ВОЙЦЕХ КОВАЛЕВСКИ: «Лицемеров буду уничтожать!»

Для российских любителей футбола Ковалевски стал почти таким же олицетворением Польши, как Барбара Брыльска и фильм «Четыре танкиста и собака». И было бы непростительно в преддверии матча нашей национальной команды с поляками обойти Войцеха стороной. Единственное – говорить о сборной чужой страны мне совсем не хотелось. Опальный вратарь интересовал куда больше, чем какие-нибудь Журавски с Борацом вместе взятые…

ПОЛЯК С КАВКАЗСКИМ ГОСТЕПРИИМСТВОМ

Только сейчас поймал себя на мысли, что за четыре года знакомства с голкипером «Спартака» ни разу не назвал его по фамилии даже за глаза. Войца, Войцех… Не знаю, в уважении ли здесь дело или в чем-то другом? Войцех – он какой-то весь монументальный. Основательный. И настолько самобытный, что фамилия, как знак отличия, ему, в общем-то, и не нужна.

При всех своих положительных качествах Войцех – натура сложная. По крайней мере, для русского человека. Все о чем вы договоритесь с ним вскользь, на будущее, полусерьезно, он будет помнить и со своей стороны моментально выполнит все обязательства.

Войцех вечно борется за свои права. За права других. За справедливость. И за пунктуальность. Для меня загадка, как он в любое время суток, выезжая из Тарасовки, умудряется точно рассчитать, во сколько он прибудет в Сокольники. Если он заверит вас, что завтра перезвонит, образно говоря, в 18.00, то не сомневайтесь – перезвонит. Если вы сделаете ему добро, то и спустя годы он этого не забудет. Не забудет он, и если вы его подведете.

Если он видит ложь, то тут же говорит об этом, не думая о последствиях. Он не боится поставить человека в неловкое положение и не боится оказаться в нем сам.

Другая его отличительная черта – кавказское гостеприимство. В ресторане польский легионер норовит заплатить за всех, кто сидит за его столом (из-за чего, к слову, у них с Хомичем, также наделенным гипертрофированным гостеприимством, бывают очень серьезные прения). Войцех никогда не попрощается просто так, он всегда спросит, не нужно ли вас подвести до дома.

…Мы давно не виделись. По телефону голос его звучал устало. Но как только открылась дверь красного джипа и оттуда, словно скала, вылез сияющий Войцех, я понял, что в ключевых своих качествах он не меняется. И затяжное общение это подтвердило. Разве что правдолюбец стал еще более агрессивным в стремлении отыскать истину.

ТЕПЕРЬ УЛЫБАЮСЬ, ДАЖЕ ВО ВРЕМЯ БЕГА

– Войцех, когда вы последний раз улыбались?

– Пару часов назад. На тренировке. Почти час улыбался. Даже когда круги вокруг поля наматывал, и то радостно на душе было.

– С чего это вдруг?

– Согласен, со стороны это кажется странным, особенно в моем-то положении. Но я уверен в своих силах, знаю свой потенциал и чувствую, что скоро произойдут перемены к лучшему. Да и потом, я уже слишком многое пережил, и сегодня вполне могу преподавать в институтах дисциплину под названием «как стать хозяином своего настроения».

– Вот с этого момента поподробней, пожалуйста.

– Я использую любую ситуацию в своей жизни для того, чтобы из нее вынести что-то полезное. Когда ты не играешь, и тебе прямым текстом говорят, что играть ты не будешь, ты встаешь перед выбором: как быть дальше. Этот выбор на тебя давит, он сопровождает тебя повсюду. Тренироваться в таком состоянии невозможно. В один прекрасный день я осознал: чтобы там ни происходило, на поле я должен отключаться от всего. Теперь выхожу на занятие и автоматически получаю наслаждение, в том числе и от выполнения тяжелых монотонных упражнений.

– Спортивные психологи уверяют, что когда лидер теряет место в основе, отношение партнеров к нему меняется.

