Денис Романцов встретился с удивительным вратарем-путешественником, олимпийским чемпионом Сеула, чемпионом Союза в бесковском «Спартаке» и свидетелем всех трофейных завоеваний «Спартака» в начале века.
- Вы переносили интервью из-за того, что всю неделю кого-то куда-то заявляли. Так кого?
– Заявлял ребят в свою любительскую команду – тех, кто не попал в дубль московских команд, но есть шанс заиграть дальше. Не все же физически готовы сразу играть в премьер-лиге. Уже были такие инциденты – Володька Сочнов отслужил в армии, шахты рыл для ракет, потом вернулся и попал в московский «Спартак». Слава Сукристов служил три года в морфлоте, а потом попал в сборную и стал вице-чемпионом Европы-1988. Сейчас создали лигу для ребят до 21 года и мы там играем.
– А вы как в дубль «Спартака» попали?
– В девять лет я не прошел отбор в «Локомотив», но спортом все равно хотел заниматься. А жил я рядом с лесом в Метрогородке, так что пошел в лыжную секцию – туда меня взяли. Раньше сложно было отбор пройти, выбор школ был не такой, как сейчас. Один раз стал чемпионом Москвы среди лыжников. Занимались в Ростокинском проезде, рядом с манежем «Спартака». В футбольную школу «Спартака» меня приняли аж в четырнадцать лет. Два года я жил так – пробегал на лыжах 15 километров, а потом бежал в манеж и вставал в ворота. Оценки в школе были хорошие, так что родители и не догадывались, что я совмещаю лыжи с футболом.
Когда мне было 16, позвали на просмотр в дубль. Мой тренер Михаил Павлович Огоньков возмутился: «Прудников еще правил не знает, а вы его на просмотр зовете!» Но «Спартак» как раз вернулся в высшую лигу и нужно было собирать дубль. Из школы надо было взять девять человек и я попал в их число. Смешно получилось: когда у меня был выпускной в «Спартаке», меня позвали в «Локомотив», а тренером там был Владимир Вениаминович Родионов, который когда-то и не принял меня, девятилетнего в свою школу. Я отказался.
– А в молодежке «Спартака» с кем играли?
– В школе «Спартака» капитаном нашей команды был Сергей Дроздов – его потом взяли в хоккейный «Спартак». Вратарем. Потом он перешел в «Динамо». А я как будто за ним шел – только в футболе. В дубль меня взяли вместе с Черенковым. Николай Петрович Старостин говорил Бескову: «Кость, посмотри на мальчика. С мячом хорошо обращается. Все при нем». Бесков посмотрел на Черенкова в двусторонке: «Силенок нету у него». Функционально Федя был не готов – ум есть, а физики не хватало. Человек сто прошло через эти двусторонки. В общем, вычеркнул Бесков Черенкова. Старостин возразил: «Ну чего ты. Пусть получает свои 60 рублей – поможем семье. У него отца нет». Бесков: «Ладно». Федя тогда даже в 25 лучших не попадал в своем возрасте. Но ему дали возможность тренироваться со «Спартаком», он стал быстро расти. Парень-то умный. Заиграл.
- А вы сколько зарабатывали?
– До сих пор помню свой первый договор – назывался инструктором по спорту, не было же профессиональных спортсменов. 01.01.1978 – дата, когда меня взяли в «Спартак». Сначала получал 60 рублей, через три месяца игрокам дубля подняли ставку до 150 рублей – это больше, чем мой отец зарабатывал. Мама получала 60 рублей, работая в детском саду. А отец – сварщик, высотник. Работал в «Олимпийском» и на Останкинской башне. Когда ходил по жердочке и стелил балкон, просил меня: «Только не трогай». А я боялся, что он с балкона упадет.
– Правда, что популярность «Спартака» сильно выросла за год в первой лиге?
– «Спартак» всегда был с народом. Я, правда, особо не видел, как они играли в первой лиге, побывал только на одной домашней игре – с «Уралмашем». Я учился недалеко от стадиона «Локомотив», в спартаковской школе все были из этого района, мы с пацанами рано утром покупали билеты по рубль двадцать и продавали потом за три, но на «Уралмаш» продать не удалось и пришлось идти самому. Еще и подумать не мог, что через три месяца сам буду в этой команде.
– Какая обстановка была в «Спартаке» конца семидесятых?
– Ни у кого не было ни машин ни квартир. Все жили в Тарасовке. Я иногда даже не уезжал на выходной домой – было интересней остаться на базе. Из развлечений – три программы в телевизоре и рассказы старших. Бильярд был, но такой покошенный, что шарик прыгал. А так – зал, домино.
– Но у Бескова-то был «мерседес»?
– Был. У него одного. Мы уже чемпионами стали, а ни у кого в команде машины не было. Раньше ты не мог взять и купить, сначала нужно было карточку получить за заслуги, а потом уже ты покупал за свои деньги. А у Гаврилова отец инвалид, проблемы с ногами. У него был ручной «запорожец». И вот как-то Гаврилов приехал на этом запорожце в Тарасовку и перекрыл дорогу бесковскому «мерседесу». Бесков выходит на балкон – а там его мерс и инвалидка. «Чье это?» – кричит. А внизу бабушки сидели: «Это Юрка Гаврилов приехал». – «Гаврила, убери!». Юрка: «Так мне же надо на чем-то на тренировку ездить».
