Спартаковские исповеди. Валерий Карпин: «Когда я разрыдался, Черенков сказал: «Не плачь, Валера, ты нам еще поможешь»

– Не буду лукавить: мол, за «Спартак» стал болеть с первых лет жизни, – прямо, в своем стиле, начал Карпин. – Дети в этом смысле чаще всего идут по стопам родителей, а мой папа переживал за «Торпедо». В 7-8 лет я брал с него пример, но потом это ушло –  в подростковом возрасте уже не болел ни за кого. Все равно в эстонской Нарве, где мы жили, регулярно смотреть матчи той или иной команды было невозможно. Так что в основном наблюдал по телевидению за всеми советскими командами, участвовавшими в еврокубках. И детская мечта была – попасть в сборную СССР, а не в какой-то конкретный клуб. 

Рассказывали, что когда-то после финала турнира «Кожаный мяч» в Ереване великий спартаковец Сергей Сальников сказал, что из Карпина получится хороший футболист. Но лично мне он этого не говорил, так что подтвердить достоверность этой истории не могу. Зато точно знаю другое – до 21 года, пока не попал в «Спартак», в настоящий футбол я не играл. Не скажу, что время, допустим, у Валерия Овчинникова в таллинском «Спорте» или у Анатолия Полосина в воронежском «Факеле» прошло для меня даром. Но тому, что на поле надо не только бегать, но и думать, меня научил Олег Иванович Романцев. 100% моего понимания футбола – от него.

До перехода в «Спартак» о многих вещах понятия не имел, причем не только в атакующем, но и в оборонительном плане. Все знают, с каким удовольствием «Спартак» всегда играл в «стенку» – но именно у Романцева я научился и тому, как надо играть против той же «стенки». У того же Овчинникова упор делался совсем на другое. Мне тогда повезло – согласно положению о соревнованиях в каждой команде второй союзной лиги в обязательном порядке должен был играть футболист не старше 18 лет. А когда стал совершеннолетним, Валерий Викторович «отмазал» меня от службы в армии, и «воевал» я в том же самом «Спорте».

Не всегда, правда, на зеленых полях – однажды он для профилактики меня на месяц в воинскую часть сослал. Но и это было отдыхом на Гавайях по сравнению с тем, что происходило на предсезонных сборах. Каждый год во время предсезонки он торжественно объявлял: «А теперь поедем на две недели в Освенцим!» Под Освенцимом подразумевался Цахкадзор, высокогорная база олимпийской сборной СССР по легкой атлетике. И мы могли пробегать в тамошнем манеже по 60-70 трехсотметровых кругов. Ладно бы еще на воздухе – может, и полезно продышаться к сезону. Но по манежу?! Легкоатлеты нас спрашивали: «А вы, парни, из какого вида спорта будете?» – «Футбол». У них глаза на лоб лезли: ни разу с мячом они нас не видели. Мяч за эти две недели нам бросали пару раз, да и то после кросса и в снегу по колено. В первых двух-трех матчах сезона мы любого соперника затаптывали. Но потом команды, набиравшие форму не такими экстремальными методами, прибавляли, и мы привычно опускались вниз.

***

Где меня увидел Романцев – не знаю. Скорее всего, кто-то ему просто сказал, что играет в «Факеле» парень, вроде неплохой. Лично я общался с селекционером «Спартака» Валентином Покровским, который меня и пригласил. Причем условия, которые мне предложил «Спартак», были втрое (!) хуже, чем в «Факеле». В Воронеже зарплата была 180 рублей плюс хорошие премиальные. В «Спартаке» же предложили стандартную ставку инструктора по спорту (профессии «футболист» тогда же официально не было) – 60 рублей.

Но сомнений, стоит ли переходить, не испытывал никаких. В 21 год, если нормально к жизни относишься, деньги у тебя не могут быть на первом месте. Где престижнее играть – в «Факеле» или «Спартаке»? То-то и оно.

В Воронеже, кстати, играл вовсе не правого, а левого полузащитника. Весь правый фланг был оккупирован братьями Морозовыми, которые в 90-е годы играли заметную роль в камышинском «Текстильщике». Сам я был правшой, но покойный тренер Полосин – к которому, кстати, отношусь с большим уважением – отрядил меня налево. Справа тоже выходил, но редко.

У Романцева есть дар разглядеть в футболисте то, чего тот сам в себе не видит. Играл тот же Игорь Ледяхов в «Роторе» на позиции либеро – и кто, кроме Олега Ивановича, мог знать, что его настоящее место – «под нападающими»? У меня – та же история. Ни в какой спартаковский футбол я в «Факеле» не играл. Игровым интеллектом, техникой не отличался – школы-то не было. Действовал, повторяю, на левом краю. Почему Романцев увидел во мне перспективу и поставил справа? До сих пор удивляюсь.