– Не вижу оснований для спора. У меня теперь меньше аргументов для проявления своего лидерства. И требовать что-то от партнеров мне сложнее, нежели раньше. При этом я очень уютно чувствую себя в нашем коллективе. Я с уважением отношусь к людям и делаю все для того, чтобы меня тоже уважали.

– В России «уважение» – понятие слишком растяжимое.

– В данном случае, уважение – это профессиональное выполнение своих обязанностей и задач, которые ставит тренер. Если ты вкалываешь на тренировке на сто процентов, значит, ты уважаешь партнеров и зарабатываешь уважение к себе. Если выкладываться по максимуму тебе мешает косой дождь или яркое солнце – это сказывается на всей команде, расхлябанность в учении становится расхлябанностью в бою. Я от себя требую очень многого. И, пускай, я третий вратарь, закрывать глаза на то, что кто-то «сачкует», не стану. Другое дело, что сегодня в «Спартаке» таковых нет и быть не может.

– Но ведь так нагружая себя, не долго и сорваться…

– После тренировки всегда здорово влиться в другой мир. Жена, ребенок – это же такой поток положительных впечатлений! Поэтому самое сложное для меня сейчас то, что моя семья находится в Польше. У меня нет отдушины. Когда подступает кризис, мне нужно поменять обстановку. Подзарядиться. Я все бросаю и хоть на 24 часа уезжаю домой. Возвращаюсь другим человеком. Посвежевшим. Я знаю себя, знаю, что мне нужно. К своим 30 годам я немало испробовал и убедился, что самый оптимальный способ в борьбе с хандрой – это жена и сын. Они удерживают меня от падения в пропасть.

ЧЕРЧЕСОВ ДОКАЗЫВАЕТ МОЮ ПРАВОТУ

– Нередко бывает, что за полгода без большого спорта ваш брат футболист начинает сходить с ума.

– Я догадываюсь, что это такое. В мае, когда команда пребывала в яме, меня убивала атмосфера. Я хоть и не играл, из-за каждой неудачи страшно злился. Раздражало вообще все! Видеть бессилие, в том числе и у тренера, – это пытка. Когда пришел Черчесов, все резко поменялось. Установилась рабочая атмосфера. Для меня – это бальзам на раны. Бред, когда человеку давали установку – «тренируйся, как хочешь», а после игр – делали его крайним.

– Сейчас в «Спартаке» происходит то, за что вы бились еще год назад?

– Да. Нынешний «Спартак» – это тот «Спартак», о котором я мечтал и ради создания которого наживал себе влиятельных врагов. Я счастлив тем, что тренируюсь в такой команде. Но по-настоящему я был бы счастлив, если бы получил возможность здесь играть.

– Александр Мостовой как-то сказал: знать бы заранее, какой именно матч будет последним, я бы провел его иначе. Вы помните свой последний матч в составе красно-белых?

– Его не забыть. Суперкубок с ЦСКА. Мы играли настолько вяло, что мне было стыдно за всех нас. Поразительно, но мы даже не попытались найти причин того безволия. Мне дико, что мы длительное время не разбирали своих неудач. Я всегда думал, что человек должен анализировать свои ошибки и учиться на них. У нас этого не было. Получили очередную затрещину и пошли дальше, как будто так и было надо. После той игры для меня в «Спартаке» все закончилось. По крайней мере, в «Спартаке» периода Федотова.

– Вы же аналитик по натуре. Покидая поле по окончании встречи с ЦСКА, осознавали, что впредь осядете на скамейке запасных?

– Да. Подсознательно я к этому шел. Я видел и понимал, что конечный путь нашего следования – тупик. Вот и взрывал обстановку. В какой-то момент моя собственная судьба меня почти не волновала, все мысли были о «Спартаке». Я не умею молчать, я и не молчал. Считаю, что в итоге «Спартак» потерял полгода. И после матча с ЦСКА, я уже четко представлял, что дал повод окончательно меня задвинуть в запас.

– Вратарь – циничное амплуа. Если он не первый номер – его удел сидеть и ждать, когда ошибется конкурент. Вы же умудряетесь за конкурентов радоваться. Неужели это абсолютно искренне?

