Сердце пополам, или Как в «Спартаке» уживаются заплатки, резкость и патент

В девятой части нашего сериала мы знакомимся с Анатолием Крутиковым, будущим чемпионом Европы 1960 года, который придумает латераля, после чего переживёт триумф и трагедию.

Приходит время третьего тура чемпионата СССР 1960 года. После двух стартовых побед действующий чемпион «Динамо» проигрывает в Ростове. Одна из причин — отсутствие из-за повреждения левого защитника Бориса Кузнецова. Через тур он вернётся, но лишь для того, чтобы сломаться окончательно, и это будет удар не только для его клуба. Приближающийся к своему 32-летию динамовец — фигура колоритная: многое в советском футболе он умеет лучше всех. Например, набить на бутсы шипы (благодаря чему имеет заказы чуть ли не из каждой команды) или оформить мысль на русском устном (другим, в общем, и не пользуется). Но главное — он как никто умеет обороняться: по итогам 1959 года Кузнецова называют сильнейшим защитником СССР. И вот теперь он выбывает. А значит, ставит перед тренерами сборной вопрос.

Вообще-то под вторым номером на позиции левого защитника котируется армеец Дмитрий Багрич. На рубеже зимы и весны 1960-го сборная полтора месяца проводит в ГДР и Голландии, и дублёром Кузнецова выступает как раз он. Но что-то, видимо, тренеров не устраивает. А потому когда через месяц, в середине мая, национальная команда соберётся следующий раз, слева выйдет спартаковец Анатолий Крутиков. Советская сборная уничтожит (7:1) Польшу на глазах Эленио Эрреры, тренера Испании, соперника по четвертьфиналу Кубка Европы. И этот крутой перец, которому уже в следующем, 21 веке World Soccer найдёт место в первой пятёрке тренеров за всю историю мирового футбола, после матча будет громче всего восторгаться именно Крутиковым. Будет называть его самым большим открытием в составе сборной СССР и вообще игроком экстра-класса. И всё это прозвучит тем более весомо, что сам Эррера свои игровые годы провёл как раз там, на левом фланге обороны.

В июле 1960-го Крутиков безукоризненно отыграет во Франции оба решающих матча Кубка Европы — против Чехословакии и Югославии. В финале чуть даже не забьёт золотой гол, но его удар в середине второго тайма потащит вратарь. Белградская пресса назовёт его одним из самых острых советских футболистов. Хотя тот матч станет для него лишь четвёртым в составе сборной.

* * *

Анатоль, как на старорежимный манер зовут его братья Старостины, Николай и Андрей, подходит к своему 27-летию. Вроде бы пора расцвета, но футбольная страна по большому счёту с ним только знакомится. Сезон 1959 стал первым, когда он обратил на себя внимание. Случилось это в «Спартаке». А в армейских рядах, где состоял до того, он ничем не выделялся и даже был отправлен во Львов в дочернюю команду. Если бы не пожизненная дисквалификация в 1958-м Михаила Огонькова, из-за чего на красно-белом фланге зазияла брешь, так, возможно, и сгинул бы где-нибудь в армейских дублях.

Анатолий Крутиков / Фото: © РИА Новости / Юрий Сомов

У него вообще вся игровая судьба какая-то «заплаточная». В серьёзный футбол он попал после матча, на который пришёл просто поддержать друга. Но оказалось, что в составе не хватает игрока, он вышел — и стал лучшим. Так в его жизни возник «Химик» из московского района Дорогомилово, участник класса «Б». В 1953-м умер Сталин, и в 1954-м принялись с нуля собирать уничтоженную по воле генералиссимуса армейскую команду — так в жизни Крутикова возник ЦДСА. Кара Огонькова — возник «Спартак». Травма Кузнецова — сборная Союза.

Хотя, разумеется, вот так элементарно всё только на словах. На деле же каждому следующему уровню надо соответствовать, а это непросто. Но у него получается. Сам из бедных крестьян, он умеет ценить каждое зёрнышко шанса. И знает, какого пота требует урожай.