- Часто вам Бесков классиков перед играми читал?
– У Бескова всегда был талмуд. Открывал, читал и иногда забывал, что надо на игру ехать. У него всегда внимание фокусировалось на мне, так что, когда ребята давали мне понять, что скоро игра, я демонстративно смотрел на часы, Бесков отвелкался и говорил: «Ну ладно, поехали». Романцев, кстати, тоже много читает. Говорили, что он нелюдимый, а он в день по книжке прочитывает. У него большая библиотека. Все думали, что он выпивает, а он сидел и читал.
- Чем вас Бесков удивлял?
– Он очень тщательно отбирал людей – по уму. Говорил: «Даже медведей учат в хоккей играть. Так и вас научу футболу – главное, чтоб человек умный был». Самое страшное было – проиграем кому-нибудь, в Киеве, например, едем домой на поезде. Бесков вызывает к себе кого-то из молодых. Показывает ситуацию. Спрашивает: «Кому нужно пас отдать?». Если молодой ошибался, то слышал: «Завтра сдаешь вещи».
Когда меня только взяли, Дасаев сломался, и я играл первый тур в Тбилиси. Проиграли 0:1. Николай Петрович люто на меня посмотрел. А это ж первая игра – не пойму, кто куда бежит. Вскоре мне говорят: «Леш, поищи себе команду» – «Хорошо». Ухожу с базы. Встречает Саша Прохоров, который моим кумиром был: «Ты куда?» – спрашивает. – «Иду искать новую команду» – «Подожди». Прохоров пошел к Бескову и заступился за меня. Меня оставили, хотя «Спартак» уже взял на мое место какого-то мальчика из Грузии – того в итоге освободили. Потом уже Валера Городов приходил, Миша Бирюков, но все равно – я оставался, они уходили.
- «Спартак» тогда много гастролировал. Какая поездка запомнилась?
– В 1979 году прилетели в Нью-Йорк. Бесков любил зарядку делать. Только приземлились – сразу на разминку. А тротуары маленькие, узкие. Люди на работу идут, а мы по тротуарам несемся. Народ шарахается. Приехала полиция – посмотреть, что за мужики бегают в красных костюмах. Потом надо ехать на игру – а за нами автобус не приезжает. Поймали что-то вроде рафика, мусорные ведра оттуда вытащили и забились туда всей командой.
В Америке оказались зимой. Думали, в большой футбол будем играть, а нас на хоккейные коробки выпустили. Тогда у них только начинался индор-соккер. Мы в пас хорошо играли, так что все выигрывали. Я хотел здесь развить индор-соккер, но создатель «Дины» Козлов с испанцами опередили меня и раскрутили мини-футбол.
- Старостин с вами летал?
– А как же. Он в Сан-Диего даже знакомого встретил. Нам там подарили ковбойские шляпы, заходим в них в отель. Николаю Петровичу белую дали – шляпу шерифа. На ресепшне подходит к Старостину пожилой мужчина: «Николай Петрович, здравствуйте. вы меня не узнаете?» – «Нет-нет-нет». Нам же сказали, ни с кем не разговаривать. Старостин отходит, а мужичок с тросточкой за ним. Деваться некуда. Старостин присмотрелся к мужичку и спрашивает: «Не ты ли, Петруха, играл у меня в 34-м правого крайнего?». – «Я, Николай Петрович». У Старостина память сумасшедшая. Спрашивали у него: «Как вы «Евгения Онегина» выучили?» – «Берешь книгу – читаешь. Утром встаешь – еще раз читаешь. И так 60 лет». Он даже жен всех наших помнил по лицам и именам.
Еще с ним одна история была. Поднялись на крышу небоскреба в Нью-Йорке. Рядом были Сергей Башкиров, который позже с «Днепром» чемпионом стал, и Сергей Березин, который потом получил сотрясение мозга в манеже ЦСКА. Молодые были. Николай Петрович шел навстречу в расстегнутом плаще. Вдруг подул сильный ветер и Старостина начало сдувать. Плащ раскрылся и его как Бэтмена понесло к решетке. Мы его подхватили. «Чуть не улетел с крыши», – говорит.
А однажды Старостина, наоборот, в небо чуть не унесло.
– Как так?
– В немецком Падерборне перед началом матча устроили праздник. Посреди поля накачали воздушный шар. Спрашивают: «Кто хочет прокатиться? В Голландию можете улететь» А мы никуда не могли лететь – у нас виза только в Германию. Старостин в шутку: «Я полечу». Ему дали веревку, которая держала шар. Смотрим из раздевалки: шар взлетает, веревку надо отпускать, а Николай Петрович ее на руку намотал и стоит разговаривает с кем-то. Шар приподнимается, Старостин отрывается от земли и поднимается вверх. В итоге, конечно, отвертел веревку и грохнулся. Мы всю ситуацию наблюдали через окно. Старостин поднимается к нам по лестнице. Окидывает всех взглядом. А все сидят бутсы шнуруют, как будто ничего не заметили. Спрашивает: «Ну что, видели? Чуть, на**й, в Голландию не улетел». Все как попадали.
