тренерскую историю можно будет начать.

— Именно тренерскую? Управлять не интересно?

— У меня есть мечта — и возглавлять клуб, и тренировать. Чтобы влиять на все процессы.

— Как у Венгера и Фергюсона в «Арсенале» и «Манчестер Юнайтед»?

— Да, что-то такое мне будет интересно. А идти просто тренером куда-то…

— Учитывая место рождения и семейные традиции — желание поработать таким образом в «Факеле» есть? Или без разницы где?

— Конечно, Воронеж мне близок — родной город. Плюс, семейная история. Ну и болельщики у нас супер. Мне до сих пор обидно, что Воронежу не достался чемпионат мира. Уважаю все регионы — но даже нынешний сезон показал, какие в Воронеже болельщики. С какой любовью они поддерживают «Факел». Никакой агрессии — людей интересует только футбол. Так что, если бы в родном городе был новый стадион, было бы вообще круто.

А возвращаясь к вопросу о работе, конечно, Воронеж — в приоритете. Родной город. А так в жизни все может быть. Одного желания недостаточно. Оно должно совпасть с возможностями.

— С Романом Асхабадзе не общались на эту тему?

— Нет. Мы как-то виделись с ним в Воронеже два-три раза. Но они зашли своей командой. И на данный момент поставленные цели выполняют: вышли в РПЛ, удержались в ней, развивают академию. На данный момент все достойно. Так что пусть занимаются. Наше время еще придет.

— Вы сказали, что у вас есть лицензия. И ваши дети занимаются в «Чертаново». Сами занимаетесь их карьерой? Или доверяете тренерам?

— Понятно, что в тренерские процессы не лезу — это было бы неуважительно. Но отдельно занимаюсь. Старший уже на выходе — 16 лет. Младший еще ковыряется внизу.

— Но они хотят стать футболистами?

— Старший полюбил мяч с детства. Заходишь в магазин — сразу идет к мячу. У нас их дома и так уже сто штук, а он еще один выбирает. А младший больше по машинам. Уже в три года все марки знал, все двигатели. Но сейчас уже тоже к футболу тянется. Он 2012 года. Мы даже в какой-то момент проспали, поздно отдали. С другой стороны, я не сторонник рано отдавать детей в футбол — чтобы у них уже к 13 годам не пропало желание им заниматься.

— Когда вам предложили сыграть в ретро-матче, долго думали?

— У меня даже доли секунды не было на размышления. Отец сразу сказал — должен ехать. А если батя сказал ехать, других вариантов нет.

— Сами гоняете мяч сейчас?

— Иногда получается — в «Лужниках» с друзьями пару раз в неделю играем.

— Колено позволяет нормально играть?

— На том уровне, на котором я сейчас играю, позволяет. А так, конечно, болит. Особенно после того, как побегаешь на искусственном поле. Сразу надувается. Но я уже привык.

— С кем-то из той сборной на связи?

— Нет, давно ни с кем не общался. Сейчас все увидимся.

— Даже с Жирковым? Вы же крестный его сына.

— Не общались давно. Были на то свои причины.

— У вас с ним совершенно разные футбольные судьбы. Он почти до 40 играл, вы завершили в 27. В теории могли повторить его путь?

— Здоровья хватило бы точно. Но после двух операций на колене я стал гораздо медленнее. А в современном футболе без определенного темпа сложно. А мучить себя… я на это не согласился.

— После крестов же сложно не столько физическое восстановление, сколько моральное.

— Все вместе. Очень многое зависит от операции и последующей реабилитации. Как потом поведет себя колено. Вспоминаю, когда мы играли на искусственном поле в «Лужниках», колено настолько раздувалось! Там было так много жидкости, что два-три дня просто не мог тренироваться — мне откачивали эту жидкость. Потом разрабатывал колено до четверга-пятницы. А дальше уже новая игра. И ты себя, по сути, посреди недели просто не поддерживаешь физически. А в профессиональном спорте это почти невозможно. Есть, конечно, уникумы вроде Лусио — чемпион мира, играл в Леверкузене, потом в «Баварии». Он вообще мог не тренироваться. Но это единичные случаи.