Голодное детство, к слову, объясняет некоторые свойства его натуры, на первый взгляд не очень симпатичные. Младший партнёр Валерий Рейнгольд десятилетия спустя расскажет, что чемпионом по завозу барахла из зарубежных поездок (для перепродажи: у футболистов СССР это самый ходовой бизнес) в «Спартаке» был именно Крутиков. А для полноты картины вынет из памяти ещё один сюжет.

1966 год, сентябрь, «Спартак» едет на блиц-турнир в Болонью. В первом матче побеждает в серии 11-метровых мадридский «Атлетико» (дважды тащит Маслаченко) и ждёт финала против хозяев. Накануне кто-то из наших слышит, что для победителей приготовлены медали из золота (турнир посвящён памяти Ренато Даль-Ара, очень уважаемого человека, который тридцать лет был президентом клуба, а два года назад скончался). Узнав о такой необычной награде, Рейнгольд просит на пару минут экземплярчик, чтобы показать Крутикову. Тот пробует аверс на зуб и убеждается: действительно золото. Увидев, как у старшего товарища загорелись глаза, Рейнгольд говорит Логофету: «Сегодня он своего зароет». А справа в атаке у «Болоньи» главная звезда, что-то типа Гарринчи. Но точно — ничего эта звезда сделать не может: «Спартак» побеждает 2:0.

Жадность? Скорее эхо нищего малолетства в большой семье. В союзе с домовитостью. Анатолий очень привязан к жене и двум дочкам, при первой возможности стремится домой, а потому почти не поддерживает застолья, так популярные в кругу футболистов. По этой причине, между прочим, отказывается от приглашения «Торпедо» — уж больно сильно там пьют.

1966. Первый домашний еврокубковый матч «Спартака» (против ОФК); справа налево: Маслаченко, Логофет, Дикарев, Корнеев, Крутиков, Петров, Бокатов, Амбарцумян, Сёмин, Янишевский, Хусаинов. / Фото: (c)РИА Новости / Дмитрий Донской

* * *

Чем дальше будут разворачиваться шестидесятые, тем выше станет подниматься игровой авторитет Крутикова. Тот же Рейнгольд, который придёт в «Спартак» в 1962-м, на финише скажет: я не был выдающимся футболистом, но у меня была выдающаяся команда. И среди тех, у кого можно учиться всю жизнь, фамилию Крутикова назовёт второй — сразу после Нетто.

Признание партнёров объяснимо: работать Анатолий научен не просто совестливо, но и вдохновенно. Настолько, что, по сути, становится первооткрывателем игровой специальности. По крайней мере, так считает Лев Яшин, который потом объяснит всё в своих воспоминаниях.

«Анатолий Крутиков — пожалуй, самый выносливый и быстрый из фланговых защитников за всю историю отечественного футбола. Это был новатор, заставивший пересмотреть устоявшийся взгляд на действия защитника. Не только у нас в стране, но, может быть, и во всём мире он был первым, кто начал практиковать — не как эпизод, а как систему, как метод — активное подключение в атаку, резкие, частые проходы по краю от ворот до ворот, вызывавшие бурю восторга на трибунах и настоящую панику в стане соперников. Далеко не все тренеры понимали Крутикова, бывало, пытались заставить его «стать на горло собственной песне», но он с завидным упорством продолжал отстаивать свои принципы».

Против «Торпедо» / Фото: © РИА Новости / Юрий Сомов

О том же самом в своей книге «Звёзды большого футбола» (переиздание 1969 года) скажет Николай Старостин.

«Ему принадлежит патент на активные подключения крайних защитников в переднюю линию нападения. Жаль, что эта тактическая новинка, очень скрашивавшая монотонное течение футбольных игр, была довольно холодно принята нашими тренерами и постепенно её всё реже и реже демонстрировали на поле. Причина проста: подключения крайних защитников вперёд обоюдоостры. Руководители предполагают, что, зарвавшись, такой агрессор может не успеть вернуться в защиту. Эта партизанщина, как тренеры-скептики называют всякий риск, стоила Крутикову места в сборной, где тактическое вольнодумие зачастую считается невыполнением игрового задания. Анатолий Крутиков в сборную так возвращён и не был, хотя его феерические подключения в атаки привлекали тысячи новых зрителей на стадионы».