Всерьез ни Бесков, ни Старостин матом не ругались. Если одно слово проскочит – это что-то неимоверное. И нам тоже приходилось сдерживаться – Хидиятулин однажды выругался, так его на пять матчей дисквалифицировали и на комсомольское собрание вызвали. Вагиз объяснялся: «Да это я «блин» с ростовским акцентом сказал». Вообще Бесков со Старостиным друг друга уравновешивали. Бывает, Бесков подходит, ругает тебя, ты уже хочешь бутсы сорвать и бросить в кого-нибудь, а за Бесковым – Старостин: «Молодец, только жестче».
- Чем Америка поразила?
– В отеле нас селили друг над другом, чтобы удобнее было прослушивать. Еще мы там впервые фильмы ужасов увидели. Птица нападает на людей, глаза клюет – жуть. Я жил в номере с Виктором Самохиным. Витька посмотрит и засыпает, а я из-за разницы во времени лежу, смотрю. И вот идет этот фильм ужасов и вдруг дверь в номер – ч-ч-чик – и открывается. Кто там? Тишина. Витьку бужу. Дверь открылась, а мы же знаем, что закрывали ее. Витька берет ершик из туалета, надевает на него шапку и высовывает из-за двери – чтоб, если ударят, не по нам попали. Никого. Наутро полиция приехала. Оказывается, соседа обокрали. Перепутали номер и сначала к нам по ошибке забрались.
Только прилетели из Америки и на девять лет закрыли авиасообщение с США. А когда снова открыли и думали, кого послать, решили послать команду КГБ – я тогда как раз в «Динамо» был. И снова полетел в Америку.
– Почему перешли в «Динамо»?
– Дасаев поехал на чемпионат мира-82. Я заменял его и почувствовал, что могу играть регулярно. А приходило время армии. Но только не в ЦСКА. Там такая команда была, что люди не хотели туда идти. У меня был случай. Из Мексики со «Спартаком» прилетел. В девять утра приходят домой. У меня еще волосы длинные были. «Прудников? Вы арестованы. Можете взять зубную щетку». А я не пойму, в чем дело – я учусь на дневном отделении в Малаховке. Выхожу на улицу, сажают в черный воронок. Два солдата с одной стороны, два – с другой. Проезжаем на Сокольниках парикмахерскую «Чародейка». Меня туда заводят: «Ну чего, под Котовского?» Везут в военкомат. Две бумажки лежат – «просьба перевести на заочное отделение» и «хочу служить в войсках Советской Армии». Посадили меня подписывать и оставили одного. Я взял и убежал через окно. Позвонил Бескову. Он мне: «Три дня тебе нету. Спрячься». Залег у знакомых пацанов.
Проходит время. Я уже играю в московском «Динамо». Прихожу в воинскую часть расписаться в ведомости (мы же относились к внутренним войскам). Смотрю – а там тот офицер, который меня в военкомат привез. Фамилия Зозулин, кажется. Оказалось, его уволили за то, что меня упустил, и перевели в эту часть.
А с переходом в «Динамо» снова помог Саша Прохоров. Предложил меня им. А мне тогда ничего не надо было – только играть.
– С «Динамо» вы вскоре Кубок выиграли.
– В финале сошлись с садыринским «Зенитом». В начале второго тайма Борис Чухлов ударил меня коленом по голове, причем так, что я не помнил, что было до перерыва. Встаю – не понимаю, что я вообще здесь делаю. Отыграл второй тайм, дополнительное время. Выиграли 2:0. И уже в раздевалке тошнить начало.
В «Динамо» у меня еще серьезнее травма была. Порвал как-то связки в левой руке, и не мог поднять ее. Я даже не выходил на разминку, чтоб соперники не видели, что я играю одной рукой. Никто про это не знал. Тогда удачно совпало, что сборная жила в Новогорске через забор от «Динамо». В сборной был врач Мышалов и тренер Лобановский. А мы же конкуренты его киевского «Динамо». Я втихаря перелезал к Мышалову и он делал мне блокаду. В раздевалке перед игрой делали еще и заморозку, но она действовала только 30 минут. Заходишь в раздевалку после первого тайма, а тебе не могут сразу сделать заморозку, потому что опять не хватит. Приходится терпеть до конца перерыва.
– В «Динамо» много тренеров повидали?
– После Соловьева работал Севидов. Команда выбрала меня капитаном, а Севидов хотел видеть капитаном Газзаева. Потом со СКА знаменитая игра. Вели 3:0. Те четыре раза ударили, четыре гола. На следующий день Севидову вручили цветы – до свидания. Мы при Сан Саныче проходили каратэ – тогда бум был в стране. Полуконтактное каратэ, рубцевали друг друга на тренировках. В итоге так увлеклись каратэ, что в первом круге получили 40 желтых карточек. Каждый тур кто-то пропускает. А мы же за выживание боролись. Еще в Кутаиси тяжелый момент был – я Коле Толстых сотрясение сделал. При счете 0:0 я взял пенальти, мы бы вылетали, если б проиграли, а потом Толстых выпрыгнул на угловом, а я мяч чуть ли не вместе с его головой выбил. Матч он доиграл, но в Ереван его понесли на руках.