– Никогда никому не завидую. В «Легии», когда был запасным, я вел себя как полоумный фанат. Бегал вдоль бровки, чего-то кричал, подсказывал. Здесь переживаю не меньше, только держу себя в руках. Я умею ждать. И ждать с пользой. Да, бывает обидно. Думаешь, почему все это на меня свалилось? Я вроде бы ни в чем не виноват. Вот такие мысли самые предательские. Их нужно отгонять куда подальше, потому что они расхолаживают, заставляют тебя снять с себя ответственность. Проще всего отыскать оправдания своим неудачам. Но, чтобы себя не потерять, я настроился на то, что сам за себя отвечаю! И мне это нравится. Я верю, что в любой ситуации смогу остудить голову и найти выход.

– Голову вы остудили и выводы сделали. Можете сейчас резюмировать, в чем была ваша главная проблема?

– Как раз в том, что стал заниматься не своим делом. Я начал пытаться решать организационно-дисциплинарные вопросы, которые должны решать главный тренер. В какой-то степени, я помогал наставнику, просто в моей помощи, судя по всему, никто не нуждался. Сейчас понимаю: не должен я был во все это влезать!

– Но вы же жуткий, пожалуй, даже дотошный, правдоискатель. Вряд ли бы вы смогли скрыть свое недовольство.

– То-то и оно! Я знал, что прав. И Станислав Саламович своей работой доказывает мою правоту. Принципиальная разница в том, кто говорит жесткие вещи: главный тренер Черчесов или рядовой игрок Ковалевски. Все посчитали, что я много на себя взял. В итоге, я впустую распалил множество важных для меня, как для вратаря, эмоций и вызвал недовольство руководства. Все закономерно! Существует определенная субординация, определенные порядки, определенная система, и не учитывать это – нельзя.

МЫ С ФИЛИМОНОВЫМ ВСЕГДА ПОЙМЕМ ДРУГ ДРУГА

– Зимой, когда по отношению к вам велась своеобразная травля, казалось, что вы надломились психологически. Сейчас вы производите впечатление неуязвимого человека.

– Ситуация тогда на меня очень сильно давила. На сборах я сам стал инициатором разговора с Федотовым. Григорич мне сказал: я на тебя не рассчитываю. «Если Ковалевски вам не нужен, – ответил я, – тогда, скажите, когда будет принято окончательное решение о моем будущем». Однако получилось так, что со мной не расстались. Но это еще полбеды. Хуже то, что меня стали принижать! Устраивать пиар-кампанию для игрока, которым клуб интересуется, и лишать из-за этого комфортных условий подготовки другого футболиста – это…. Не хочу говорить резких слов…

Да, у меня были ошибки в прошлом году. И еще какие! Но это не значит, что я ни на что не годный вратарь. У меня было много ключевых игр, в которых я выручал команду, в том числе, я помог «Спартаку» попасть в групповой турнир Лиги чемпионов. В Польше журналисты считают, что 2006 год у меня получился удачнейшим. Я задал вопрос Федотову: объясните мне, почему, в «Спартаке» на меня вешают всех собак и говорят, что я провалил матч, а через три дня я еду в сборную и меня признают лучшим на поле?! Что я в «Спартаке» форму теряю, а по дороге в Польшу – набираю?!

Все просто: переживания в клубе и те негативные эмоции, которые они порождали, стали влиять на мою игру. Морально мне было сложно от всего этого отгородиться.

– Валерий Газзаев как-то заметил: игрок должен понимать, за что он бьется. Он бьется не только за свое имя, за высокие места и премиальные. Еще он бьется за тренера, за руководство, за всех сотрудников клуба. И если за кого-то и з них ему биться не хочется, то он уже никогда не покажет 100 процентов своих возможностей.

– Валерий Георгиевич абсолютно прав. Чаще всего люди бьются именно за тренера, за человека, который им доверяет. Я часто сам это ощущал, играя за конкретного человека, которого не мог подвести.