Когда я был назначен главным тренером «Спартака», пригласить Олега Ивановича на роль тренера-консультанта было моей идеей. В какой момент она возникла? Как только – так сразу. Общаемся и после игр, и после тренировок: в неделю это происходит два-три раза. Какого-то жесткого графика, согласно которому Романцев должен приезжать в Тарасовку в определенные дни, конечно, нет. Но для того, чтобы извлекать пользу от общения с ним, это и не нужно.

Обсуждаем абсолютно все – и тренировочные упражнения, и способы донесения до игроков определенных вещей, и действия отдельных футболистов. Не думаю, что стоит конкретизировать, но в нашем общении закрытых тем нет. На сборы Романцев не ездит, однако в разработке их плана участие принимает. Если сравнивать мой тренировочный процесс с тем, что был у Олега Ивановича в годы моей игровой карьеры, то они совпадают процентов на 40. Многое почерпнул и в Испании.

Меня удивляло, что Романцев давно не работает самостоятельно. Но, как я понял, тут все идет от него самого. Он не горит таким желанием.

***

Матч в «Олимпийском» против ЦСКА в 90-м году – для меня колоссальное воспоминание. Ощущал себя как в полусне. Никаких предчувствий не было. Как не было и игр подобного уровня в моей карьере до того – во-первых, крытая арена, во-вторых, зрителей под завязку. С того момента, как Романцев сказал о том, что я выйду на замену, для меня все стало как в тумане. Мало кто об этом помнит, но до того, как отдать две голевые передачи, я в определенной степени «привез» гол в наши ворота. Вышел при счете 3:3, потерял мяч в центре поля, последовало пару передач – и вот мы уже проигрываем. Первая мысль: все, надо отсюда уезжать.

К счастью, времени раскисать не было, и я полностью включился в игру. Навесил один раз – защитник армейцев Фокин срезал мяч в свои ворота. Навесил второй – Родионов забил победный мяч. И вдруг трибуны стали скандировать: «Валера Карпин!» Борис Поздняков, помню, смеялся тогда в раздевалке: «Десять лет в «Спартаке» играю – ни разу своей фамилии с трибун не слышал. А тут вышел парень на 15 минут – и уже поют!» А вот сказал ли мне тогда что-то Романцев – хоть убей, не помню. Говорю же – все было как в тумане.

В следующем туре играли в Одессе с «Черноморцем». Проиграли 0:1 – и единственный гол в том матче из-под меня забили. И знаете, кто? Илюша Цымбаларь, с которым мы вскоре окажемся в одной команде! У меня был приступ отчаяния. Честно говоря, я даже расплакался после матча. И тут Федор Черенков, добрая душа, подошел и сказал: «Не плачь, Валера, знаю, что ты нам еще поможешь». Представляете, что для меня значили такие слова?

Черенков рассказал вам, что я недавно помог ему с покупкой квартиры? Не я лично, а клуб «Спартак». За это надо больше благодарить Леонида Арнольдовича (Федуна – Прим. И.Р.).

Матч с «Черноморцем» был не единственным случаем, когда я плакал в связи с футболом. Не считаю, что нужно стесняться мужских слез, если ты как игрок по-настоящему переживаешь происходящее. Плакал и после памятного матча 99-го года Россия – Украина, и после проигранного «Спартаком» в 93-м полуфинала Кубка кубков в Антверпене. Лучшего шанса выиграть еврокубок у нас не было никогда – ни до, ни после. И нельзя списывать всю вину на судью – хотя пенальти он дал трагикомический. Все-таки и сами мы тогда сыграли далеко не идеально.

До того в том еврокубковом цикле у нас были очень запоминающиеся матчи – и с «Ливерпулем», и с «Фейноордом» (и англичанам, и голландцам Карпин забил по два мяча, – Прим. И.Р.). У британцев тогда был звездный статус, там играли такие люди, как Гробеллаар, Макманаман. И победа 4:2 в Лужниках, когда мне удалось забить если ли не с центра поля, то с очень дальней дистанции, была одним из самых ярких событий в моей спартаковской карьере.

А домашней игре с «Фейеноордом» предшествовали интересные события. Играть изначально должны были в Лужниках. Приезжаем на стадион – и милиционеры при въезде на территорию сообщают нам, что игры не будет! В первый момент мы были в шоке. Все-таки, до конца не веря, добрались до арены, вышли на разминку, пощупали то, что называлось полем. Болото было то еще. Перенос был правильным – тем более что мы выиграли. Играли на «Торпедо».

У меня после катавасии с переносом поднялась температура. Когда вернулись из Лужников в Тарасовку, было 37,5, утром вроде все вошло в норму, а после матча приезжаю домой – бац, 38. Так что забивал два мяча, получается, с температурой. На тот матч приехал президент России Борис Ельцин, и в раздевалке после игры поздравлял нас, и мы фотографировались на память.

Жаль, проиграли потом в Антверпене – и это не было фотографией будущих победителей Кубка кубков...