Пошла тренерская чехарда. Пришел Эдуард Васильевич Малофеев. Заявил: «Ты у меня играть не будешь». Думал, что я уйду, а я сказал: «Буду играть за дубль». В итоге он вернул меня в состав. В 1986 году, когда «Динамо» чуть не стало чемпионом, мы хорошо играли, потому что Малофеев постоянно уезжал в сборную. При нем приезжали на стадион уставшие, на тренировках он нас убивал. На второй тайм уже сил не оставалось. А когда Малофеев уезжал в сборную, его замещал Адамас Голодец, и с ним мы до последнего боролись за первое место.
Малофеев своеобразный. Я только мяч получу, он мне: «Скорее выбивай!» – «Зачем? Я могу точно рукой бросить» – «Нет! Быстрей в атаку!» А в атаке у нас один Газзаев играл. Другим он передачи не отдавал. Его однажды заменили после игры с «Араратом», так он на эмоциях ушел из команды. Потом против нас играл за «Динамо» Тбилиси. Газзаев признавался, что его нелюбимые игроки – Гена Морозов из «Спартака» и Сережа Силкин, с которым они сталкивались на двусторонке «Динамо». Газзаев крутил, финтил, но Силкин все равно отнимал. Газзаев жутко злился. И вот играем с Тбилиси. Силкин в основе – против Газзаева. Мы 2:0 выиграли. Я знал его манеру – если бежит по флангу, я чувствовал, что он никому не отдаст. Показал, что выдвигаюсь на прострел, а сам вернулся в ворота и отбил его удар. Он подбежал, схватил меня: «Ну пропусти же ты!» У меня фотография сохранилась – я время тяну, а Газзаев мне мячик ставит.
А вообще мы с Газзаевым родственники по женам.
- Антонин Паненка рассказывал, что исполнял свой знаменитый пенальти 35 раз и не забил только однажды – в матче с московским «Динамо» в полуфинале Кубка Кубков.
– Честно скажу, я его манеру не знал и до того случая не видел, как он бьет. Просто по-своему отразил. Он за «Рапид» играл, и у них было серьезное напряжение. Мы вели 1:0, а они никак не могли забить – не идет и все. Судил чех и, конечно, нас начали убивать. Антонин до сих пор вспоминает тот пенальти. Когда я работал тренером в чешских Топольчанах, оказались в одной компании с Паненкой и Сашей Бокием. Паненка рассказывает, как забивал, вспоминает, что не забил только один раз – вратарю «Динамо». Спрашиваю Антонина: «А я похож на того вратаря?» Паненка напрягся. Рядом Саша Бокий сидел: «Да это он и есть». Антонин рассмеялся.
– Жизнь на сеульской Олимпиаде чем памятна?
– Я участвовал на предолимпийском турнире из 16 сборных, так что знал всех наших соперников по Олимпиаде. В итоге Бышовец ко мне перед каждой игрой за консультацией обращался. Мы жили в номере с Сашей Бородюком. Бышовец перед игрой зайдет (заходил перед всеми, кроме финальной), расспросит все, что я знаю про нашего соперника, а потом на установке то же самое пересказывает. Мы с Бородюком переглядываемся – хохочем.
Мы жили отдельно от остальных олимпийцев, потому что постоянно играли в разных городах. Только перед финалом приехали в Олимпийскую деревню. А там – одни спят, другие готовятся, третьи обмывают медали. Бышовец посмотрел и отправил нас обратно на корабль. Жили в каютках на четырех человек. Два места для вещей, два – для людей. Тренировались там же – на корабле. Вешали сетку и рубцевались. А мы с Димкой Хариным дополнительно играли по бразильской системе. Один становится рядом со стеклом, а второй бьет. Нужно было обязательно ловить. Ни одного стекла не побили.
Чествование было там же. После полуфинала собрали деньги в рюкзак Валерке Сюткину и отправили его собирать банкет.
- До финала?
– Конечно. Впервые за столько лет вышли в финал. Тогда же играли все профессионалы. Потом уже стали играть до 23 лет. За Германию играли Клинсманн, Хесслер, Ридле, за Бразилию Карека, Ромарио, Бебето, Таффарел. Играем финал с Бразилией. Дополнительное время. Первые 15 минут отыграли. У всех истощение. Судья дает свисток на перерыв, а Гела Кеташвили не понял, подумал, что конец. «Ура!» Ему подзатыльник отвесили: «Куда? Еще 15 минут». В итоге выиграли золотые медали – впервые за 32 года. Прилетели домой, привели в Моссовет. Подарили по кружке с изображением Москвы и все.
- Правда, что 15-летие той победы отмечалось только благодаря вам?
– Да и 25-летие тоже. Когда играл в Южной Корее, купил на телевидении записи финала, подарил диски всем игрокам той сборной. Там запись без комментария и слышно, что говорят тренеры и игроки, а еще есть церемония награждения, которую по нашему телевидению не показали. А 15-летие мы тогда организовали с Юрой Давыдовым, основателем команды «Старко». Мы с ним подружились, когда я играл за «Торпедо». Юра занимался в школе «Торпедо», а в восьмидесятые играл в группе «Зодчие»: с Сюткиным и Лозой. Мы ходили к ним на концерты, они к нам на матчи. Они были с нами на корабле в Сеуле. Валера Сюткин на трубе перед финалом играл.