– Разделяю мнение, что вы являетесь одним из сильнейших вратарей чемпионата в игре на линии. Но вот дальние удары, судя по всему, – это ваш бич, независимо от того, кто сидит на тренерском мостике.

– Это невезение жуткое. Бывают такие моменты, когда и мастерство не спасает. Голы получаешь нелогичные. Абсурдные. Как мяч залетает – загадка! Соперник делает подачу, я как вратарь смотрю, кому адресован этот навес и автоматически иду на перехват, а мяч у подающего срезается и заваливается в дальний угол. «Бабочку запустил!» – кричит толпа. Тут же начинают вылезать изо всех щелей так называемые специалисты, которые «все знают, только не летают». Они все выиграли, везде были, все выпили, все съели. Единственное, они ни черта не понимают в нашем деле! Отсюда разговоры: у Ковалевски проблемы со зрением, вниманием, концентрацией, мастерством. Если ты никогда не стоял в воротах – как ты можешь быть специалистом в этом вопросе?!

– В прошлом году от «Торпедо» вы пропустили гол, очень похожий на тот, что Саша Филимонов пропустил от Украины в 1999-м. И здесь много параллелей напрашивается. Тот же стадион, те же ворота, концовка матча, спартаковский бритый вратарь с особой харизмой и тяжкие последствия для его карьеры…

– Филимонов – очень уверенный в себе кипер. Он здорово действовал на выходах и всегда ориентировался на свою команду. Теперь представьте: последние минуты решающего матча, сборную России зажали у своих ворот. Саша стоит и думает: дальний навес, нужно выйти на него, поймать мяч и дать ребятам передышку. Потом бы он выбил мяч в поле и вытащил бы для команды концовку. И он пошел в борьбу осуществлять свой план, но ветер закинул ему мяч за шиворот. Я его понимаю. Мы всегда друг друга поймем. Для меня шок – как так можно, не разбираясь, приговорить человека, поставить на нем крест. Все те люди, которые гнобили Филимонова, они не отдают отчет своим поступкам.

Как говорят в Италии: мать тупых всегда ходит беременна. И мать специалистов тоже постоянно беременная, она рожает без передышки. Куда не кинешь взгляд – одни спецы. Вот бы им побывать «в шкуре» Фила! Или в моей. Полагаю, заговорили бы по-другому.

МЕНЯ В ПОРОШОК НЕ СОТРЕШЬ!

– И все-таки вратарь – жутко не справедливое амплуа. Девять раз выручишь, а на десятый ошибешься, и тебя сотрут в порошок.

– Я так не считаю, потому что я сам этого хотел. Шел к этому, чтобы быть на таком опасном рубеже. И в порошок меня не сотрешь, хотя бы потому, что я сам все про себя знаю, а не ориентируюсь на мнение критиканов.

– Что самое сложное во вратарской профессии?

– Да ничего. Это игра! А игра – это удовольствие. Сложно, когда ты, сыграв безвольно, выходишь к болельщикам объяснить, почему ты отбывал на поле номер. Но у меня никогда такого не было.

– Поэтому вас и любят. По крайней мере, в 2005-м спартаковские поклонники признали Ковалевски лучшим игроком команды. За последнее время их отношение к вам не охладело?

– Признаться, я удивляюсь тому, что полгода минуло, как я вне авансцены, а они все еще меня помнят и поддерживают. По-прежнему есть достаточно большая группа людей, переживающих непосредственно за меня. Они даже сайт мне сделали в интернете. При этом я ни разу не слышал неуважительных слов и от «не своих болельщиков». Приятно!

– Уже настроились на то, что можете оказаться вне всего этого?

– «Спартак» – великий клуб и я дорожу своим пребыванием здесь. У меня ни на кого нет никаких обид. Более того, считаю, что руководство выбрало верный курс следования. Я признателен Черчесову за то, что он сейчас делает. И если мне представится шанс еще раз встать в ворота красно-белых, я буду за этот шанс цепляться руками, ногами и зубами. Тем не менее, у меня есть свои амбиции, годы идут, и вечно ждать этого шанса я не могу. Как бы я старательно ни отыскивал для себя стимулы, как бы ни вкалывал на тренировках – все это самообман. Не играя, я никогда никому ничего не докажу. Потому что это всего-навсего тренировки.