***

— Есть история про Евро-2008 от Ивана Саенко, которую не знает никто?

— В каком-то интервью, кажется, Вася Березуцкий сказал, что на старости напишет книгу и все расскажет про те времена. Мне кажется, что все что было внутри команды, там должно и остаться. Это, правда, истории не для всех! Могу сказать, что было круто. Хиддинк создал очень сильную команду к тому турниру. У нас не было единоличников. Мы были одним целым. Все переживали друг за друга. Никто ни на кого не мог обидеться. Никто не бил себя в грудь: я должен выйти в основном составе. И это главное.

Понятно, что была и физическая подготовка. Но это у всех было. А именно атмосфера внутри команды была топовая. У нас была спортивная конкуренция, а не эго-конкуренция. Все переживали за команду и за результат. И это чисто его заслуга.

— Он психологически вас накачивал? Казалось, что голландцев вы грохнули больше на эмоциях.

— Просто так никогда ничего не бывает. Мы проделали огромный объем работы. Была команда. Никто не халявил, никто не тянул одеяло на себя. Мы отпахали на сборах. А то что Хиддинк — крутой мотиватор и психолог, — это не секрет. Конечно, его слова и его доверие нам очень помогли. Но было еще много компонентов успеха. Можно сказать — о, удача, на последних минутах забили. Но до этих последних минут ты должен сопротивляться, быть физически готовым, чтобы на этих последних минутах забить. Повторю, Хиддинк очень круто все выстроил. От него веяло уверенностью. Он видел в нас потенциал.

Посмотри, после того Евро — Юрка Жирков уехал, Андрей Аршавин уехал, Рома Павлюченко уехал. Это говорит о том, какого уровня у нас были футболисты. Людей просто моментально разобрали в АПЛ. Не в обиду другим поколениям, но сейчас русскими игроками так не интересуются.

Я очень ценю людей, которые ставят перед собой вызов и уезжают в другую страну. По себе знаю, что это такое. Пусть даже на год. Взять к примеру Дзюбу. Он пересилил себя и уехал. Это круто, когда ты не держишь себя в комфорте, бегая из одного московского клуба в другой, а едешь в другую страну, где другая культура, другой язык, другая конкуренция.

— Возвращаемся к Евро. С испанцами вообще реально было бороться?

— Они же на том чемпионате положили начало своим успехам. Потом выиграли мир, потом снова Евро. И если смотреть на то, что они потом повыигрывали, можно сказать, что бороться было нереально, что это топовая сборная. Но в тот момент, мне кажется, они сами не знали, что способны на такое. Понятно, что у них были топовые игроки, вопросов нет. Думаю, если бы по пенальти тогда выиграли итальянцы, а не испанцы, мы могли бы пролезть дальше, в финал. А так результат был честным и правдивым. Они реально были сильнее. Возможно, мы могли бы забить, где-то не пропустить. Максимум — до пенальти потянуть. Но чтобы переиграть ту Испанию… никто не смог этого сделать на том Евро.

***

— Матч против «Алании». Ваш гол-фантом. Что это было?

— Вспомните, под каким углом на том стадионе в то время стояли камеры. Там нереально было рассмотреть. VAR тогда не было. Случилась контратака, Веллитон убежал вперед. Думаю, ни один судья в мире его бы не догнал в той ситуации. Поэтому боковой тоже не мог определить… Но что было, то было. Я тот момент уже не вспоминаю и не переживаю.

— В итоге вы тогда проиграли 2:5 — это поражение смаковали фанаты ЦСКА и «Зенита». Что после матча было в раздевалке?

— Понятно, что все смотрят на результат. Но внутри команды у нас были процессы, которые вели к этому результату. Люди разбивались на лагеря — кто главный, кто не главный. У нас не было единой команды. Смены капитана, повторные голосования. Это неправильные процессы для такого клуба, как «Спартак». Был раздрай, который в концовке вытекал в подобные результаты. Обидно. Ведь состав у нас был приличным — Алекс, Веллитон. Потом серебро все-таки взяли. Но второе и третье места для «Спартака» — это неинтересно.