– Как вы потом в Югославии оказались?
– Бесков позвал меня назад в «Спартак» из «Торпедо». А когда Романцев возглавил команду, тех, кого позвал Бесков, отодвинули. Я сильно расстроился. Меня начали заставлять ездить за молодежную сборную, туда тогда разрешали брать двух опытных игроков – меня и Кеташвили. Уехал с ними на месяц в Индию. Только вернулся – направили в Голландию. А я хотел играть за «Спартак». Но Романцев меня отодвигал и наигрывал Стаса Черчесова. Говорю: «Не хочу больше в сборную ехать» – «Тебя дисквалифицируют». Я опять поехал в молодежку. Потом эта сборная выиграла молодежный чемпионат Европы. Там еще Миша Еремин был. У него были проблемы со зрением. Когда он недолгое время был в «Спартаке», я ему подсказывал: «Ты здоровый малый, не стой на линии, а то летаешь в сантиметре от штанги. Делай полшага вперед».
В итоге создали коммерческую команду «Спартак», которая ездила по всему Союзу и зарабатывала деньги. Причем зарабатывали больше, чем игроки основного состава. Смешно было, когда в ведомостях расписывались. У Сергея Родионова одна зарплата, а у Никишова, мальчишки из школы, которого брали в коммерческую команду для комплекта, больше. Правда, часть денег он отдавал, чтобы заплатить премиальные основе. Писарев в той команде был, Иванов, Мостовой, Бокий. Кто заболел, кто молодой – всех собирали в эту труппу гастролеров. На стадионах еще устраивали лотереи, разыгрывали автомобили. Народ и так ломил, а тут мы еще. Я был самый высокооплачиваемый игрок. Получал как игрок «Спартака», дубля и коммерческой команды. Интересно было – всю страну объездили. Привозили деньги в клуб, чтобы из них платили премиальные игрокам основного состава.
А потом приехала в Москву югославская команда с ткацкой фабрики. Попросили сыграть с болельщиками «Спартака». Мы с Сашей Бокием собрали болельщиков, мы многих из них знали. После игры югославы подходят: «У нас такие, как вы с Бокием, играют в высшей лиге». Они ж не знали, что мы профессиональные футболисты. «Не хотите в Югославии поиграть?» – «Давайте попробуем». Прислали приглашение мне и Бокию. Но у нас был хороший контакт с «Сигмой» Оломоуц. Когда-то «Спартак» им помогал. В итоге я поехал в югославский Мостар, а Саша – в Оломоуц.
Чтобы уехать в Югославию, я ходил за разрешением в судейский корпус, в ветеранский, к Колоскову, в КПСС. Интересовались: «А почему бесплатно?» Раньше же могли и за мешок бутс игрока за рубеж продать. Но меня Колосков за заслуги отпустил без компенсации. Пока дали разрешение, чемпионат Югославии подошел к концу. Успел сыграть один-два матча.
- И какой вам показалась Югославия в начале девяностых?
– Особых отличий от Советского Союза не было. За «Вележ» Мостар играли Мехо Кодро, который потом в «Барселоне» оказался, и Владимир Гудель («Сельта»). В Мостаре почти все ребята мусульмане. Тогда выборы были. Пришел на футбол – 2 тысячи, на следующий тур – 15. Спрашиваю: «Что такое?» – «Выборы президента». Выбрали Алию Изетбеговича. И меня тоже сразу переименовали – стали Алией называть. Потом меня продали в «Сараево», Там собрание. Два парня сидят на столе и ждут, когда все соберутся. Один – мусульманин, другой – православный. Мы заходим в раздевалку, а они поочередно на нас показывают: «Наш пришел... Наш пришел». И пересчитывают, кого сколько. Сидят, смеются. Тут я захожу, православный на меня показывает: «Наш». А мусульманин ему: «Как его зовут? Алия. Значит, наш». Такая шутка была.
Потом война началась. Стреляли по городу. Местные сказали: если война в Боснии начнется, это надолго. У нас же все семьи смешанные. Жена православная, муж – мусульманин. Жили все вместе – и Пасху праздновали вместе, и мусульманские праздники. Но опять Америка замутила и начался раскол. Стали биться между собой. Началось все с албанцев – те занимались наркотиками, оружием. Я застал, как им говорили: убьешь серба – сто марок. А потом убивали того, кто убивал серба. Пошла заваруха.
А через десять лет я поехал за Самиром Муратовичем для «Сатурна» – с техническим директором Александром Чернышовым. Приехали в Сараево на матч Кубка «Железничар» – «Сараево», хотели спрятаться, чтоб никто не узнал о нашем приезде. Агентов-то много. Заходим за билетами, проходим на трибуну, а человек, который билетам корешки отрывает, меня узнает. Начинается матч и по стадиону объявляют: «На матче присутствует Алексей Прудников!». Спрятались, называется. Ну, ничего, после игры договорились о покупке Муратовича с Йолдичем, спрятали их где-то в номере и едем в аэропорт.