– Полгода без практики – это страшно?

– Для меня – нет. Я в хороших кондициях, как минимум не хуже тех, что были в 2005 году. Но опять-таки, это лишь слова, которые нуждаются в подтверждении делом.

– Что-то в повседневной жизни вас на данном этапе захватывает?

– Совместно с компанией «Red Squarre Grupp» разрабатываю ряд проектов, нацеленных на благотворительность. Мы привлекаем других спортсменов и звезд эстрады для того, чтобы облегчить жизнь тех людей, которые в этом нуждаются. У меня большой опыт в этом деле, ведь начиная с 1999 года, я являюсь одним из организаторов благотворительных турниров в своем родном городе. Наше обществе в Польше называется «Спартакус» и мы очень активно развиваем спорт в стране.

ИЗУЧАЮ ПСИХОЛОГИЮ БОЛЕЛЬЩИКОВ

– У вас, насколько мне известно, огромные планы в Москве. После окончания карьеры останетесь у нас?

– Этого я не знаю. Уверен только в том, что буду поддерживать тесные контакты с Россией, которая давно покорила мое сердце. Возможно, буду жить на две страны.

С первого дня пребывания в Москве я увидел в этом городе огромный потенциал. Рассчитываю еще лет пять поиграть в футбол и многого добиться, но уже думаю о будущем и стараюсь готовить себя к другой жизни. Я не упускаю представляющиеся возможности, завожу знакомства, поддерживаю отношения с интересными людьми. Я собираю опыт и полезную информацию, которая в огромных количествах кружит вокруг. Человеку, вынашивающему идею какого-то проекта, просто нужно эту информацию уловить и слепить из разных ее сегментов единое целое. Жаль, что на футбольном поле все не так просто.

– Поэтому вы редко наведываетесь на стадион?

– Матчи «Спартака» чаще смотрю по телевизору, но на поединки, подобных тому, что был с «Селтиком», конечно же, хожу. Правда, на стадионе я больше смотрю не на команду, а на то, как люди болеют. Мне это было всегда любопытно. Хочется понять психологию людей, ради которых я играл четыре года и надеюсь, еще сыграю.

– Ну и как вам спартаковские болельщики?

– (смеется) В VIP-ложе много всяких разных специалистов. Они повсюду, но меня куда больше захватывают те сектора, где сидит торсида. Как же классно они болеют! Сейчас я пытаюсь понять, каким образом они создают эту мощнейшую энергетику, которую я всегда улавливал, находясь на поле.

– Может разочек сходить в фанатский сектор и все это прочувствовать изнутри?

– Не надо болельщиков отвлекать от футбола, от этого своеобразного допинга. Я люблю наших фанатов, всегда с ними общался, общаюсь и буду общаться. Но пусть это общение проходит не во время матча.

– У вас много поклонниц. Очень много! Причем из разных социальных слоев. Жена ваша в Польше. Она вас не ревнует?

– Ну вот! Теперь нельзя будет ей показывать это интервью! (смеется) Супруга ревнует только тогда, когда мы долго не видимся. Это жутко тяжело – жить на телефонной трубке. За мою профессиональную деятельность моя семья платит большую цену, но это та цена, которую мы долж ны заплатить. Мы с женой оба отдавали себе отчет в том, на что идем. Надеюсь, скоро мы сможем постоянно быть вместе, и все сложности отпадут сами собой.

ОТ СВОИХ ПРИНЦИПОВ НЕ ОТКАЗЫВАЮСЬ

– Сколько проговариваете за месяц с Польшей?

– Понятия не имею. Я ведь еще звоню своим родственникам и друзьям, которые разбросаны по всему миру. Общение с близкими – это не та сфера, где нужно считать деньги. Живя в своем маленьком городке, я никак не ожидал, что наступит время, когда я буду «жить» во всем мире. Через футбол я познакомился с большими людьми разных профессий. Мне интересно это общение, я стремлюсь учиться хорошему и постигать новое. И я благодарен футболу за то, что он дает мне возможность расти духовно.