Такая публичная оценка спартаковского патриарха прозвучит тем ценнее, что на уровне раздевалки их с Крутиковым отношения к тому моменту уже испортятся. Анатоль не очень склонен к дипломатии и не очень учтив с классиками. В армейской команде он составляет оппозицию великому Борису Аркадьеву, за что в 1958-м и отсылается во Львов, а в «Спартаке» высекает искры с самим Старостиным. Полагая, что это человек с двойным дном.

В детстве он был крепко увлечён боксом, который, кажется, насквозь пропитал его натуру. Капитан Игорь Нетто назовёт его характер смелым до дерзости. А писатель Юрий Трифонов, один из литературных исполинов эпохи, спартаковский болельщик, который ради подготовки очерка как-то даже придёт к Крутикову домой, его ключевой чертой увидит резкость. Этот защитник, встретив соперника, «резко обходит его финтом, резко врывается в штрафную и наносит резкий кинжальный удар. Он всё делает резко — ведь он такой резкий игрок!»

* * *

С той же самой резкостью в 1976-м Крутиков вернётся в «Спартак» тренером. И для начала сделает всё, чтобы убрать из команды Старостина. Совпав в этом желании с профсоюзами, казёнными опекунами красно-белых, которые до самых глубин уязвлены независимостью начальника команды, а потому мелочно рады возможности реванша.

1976. Спартаковец Гладилин в матче против Киева. / Фото: © РИА Новости / Соколов

Но только в этот раз бокс не сложится: в ноябре «Спартак» рухнет в нокаут. Вылетит из высшей лиги. Старостин оценит случившееся так.

«Более всего подводила А. Крутикова чрезмерная самоуверенность. Создавалось впечатление, что он решительно настроен произвести реорганизацию с помощью одного только топора. И началась, как обычно в таких случаях, чехарда с составом, что даётся легче всего, пошли рискованные замены и перестановки без необходимых осторожности и такта. Казалось, что старший тренер не желал никого слушать (вот он, диктат!), вознамерился одним махом преобразить, поднять «Спартак», сотворить что-то вроде чуда, благодаря чему показать себя сильной личностью, утвердиться в числе лучших тренеров страны. Во всём был привкус «культа». «Спартак» сделался как бы ставкой азартного, слепо верящего в удачу человека. И ставка эта была бита».

С этого момента Крутиков превратится в главного недруга красно-белого мира. Его станут проклинать с тем же пылом, с каким не так давно превозносили. А ведь его игра на самом деле возбуждала необычайно. Не просто же так Яшин говорит про «бурю восторга на трибунах», а Старостин уверен, что «его феерические подключения в атаки привлекали тысячи новых зрителей». Трифонов вообще выписывает эмоции стадиона отдельно. Когда левый защитник начинает свой рейд, «трибуны грохочут, грозный лавиноподобный шум нарастает», когда завершает — «на трибунах шквал, потрясение, восторг!». И вот теперь — анафема и скверна.

Целый год Крутиков не будет выходить из дома — не сможет смотреть людям в глаза. Не сможет сразу примирить в себе пришедшую трагедию с былым триумфом. Уже в следующем веке, когда всё остынет, жена, самый близкий ему человек, однажды скажет, что значительной частью его сердце принадлежит «Спартаку». Если так, то в 1976-м, должно быть, оно раскалывалось пополам.

А потом на склоне лет откровением огорошит сам Анатолий Фёдорович. Признается, что футбол он никогда и не любил. Ну, по-настоящему, как его партнёры по той золотой сборной 1960 года, для которых футбол был жизнью. А для него единственной истинной душевной страстью был бокс. Футбол же — просто работой, средством дохода. И признание это откроет такой внутренний разлом, рядом с которым даже перепады спартаковских высот покажутся мелочью. Вот уж действительно сердце пополам…

* * *

Но всё это случится позже, ещё нескоро. А пока сейчас, в апреле 1960-го, бессменный левый край Советского Союза Борис Кузнецов не выходит на матч «Динамо» в Ростове. И тренеры сборной впервые задумываются, а не придётся ли на Испанию искать ему замену…