— Карпин говорил, что вы нарушали режим. Вы говорили, что у вас конфликт с Карпиным. Когда вы в последний раз общались?

— С момента моего ухода из «Спартака» не общались. У нас нет общих интересов, нет общих друзей.

— Обида на него осталась?

— Я уже не в том возрасте, чтобы на кого-то обижаться. Я же не девочка. Но выводы сделал. Я со своей стороны не хочу комментировать его слова. Поверьте, я знаю, не меньше, чем он. Просто раньше мы с ним дружили, близко общались как внутри команды, так и вне формата «Спартака». Могли созвониться в любой момент. Помню, когда он в первый раз принял решение посадить Плетикосу на скамейку и выпустить Джанаева. Это большое волевое решение. И накануне ближе к ночи он меня набрал и спросил мое мнение. Я сказал: если вы решили еще одним иностранцем усилить команду, то надо доверять молодому.

То есть мы могли спокойно созвониться в полночь. Знаете, от любви до ненависти — один шаг. И если ты с человеком был близок, то потом и ругаешься раз и навсегда. Такая ситуация и произошла. А о чем-то жалеть и рассказывать я не считаю нужным. Мы с ним в один день подписали контракт, провели вместе классное время. И сейчас вспоминать что-то негативное не собираюсь.

— После «Спартака» вас звал «Хоффенхайм», но вы сказали, что не хотите идти на уровень ниже. Вы считали, что немецкий клуб — это уровень ниже?

— Нет, было не так. В «Хоффенхайм» я, наоборот, хотел перейти. Даже летал туда. Просто там все сорвалось — они долго ждали и в итоге купили Райана Бабеля. Не срослось. А после этого у меня было предложение от «Ростова». И мои слова были как раз про то предложение. Мой брат близко дружит с Александром Шикуновым, который на тот момент был спортивным директором «Ростова». Мы долго были на связи. И вот туда я не согласился перейти.

— И решили закончить.

— Не мог себя пересилить. Плюс ключевую роль сыграла травма. Уходить в российский клуб уровнем ниже «Спартака» да еще и с травмой… Можно было себя загнать еще больше. Хотя ростовчане сделали очень достойное предложение в финансовом плане. Так что в чемпионате России я мог остаться спокойно. Но подумал: не мое.

— Леонид Трахтенберг называл вас самым богемным в «Спартаке». Сколько в этом правды?

— У нас с ним были мегапрекрасные отношения. Часто шутили. В самолете всегда вместе сидели-веселились. Мы с ним круто расстались, как друзья. Не знаю, что он имел ввиду, наверное, лучше у него спросить. Но он реально профи в своей работе.

— Я почему спросил про богемность. Вы открывали ресторан с Юдашкиным, вы дружите с Киркоровым. Такое ощущение, что вам нравится находиться в подобных компаниях.

— С Киркоровым мы познакомились как раз после Евро-2008. Мы, когда вернулись из Австрии, сразу поехали на шоу Малахова на Первый канал. И с Филиппом сидели за одним столом. Там и подружились. С тех пор общаемся, все детские дни рождения вместе справляем, на концерты ходим.

— То, что вы тренируете детей Филиппа — это прикол какой-то?

— Вы же знаете отношение к любому слову Филиппа. Он что-то сказал и сразу по всем СМИ разнеслось. Мы где-то стояли вместе, и он сказал: «Ваня будет тренировать Мартина (сын Киркорова, — Sport24)». И это разлетелось. Но никакой почвы под этим не было. Хотя все до сих пор думают, что я тренировал его ребенка.

— У него же сын вроде ходил в академию «Барселоны»?

— Не уверен, что он ходит туда до сих пор. Мне кажется, он больше творчеством занимается, чем футболом. Не помню какой-то тяги к спорту у него.

telegram

— В личном общении он обычный человек? Или звездность чувствуется?

— Смотря с кем.

— С вами.

— Совершенно обычный. Если надо помочь — без проблем. Билеты на его концерты, хоть в Кремле — без проблем. Никогда ни в чем не отказывал. Очень простой человек. Но понятно, что это не со всеми так. Один раз он показал — у него с утра было в районе тысячи непрочитанных сообщений в мессенджере. Из них 800 — просьбы об интервью.