– Есть что-то «новое», о чем вы мечтаете? Прыгнуть с парашютом, освоить гитару, посмотреть на Ниагарский водопад…

– Все мои мечты связаны с семьей и футболом. Нынешней весной был период, когда я был на грани срыва. Тогда я представил себя дома, ощутил его тепло, его тишину и тут же рванул в Польшу, осуществлять эту мечту. Примчался к себе в деревню, сел на квадроцикл и поехал в лес. Потом оставил технику и пошел пешком. Забрел в какое-то незнакомое место, сел под дерево и слушал тишину. Сколько сидел – не знаю. После этого ничего не страшно. Чемодан, аэропорт, что угодно. Внутренний рычажок переключил и – полный порядок!

– Когда приезжаете в Сувалки, вспоминаете свое детство: как росли, как дружили, как влюблялись?

– Рад бы, да не успеваю. Я в Москве быстро живу. Москва вообще быстрый город. Но в Польше темп жизни увеличивается в десять раз. За день-два я там должен сделать то, что накопилось за один-два месяца. В прошлое я погружаюсь как раз в России. Этим летом часто езжу в Подмосковье, в пансионат к своему хорошему приятелю. Там, оставаясь в одиночестве, я обожаю смотреть на воду и прокручивать этапы своего пути. Кем я был и кем стал? Сохранил ли я себя настоящего или превратился в совсем другого человека?

– И что же, вы себе сегодняшний нравитесь больше, чем вчерашний?

– Люди, которые были рядом со мной десять-пятнадцать лет назад никуда от меня не делись. Это о многом говорит. Да, с кем-то отношения несколько остыли, но это вовсе не означает, что я стал хуже. Другие ведь тоже меняются. И потом, у меня всегда были свои принципы. И если кого-то они не устраивают, ради Бога. Я оставляю за собой право от своих принципов не отказываться.

– Какое качество вы со своей принципиальностью человеку не простите?

– Лицемерие. Я ненавижу лицемеров! Не-на-ви-жу! Всех лицемеров, которые попадают в мое расширенное окружение, я буду уничтожать. Точнее вычеркивать из своей жизни. Лицемерие – это подлость. Я всегда говорю людям откровенно то, что думаю. И требую такого же отношения к себе.

– В футбольной России у вас есть настоящие друзья или в нашем с вами возрасте друзей уже не заводят?

– Да, друзья они все оттуда, из детства. В профессиональной среде есть люди, которыми я дорожу. Мне с ними по пути, но бросаться громким словом «друг» я не стану.

Многочисленные же приятели проверяются временем и ситуацией. И то, что со мной приключилось – это была серьезная проверка. Эдакое чистилище. Вообще это здорово – в один момент разобраться во всех, кто вокруг тебя. Такую легкость обретаешь. Когда ты там, наверху, все набиваются к тебе в компанию. Но когда ты падаешь, некоторые «друзья» отворачиваются и бегут лебезить перед теми, кто забрался наверх. Таких приятелей терять не жалко. Пусть бегут. Главное, те, в кого я верил по-настоящему, по-прежнему со мной.

– В нынешнем «Спартаке» кого вам не хватает? Кого бы вернули назад?

– Диму Аленичева, Диму Парфенова, Юру Ковтуна. Они настоящие! С ними было настолько легко, надежно, что этого никогда не забыть. Это люди особой категории. С ними можно было идти в разведку, выходить в ослабленном составе и «рубить» всех подряд. Слежу за каждым из них. Алень сейчас сенатор. Удачи ему! Юра возглавил ФК МВД. Молодец! Надеюсь, что и у Парфеши все образуется. Думаю, что и через десятилетия мы будем говорить с этими ребятами на одном языке. И время никого из нас не испортит.

– То есть, вы можете поручиться за то, что лично вас никакие обстоятельства не сломят?

- Да, ручаюсь. Я уже в том возрасте, когда принято отвечать за свои слова. Впрочем, я за них всегда отвечал…