Ночью проезжаем границу с Сербией. А если у тебя больше тысячи долларов, ты их должен задекларировать. Три часа ночи. Заходим в будку. Тишина, темно. будим толстого такого парнишку. «Чего там?» – спрашивает. «Да вот, деньги надо предъявить и записать». Встает, берет паспорт, видит имя и на меня смотрит: «Алия?» Саня Чернышов обалдел: «Что, и здесь тебя знают?» Спрашиваю у парня: «А ты-то меня откуда знаешь?» Отвечает: «Мой отец был спортивным журналистом. Ваш плакат у меня на стене висел. Мне 13 лет было».
- Расскажите, как вы Романцева в «Депортиво устраивали.
– После Югославии я должен был в Испанию поехать играть, но агент не очень хотел, чтоб я туда ехал. Говорил: «Давай лучше «Депортиво» русского тренера найдем – они тренера ищут. Кого предложишь?» Говорю: Садырин или Романцев. Олег Иваныч тогда как раз у «Реала» выиграл. Позвонил Иванычу, он тогда в Японии был со «Спартаком», все обговорили. Визы тогда долго делались – дней по 15. Провернули что-то невероятное – Романцев прилетел из Токио в Белград. Консул лежал в больнице, мы вырезали из газеты фотографию Романцева, увеличили, наклеили на визу, отвезли этому консулу. Тот чуть ли не при смерти лежит, но печать поставил. Моя жена купила Иванычу билет в Испанию. В итоге он прилетел из Японии в семь утра, а в девять утра полетел с визой в Испанию. Чудеса.
Романцев поразил президента «Депортиво» Лендойро. Обычно тренер прилетает – мне нужен ресторан, ужин, гостиница. А Иваныч: «Нет, мне ничего не нужно. Дайте только кассеты с вашими играми». Прилетели ночью в отель: Романцев сразу к видеомагнитофону. Смотрит победный, проигрышный и ничейный матчи. «Депортиво» тогда только в примеру вышел.
- То есть сам Романцев был заинтересован в этой работе?
– Да тогда никто не мог и подумать, что это возможно. Русский тренер в Испании. Провожая Романцева, Старостин прислал мне вырезку, сколько получают тренеры в Испании, и сказал нам с агентом: «Не прогадайте!». В общем, наступает утро. Знакомимся со вторым тренером, он: «Хочу работать с Романцевым». Познакомились с тренером по физподготовке. Договорились о финансовых условиях. Нужен переводчик, я сразу предлагаю – пусть Дасаев будет у вас и переводчиком, и тренером вратарей. Договорились, что с Романцевым в «Депортиво» придут Пятницкий и Кульков. Олег Иваныч подписал контракт и для получения разрешения на работу в Испании требовалась только одна справка. Справка из советской милиции, что Романцев не судим. На испанском языке!
Но это ладно. Романцев уехал, а я на три дня остался в Мадриде. Снял каморку, два на два метра за 20 долларов в сутки, а за телефон платил по 120. Сроки поджимали, президента «Депортиво» Лендойро душили болельщики – мол, где тренер. А президенты же в Испании выборные, поэтому он тряс меня. В итоге я связался с Москвой и понял, что Романцева не отпускает КПСС. Потом встретились с Лендойро, он признался: «Я до сих пор храню контракт Романцева».
- Дальше вы заехали в Чехию и Финляндию.
– В «Яро» играл с Еременко-старшим и Воробьевым. Лешка, сын Еременко, гонял хорошо уже тогда. А Ромка вообще с футболом не соприкасался. Бегал с моим сыном, носил нунчаки, как начнет ими крутить – сразу по лбу себе попадет. Постоянно с шишкой бегал. Тхэквондо для него было на первом месте. Никогда не думал, что он будет футболистом. А в «Топольчанах» я недолго помогал Саше Бокию, играющим тренером работал. Но там зарплату постоянно задерживали из-за того, что чехи со словаками делиться начали. Я ж, получается, три страны разделил. В Югославию приехал – распалась, в Чехословакию – распалась, Союз распался.
В общем, завершил карьеру. Когда здесь началась коммерция, я работал тренером в «Старко» и у нас с Юрой Давыдовым на «Соколе» был цех по производству вратарских перчаток и спортивной формы. Я закончил, четыре месяца занимался бизнесом. Вдруг позвонил Саша Гасов, массажист «Локомотива».
– У нас проблема – Овчинников и Биджиев травмировались, а Семин в сборной. Поможешь? Больше некому.
А я полгода мяча не видел. Звонит Юрий Павлович:
– Помоги.
– Ну ладно.
Приезжаю в Баковку. Мне:
– Леш, надо сыграть турнир четырех команд.
– Давайте. А с кем?
– Со «Спартаком».
– Нормально.
Я не тренировался полгода, половину игроков не знал. Утром зарядку сделали, вечером вышли играть со «Спартаком». Попросил на разминке: дайте хоть мячик попробовать. В итоге тактика была такая: я выбивал далеко вперед, а там был шустрый Олег Гарин. Выиграли 2:0 или 2:1. Говорю:
– Все, спасибо, до свидания.
– Как до свидания? – удивился Валера Филатов. – Завтра с «Торпедо» игра.
Выиграли и у них 2:0. Приезжаем в Баковку. В кассе премию дают только мне. Снова иду прощаться. Филатов заявляет:
– Леш, надо на сборы поехать.
– Куда?
– В Болгарию.
– Ну, поехали.