— А каким был Юдашкин?

— С Валей Юдашкиным, царствие ему небесное, познакомился позже. Однажды приехал к нему в особняк, где у него «Дом моды», и говорю: Валя, крутая территория, давай здесь ресторан откроем. Есть же кафе Gucci, давай с твоим именем откроем. Он сразу согласился.

— То есть изначально это была ваша идея?

— Да — в итоге за полтора-два года все сделали. Было большое открытие. Но потом случилась пандемия, заведения закрывались. И не было понимания, когда все откроется. А там нужно было все содержать, людям платить зарплату. Плюс у Валентина были проблемы со здоровьем. Он тоже не мог часто приезжать, следить за всем. И мы решили взять паузу. А после пандемии уже ничего не делали. Но проект был интересным. И ему очень нравилось — он жил им. Мне кажется, этот проект продлил его жизнь на несколько лет. Он постоянно приезжал на стройку, планировал открытие. Ему была очень интересна вся эта суета, была у него искра. Даже после операций каждое утро приезжал, мы пили кофе, он спрашивал: «Ваня, что там, как стройка, а давай закупим такие ложки?» Реально жил этим проектом.

Ему было интересно все новое. Не просто очередную коллекцию показать или продать. Но и пригласить друзей в свой ресторан.

— Кто приезжал?

— Из правительства и шоубиза, кажется, все были. Александр Дюков у нас был в гостях.

— Футболом Юдашкин интересовался?

— Нет. Но он же очень много помогал спортсменам. Шил форму гимнасткам, фигуристкам. Все шли к Вале. Он никогда никому не отказывал. Он еще был в попечительском совете Стрелкового союза России.

Могу о нем сказать только самое хорошее. Он был творческим человеком. Всегда говорил, что творческие люди — повары, художники — это отдельная каста. Я бы туда еще вратарей отнес.

— Тоже творческие люди?

— Конечно! Вратари — отдельная профессия. Они к футболу имеют мало отношения.

— Обидно, наверное, вратарям будет подобное читать.

— Почему? Я же не говорю, что это плохо. Наоборот, полевой игрок не может постичь эту профессию. Ни в коем случае не принижаю вратарей. Я же не говорю, что они хуже.

— У меня просто логическая цепочка следующая: вратари — творческие люди — занимаются самодеятельностью в воротах.

— Вот почему я назвал еще повара и художника. Это люди, которые живут в своем мире. Повар творит, художник творит. И вратари творят! (смеется)

— Иногда так творят, что команде разгребать приходится!

— (смеется) Ну это уже кто на что учился. Если серьезно, практически во всех командах я ближе всего дружил именно с вратарями. Если профессионально разбирать, представьте, человек играет в воротах, допускает ошибку. И он не может пойти ее исправить. Я полевой игрок, могу выплеснуть энергию во время матча. Допустим, я забил в свои. Потом я побежал, попытался забить, забил — все, ко мне нет вопросов. А вратарь сделал ошибку, пропустил — он сразу крайний, он плохой. И из-за невозможности исправить он переваривает ее внутри себя. Чтобы быть хорошим вратарем, важна психология.

Например, почему Игорь Акинфеев сильный вратарь? Он психологически устойчив. Он допустил ошибку, проглатывает ее, идет дальше. А есть те, кто ошибается и уже не может вылезти. Так что вратари — отдельная профессия. Но ничего плохого я не имел ввиду. А то напишешь сейчас: «Саенко сказал, что вратари не от мира сего и у них что-то не то с головой»! (смеется)

***

— Ваше путешествие в Африку. Что это было и чем все закончилось? (Саенко инвестировал в холдинг, который должен был заниматься инфраструктурой в Кот-д'Ивуаре, — Sport24)

— Мы свернули бизнес. Да, потеряли деньги. Но инвестиции — это в первую очередь риск. И мы на этот риск пошли. До сих пор считаю, что это крутая тема. Просто возникли разногласия, и мы не дотянули ситуацию. А так проект классный, правильный. Но жизнь на этом не заканчивается. Да, больно. Но что поделать? Если споткнулся, нужно вставать и идти дальше.

telegram

— Писали, что вас там чуть ли не кинули.

— Нет, ничего подобного не было. Просто не смогли достроить завод, потому что не хватило инвестиций. В какой-то момент мы уже должны были поставлять продукт на Европу, но завод не был достроен, сроки поджимали, поэтому проект схлопнулся. Обидно, больно, жалко. Но я спокойно к этому отношусь. Потери были большими. Но сейчас нет смысла о них говорить. А то что кого-то кинули… кто на что горазд, тот то и придумывает.

— Я, конечно, сейчас задний ум включу, но зачем постоянно вкладываться в рисковые проекты — холдинг в Африке, нефтеперерабатывающий завод в Воронеже, — если можно просто вложиться в недвижимость, которая гарантировано будет приносить деньги?

— Значит, у меня такой характер. Всегда хотел чего-то крупного. Хотел рисковать и буду рисковать. Хотя жена против. Она такого же мнения, как и ты. Но мне это неинтересно. У меня есть старший товарищ, Василий Николаевич Титов, помощник Андрея Костина (президент — председатель правления банка ВТБ), возглавляет Общественный совет при ФСБ. И как-то за ужином он мне сказал: Ваня, любые инвестиции — это риск. Да, риски можно просчитать, свести к минимуму. Но ты от них не застрахован. Надо быть к этому готовым.

Можно прийти к любому богатому человеку и спросить, сколько он раз инвестировал и промахивался. Вложить в недвижку, как ты говоришь, им просто неинтересно. Недавно Игорь Рыбаков (предприниматель, один из богатейших людей России по версии Forbes, — Sport24) сказал: да я в Чехии 25 миллионов евро «похоронил». Если бы он после этого остановился, он бы не достиг результатов. У любого богатого человека есть промахи. И будут промахи.

Опускать руки я не собираюсь. А как иначе? У меня два сына растут. Только вперед.

— То есть если будет аналогичный проект в будущем — вложитесь?

— Сейчас у меня уже опыта больше. Но любой высокомаржинальный бизнес — это риск. Если хочешь сидеть на 3−7 процентах — вкладывайся в недвижку. Хотя один мой знакомый ушел в этот формат: купил 15−20 квартир. И у него ежемесячная цифра хорошая. Но чтобы их купить, нужен приличный бюджет. Но мне всю жизнь хотелось чего-то интересного.

— Когда в последний раз общались с Кержаковым?

— Не общался.

— После истории с нефтеперерабатывающим заводом в Воронеже испортились отношения?

— А их и не было. Мне с ним разговаривать не о чем. Тех, кто знает правду, немного. Так что к этой истории не хочу возвращаться. Боженька все видит, как говорится.

— Павлюченко в одном из интервью сказал: «Не так давно его видел. Он выглядел, как бомж». Сильно обидели его слова?

— Меня уже невозможно обидеть. Тут другая ситуация. Мы с ним пока не виделись, сегодня-завтра должны увидеться. Здесь дело не во мне. Мне все равно. Тем более у меня с Ромой всегда были хорошие отношения. И на отдыхе вместе были, и машину у него покупал, и дружили, и общались, и классно время проводили. Дело в том, что у меня ребенок сидит в интернете. И читает все это. Вот представь, я сейчас ему отвечу, скажу про него что-то плохое. И это моментально разлетится. А у него точно так же растут дети. И они зайдут в интернет, прочитают и спросят: папа, а почему Саенко про тебя так говорит? В силу этого я никогда не буду говорить плохо про своих коллег. Если есть что сказать, приди и скажи в лицо. Но не на ютубе, не в СМИ.

С Ромой мы поругаться нигде не могли. Мы с ним бизнесом вместе не занимались. Всегда был позитив. Может где-то он какую-то одностороннюю информацию услышал. Но зачем это выносить? Тем более все меня знают, все знают, как я жил, как я одевался. Ладно, проехали. Меня это не обижает. Меня интересует только мнение моих родных и близких.