Приехали – а второго вратаря нет. Стал играть администратор команды Серега Гришин, который когда-то за дубль «Спартака» играл – я еще подростком на его матчи ходил. Прошел сборы: а у меня цех стоит, никто ж им не занимается. Филатов мне опять:
– Леш, надо на Кипр съездить.
Там уже Юрий Павлович был. После тренировки шли с Семиным играть в теннис. Играли как-то со «Спартой» – один чех волосатый против меня жестко сыграл, а я его схватил за косу и поднял – попугая из него сделал. Он на меня орет, а я ему по-чешски отвечаю. Я ж в «Топольчанах» выучил язык. Я когда-то Юру Перескокова отвозил в пражскую «Спарту» и знал руководителей клуба. Те меня увидели и подошли к этому чеху: «Извинись перед Прудниковым». Помирились.
Приезжаем в Москву. Юрий Павлович начинает:
– Леш, давай начнешь сезон, а потом перейдешь на тренерскую работу.
Услышал зарплату, говорю:
– Я не потяну – мне этих денег не хватит, чтобы кредит банку вернуть.
В итоге поехал в калининградскую «Балтику» – они мне согласились помочь с погашением кредита. Отыграл там круг, и Федор Сергеевич Новиков позвал поднимать «Колос». Новиков же нас с Дасаевым и воспитал в «Спартаке», когда Бескову там помогал. Работал с нами над техникой до потери сознания.
– В итоге вы играли почти до конца девяностых. Прижились в Южной Корее?
– Три с половиной года там провел. Иностранным вратарям стали сокращать игровое время. 70 процентов, потом 50, потом 30 – тогда я уже стал параллельно тренером работать. Вот Валера Сарычев получил корейское гражданство – он играл без ограничений. Тяжело было, что в миллионном городе – ни одного иностранца. Переводчика нет. Курьезы – каждый день. Приехали – а корейцы не знают чем нас кормить. Они едят в 12 и в 6. А у нас тренировка начиналась на сборе пол-шестого утра, по четыре часа в день. После обеда в два, еще на четыре часа занятие. Восемь часов в день тренировались. Принесли нам курицу с картошкой. Вечером опять эту курицу. Мы промолчали. На следующий – то же самое. Они не знают, чего мы хотим, а мы объяснить не можем. Нас трое было. Я, Виталий Парахневич и македонец. Я с македонцем говорил на сербском, Виталька обижался, потому что не понимал. Я говорил: «Ты ж украинский знаешь. Прислушайся». В итоге он тоже выучил.
Собак там, кстати, едят далеко не все. Национальным это блюдо стало во время войны. Люди жили в землянках и, чтобы не заболеть от голода, ели собак. Причем ели собак только определенной породы, а не любых. Мы нашей командой часто выбирались на природу. Горная река. Дети, жены купаются. Вижу: несут котел и кладут туда собаку. Спрашиваю сына:
– Собаку будешь?
– Да ну. Ты что?
– А доширак?
– Доширак буду.
А где кипяток брать для доширака? Я пошел к котлу, где собака готовилась, и, пока никто не видел, зачерпнул оттуда. Суп хороший получился. Ребенок говорит:
– Удобно – в пластиковой упаковке. Залил и готово. Вот бы у нас в России так же было.
– Конечно, удобно – собаку съел только что.
– Как собаку?!
- Неплохо. Чему еще там удивлялись?
– Бывает, в лифт зайдешь. У меня светлые волосы, светлые глаза. Дети смотрят на тебя и боятся, а мама их смеется. Они ж широких глаз не видели. Зато в день зарплаты всегда знаешь, что получишь зарплату. Только один раз было: позвонили из офиса и спросили – можно ли вам прислать зарплату на день раньше. Завтра же выходной.
– Как вы устраивали в Россию Элвера Рахимича?
– Гаджи Муслимович принял «Анжи» и я предложил ему Элвера. Гаджиев звонит через месяц: «Леш, слабенький физически. Не готов». Отвечаю ему: «Гаджи Муслимович, покормите его. У них война только закончилась». Теперь друзья из Боснии рассказывают: вся страна болеет за ЦСКА – из-за Рахимича. Потом Ранджеловича привез – «Торпедо» не подошел, а в «Анжи» взяли. Я боснийцев больше любил, потому что знал их менталитет. Спахича в «Торпедо» привез. Ризвича в «Торпедо-ЗИЛ». Единственное, что не получилось – «Спартак» не взял Петра Чеха.
– Из «Спарты»?
– Нет, он еще за «Хмел» Блшаны играл. У него тренер Саша Бокий был. «Локомотиву» его предлагал – тоже не стали брать.
– Его хотя бы на видео смотрели?
– Никто ничего не смотрел. Не нужен – и все.
– Еще вы привезли в «Ростов», игравший тогда в первом дивизионе, капитана сборной Северной Кореи Йонг Хонга. Как и почему это произошло?
– Хороший пацан. Опытный уже был. Агент, с которыми я познакомился в Южной Корее, серб, предложил его. Я тогда был тренером юношеской сборной у Сабитова, мне некогда было этим заниматься. Но удачно совпало, что «Ростов», как и наша сборная, был в Новогорске, привезли этого Хонга. Говорю Сашке Шикунову: парень умный, в первой лиге вам поможет, финансовые запросы небольшие, главное, чтоб в одной команде не было южнокорейца. В Северной Корее военные решают. Они все голодные, им нужны деньги. Агент был в хороших отношениях с ними, привез им наличные и решил вопрос.
Хонг прилетел в Москву с комитетчиком, который за ним присматривал. На обоих значки с Ким Чен Иром. Повезли их в гостиницу «Юность», где корейский ресторан. Видят – ресторан называется «Сеул». Они мне: «Не, мы туда не пойдем». Я захожу – там русская свадьба. Прошу отдельную комнату. Хонг с охранником значки сняли и согласились зайти.
Через какое-то время этот Хонг улетел домой. Рассказывали, что компартия запрещает ему возвращаться в Россию, а на самом деле «Ростов» ему просто деньги не платил. Тот решил – а чего я туда опять поеду.
- Тренером вратарей «Спартака» вы стали в интересный период.
– О-очень интересный. 2001 год. Ни одного вратаря не осталось. Филимонов в Киев уехал, Левицкий травмировался. В аренду из Боснии приехал Аднан Гушо. Назавтра игра со «Спартой». Васька Баранов подкатился и Гушо ломается. Романцев в сборной. Меня спрашивают: «Кто лучший из тех, что есть?». Отвечаю: «Лешка Зуев». – «Ой, а мы его не заявили на Лигу чемпионов». Остался Кабанов, мальчишка 18-летний. Был еще Ристович – хороший вратарь, но до уровня вратаря «Спартака» не дотягивал. В «Спартаке» должен быть вратарь типа Филимонова. Мужик, оголтелый, харизматичный. Болельщики-то любого съедят. Из нынешних Ребров больше всех подходит под этот образ. Сыграли со «Спартой», наши руководители впечатлились игрой Чеха, подходят ко мне: – «Ну давай, будем Чеха брать». – «Давайте. 10 миллионов» Буквально за полгода подорожал со 150 тысяч. Оказывается, какие-то немцы купили его трансфер, когда он играл в Блшанах, и передали права «Спарте».
Был период, когда нам группами привозили футболистов. В основном негров. Иногда приходилось нам, четырем тренерам, тренировать двоих. У команды выходной, а нам привозят двух новых африканцев и мы должны быть на тренировке – просматривать их. Стоим вчетвером и их двое. Не знали даже, какое упражнение им дать – по кругу, что ли, пустить. И вот стоим как-то – солнце светит, хорошо. Одного нового привезли, поворачиваемся – о, еще один. Выходит парень – бандана, рыжие волосы. Романцев подумал: «Опять какого-то бразильца привезли». Тот поравнялся с нами. Присмотрелись. А это Кебе перекрасился. Мы: «Ну, слава богу».
– А кто был инцииатором этих кастингов?
– Руководство. Не Романцев. Олег Иваныч продал «Лукойлу» все акции. Клуб же имел большие долги. А когда ты отдал акции, ты уже наемная рабочая сила. Тебе привезли игрока, а ты его должен ставить. Романцев привык работать только с русскими, а иностранцам приходилось заново объяснять – тактику, стеночки, все это.
- Кто самый забавный был из понаехавших?
– Эссьен Фло. Корявый парнишка. Желания много, но одна нога нерабочая. Никак не мог забить. Когда с метра не забивает, смеешься над ним, а он: «Да ничего, в следующий раз забью». По уровню не подходит, а убрать нельзя. Пытаешься научить, а он не воспринимает. Наболело у Романцева и поставил он на домашнюю игру с «Ливерпулем» только русскоязычных игроков. А что еще делать, когда тебе привозят игрока Огунсанью? Иваныч нам говорит: «Ребята, посмотрите на него». Смотрим, как он обрабатывает мяч, как бьет. Еще до начала тренировки говорим: «Иваныч, не подходит». – «Хотите – не хотите, а его уже купили». Парень-то не виноват, он подписал контракт, просто – не уровень «Спартака».
- А вы кого-то пробовали пристроить в «Спартак»?
– Я привез как-то боснийского защитника на просмотр. Романцеву понравился. Руководство говорит: «Нам такой дешевый не нужен». А босниец в бундеслигу поехал.
– Как человек Алексей Зуев какое впечатление произвел?
– Мужик. Видно, что у него потенциал выше, чем у остальных ребят. Уверенный в себе. Здоровье не дало ему дальше играть. Песни его мне понравились – есть хорошие кусочки. У него интересный тембр голоса. Про маму песня услышал на награждении «Стрелец». Я все время гонял Лешку за то, что он нарушал правила на третьем транспортном кольце. Мой троюродный брат работал в страховой компании рассказывал: у меня там футболист один, я уже устал. «Как фамилия?» – спрашиваю. – «Зуев». Лешка молодец – помог нам кубок выиграть. Последний спартаковский трофей.
- После которого Романцева и уволили.
– В раздевалке после игры мы уже знали, что уходим. Романцев даже не фотографировался. Отмечать особого настроения не было. Пришел увольняться из клуба. Червиченко мне: «А ты куда?» – «Меня Романцев пригласил – с ним и ухожу». Червиченко берет телефон, звонит Дасаеву. Ринат тоже отказался.
Комментарии: