Ребров: дрался в красно-белом шарфе с фанами ЦСКА

Начало. Ребров: шесть лет назад закончил было с футболом

ШКОЛА ПОДШИПНИКОВОГО ЗАВОДА

— Вратарём сразу решили стать? – спрашиваю Реброва.
— Обычно в ворота ставят самого большого и корявого. Это про меня. Правда, вначале я был хоть и не маленьким, но для вратаря не слишком высоким. И отец поил меня с утра яично-молочным коктейлем, о котором где-то вычитал, а потом я шёл на турник, который повесил дома. Так он года два вытягивал меня, как мне тогда казалось — мучил. А теперь думаю, что это сыграло свою роль (рост Реброва – 193 см. — Прим. "Чемпионат.com").

— Футбольным премудростям вы учились в школе ГПЗ. Как это расшифровывается?
— Государственный подшипниковый завод N 1. Футбольная школа была при заводе, на Пролетарке. Хотя жил в Строгино – родители там до сих пор. Вначале пошёл в школу "Красный Октябрь" неподалёку, в Тушино. Через полгода играли с этим ГПЗ – и они меня пригласили. Учитывая, что метро в Строгино тогда не было, часа по полтора туда ездил, убегая с последнего урока. И все детские и юношеские годы там провёл.

— Из подобных школ мало кто выбивается в серьёзные футболисты.
— Тут большая заслуга отца Динияра Билялетдинова, Рината Саяровича. Он до "Локомотива" в школе ГПЗ и работал. Сыновей же у него двое – помимо Динияра, который 85-го года, ещё Марат, 84-го, мой ровесник. Но Динияр тоже играл за нас. Отец, у которого были предложения поработать тренером во второй лиге, свою карьеру на тот момент "зарубил" — чтобы дети были рядом.

Он не ограничивался одними тренировками. В выпускной год Ринат Саярович говорил: "Ребята, главное вам сейчас – поступить в институты. Потому что из вас два-три человека могут куда-то выбиться, остальные с футболом закончат". Он нас отпускал с тренировок, чтобы мы ходили на подготовительные курсы.

Они общались с моим отцом, он подсказывал ему, как лучше действовать. В общем, звёзды сошлись, что мне такой тренер в ДЮСШ достался. Наш футбольный отец. Иногда видимся, дачи у нас недалеко. И с Динияром оба знаем, что мы люди, которые могут друг на друга рассчитывать. Не то чтобы постоянно общались: у него своя компания, у меня своя. Но если что-то очень нужно, позвонить можем в любое время дня и ночи.

— Вратарь должен обладать очень устойчивой нервной системой. У вас она всегда была такой?
— Родители рассказывают, что спорт меня исправил. Потому что в детстве я был нытиком, когда в школе ставили двойки — плакал. Но когда стал заниматься спортом, научился своё время распределять – и психологическая устойчивость появилась. К этому надо прийти. Мне кажется, только у Акинфеева железная психология с раннего возраста. Другим же, в том числе мне, надо сделать свои ошибки, перенести неудачи, чтобы психология устоялась.

А дома… Года три назад мог кричать, с женой ругаться. Сейчас же, чтобы меня вывести из себя, нужно сделать что-то невероятное. Жена говорит, что это в принципе невозможно. Почему? Работа – она ведь переносится на дом. Ты учишься себя контролировать. Сам этого не осознаёшь, а потом понимаешь: раньше в какой-нибудь момент на дороге или в ресторане вспыхнул бы, как спичка, теперь же сидишь спокойно и не реагируешь.


— Клеймёнов ещё по дублю "Динамо" говорил, что грубость от вас услышать было невозможно. Не говоря уже о том, что сейчас.
— Кто-то говорит, что я слишком мягкий. Но не считаю, что если на поле вратарь кричит, то он должен это делать и в жизни. Меня не так воспитывали. Не стараюсь быть добрым для кого-то – я таков сам по себе. Не люблю конфликты, разговоры на повышенных тонах. Впрочем, когда встаю в ворота, меняюсь. На поле никого жалеть не буду. Хотя и специально бить – тоже.

— Слово "паника" вам как вратарю знакомо?
— Не могу вспомнить, чтобы когда-то хватался за голову: "Что же делать?!" Да и отец всегда учил. Смотришь какой-то футбол, вратарь пропускает нелепый мяч, валится на землю, плачет. И объяснял: "Это некрасиво". Потом можешь прийти домой – и рыдай себе в подушку сколько хочешь. А тут на тебя, в зависимости от уровня, смотрят деревня, город, целая страна. И ты не можешь себя так вести.

Пример для подражания – Чех. Ошибся на выходе в матче с Турцией на Евро-2008, мяч выронил. Они проиграли. Через пять минут его показали – он снял свой шлем, со спокойным лицом даёт интервью. Понятно, что у него на душе – кошмар. Но люди смотрят на него и понимают, что психологически он – сильный. Хотя вполне допускаю, что в раздевалке или дома он потом и рыдал.

— Вы говорили, что вашим любимым вратарём был Александр Филимонов. 9 октября 1999 года он им быть не перестал?
— Нет. Наоборот, я ему сочувствовал. Может, на прежний уровень он больше и не вышел – но продолжал играть, ещё два раза чемпионом России стал. Показал себя как мужчина. Что тяжело, когда на тебя вся страна пальцем показывает – в какой магазин ты бы ни зашёл.

— Глядя на то, как его все закапывают заживо, не задумывались о риске, которая несёт в себе ваша футбольная специализация?
— Да я это сразу понял. Ещё когда в детстве стоишь в воротах с мужиками, пропускаешь что-то лёгкое – и хватаешь пендаль от старшего. Тут сразу всё поймёшь. Но никогда такого не было, чтобы я боялся ответственности. Даже не задумывался об этом нисколечки. Такая позиция.

— Штанги тогда уже целовать начали?
— Со временем пришло. Даже не знаю, откуда взялось – спонтанно вышло.

"СТАДИОН ВЫБРАЛИ В ПРАВИЛЬНОМ, СПАРТАКОВСКОМ МЕСТЕ!"

— Когда и почему за "Спартак" болеть начали?
— На тот матч с "Русенборгом" в 95-м пошёл за компанию. Как и в футбольную школу, кстати – у меня всегда так происходило. Многие ребята ходили в спартаковских шарфах: север Москвы, в том числе Строгино, – он традиционно за "Спартак".

— То есть в правильном месте стадион выбрали?
— Да, абсолютно. Мне друзья рассказывают, что в окрестных школах клуб начинает работать. И мне это вдвойне приятно, потому что это мой район, и я знаю, что он – спартаковский. С цеэсковцами пару раз дрались компанией на компанию. Так с 95-го у меня и пошло. Да и первое впечатление – крупная победа в Лиге чемпионов – не могло не сказаться.

Впрочем, всё это было до того времени, пока не попал в дубль "Динамо". Тут уже начал воспринимать футбол как работу, хотя какие-то подколки со стороны ребят были. На матчи "Спартака" лет в 17 ходить перестал, поскольку с профессиональной точки зрения интереснее было рассматривать всё в деталях, чего на стадионе не увидишь.

— А как вы после школы ГПЗ попали в дубль "Динамо"? Билялетдинов-старший поспособствовал?
— Нет, там своя история. Мои родители родом из деревни Гагаринского района Смоленской области. Сосед у нас – фээсбэшник. Они с отцом общались-общались, и вдруг он сказал: "Слушай, а я играю в футбол по выходным с Владимиром Басалаевым (бывшим защитником, а с 2001 года – членом совета директоров "Динамо". — Прим. "Чемпионат.com"). Давай на просмотр его устрою!"

Сначала мялся, сомневался: какое "Динамо"? Но решил, что терять нечего – надо попробовать. Два дня пробыл, потом меня к Николаю Гонтарю отвезли. Он меня погонял – и Виктор Прокопенко, царствие небесное, взял на сбор первой команды в Одессу. Так и оставили. Как же на Прокопенко приятно смотреть было! Статный, всегда хорошо одетый, юмор потрясающий…

— Потом, уже из "Сатурна", вам приходилось уходить и в курский "Авангард", и в "Сатурн-2". Не думали – зачем всё это?
— В Курск поехал в 2007 году, как раз после всех этих операций. Восстановился – но в "Сатурне" были Кински, Ботвиньев, а Гаджиев ещё и Макарова взял. Честно сказали: тебе здесь делать нечего, поезжай в аренду. Хорошее время было – играл. Пусть команда и вылетела из первого дивизиона. Плюс – с Горлуковичем познакомился. Своеобразная манера общения – но я люблю таких открытых людей. В лицо мог высказать много, но, главное, за спиной не "грязнил". Настоящий мужик.

А в "Сатурн-2" пошёл, как раз когда Жиганов с Пильгуем уговорили возобновить карьеру. Давай, говорят, попробуешь – получится, останешься в футболе, нет – найдём должность в клубе. Полгода там отыграл, потом Клеймёнов позвонил: "В Томске нужен вратарь. Поедешь?" Его уважают в профессиональной среде, звонят, просят найти. Как не поехать – из второй-то лиги? Пусть и на вторых-третьих ролях, зато с возможностью вернуться в большой футбол.

— В 2010 году у вас был ещё один непростой эпизод. Кински получил травму, вы вышли на игру с "Зенитом" — и красную карточку схлопотали.
— После травмы это был ещё один момент, когда было больно. Вроде чувствовал, что уже готов заменять Кински. Выхожу с "Зенитом", хорошо начинаю в моменте-другом, и вдруг – удаляют. Люди поддерживали, но было какое-то внутреннее ощущение: "Ну вот опять..." Опять какая-то неприятность с тобой получается.

На замену вместо полевого игрока тогда вышел Виталик Чилюшкин, отыграл здорово – и на какое-то время играть стал он. Естественно, было тяжело, но сейчас понимаю, что Андрей Гордеев всё сделал правильно.

— Как перебороли своё состояние на сей раз?
— У меня уже была семья, ребёнок. Понимал, что сейчас-то раскисать совсем нельзя, потому что на мне уже своя семья. Через пару дней общения с родными отошёл. А через какое-то время у Кински опять проблемы со спиной прямо на разминке случились, и теперь в ворота поставили уже меня. Неплохой был период – четыре победы из пяти, три "сухаря"…

— Почему, кстати, сына решили Платоном назвать?
— Ха. Первый фильм, на который пошли с женой, назывался "Платон". И в шутку сказали, что, если поженимся, то назовём так сына. Время пришло — и вот…


— Вернёмся, впрочем, к футболу. Развал "Сатурна" стал очередным ударом?
— Да, но скорее в плане не собственных амбиций – я понимал, что здоров и предложения есть (звали и в клубы нижней половины Премьер-Лиги, но пошёл к Александру Побегалову в "Шинник" — при маленьком ребёнке не хотелось из Москвы далеко уезжать). Или в плане денег – кому-то остались должны очень много, но не в моём случае. А потому что наш "Сатурн" был семьёй, и потерять её было очень жаль.

В "Шиннике" и с Побегаловым, и со сменившим его Юрием Газзаевым сложились хорошие отношения. Играл у них постоянно. А потом вдруг – "Спартак"…

"ПОСЛЕ "БЕНФИКИ" КАРПИН ПОХЛОПАЛ ПО ПЛЕЧУ: "НУ ЧТО, ВРАТАРИШКА, НОРМАЛЬНО!"

— Когда поняли, что у вас в "Спартаке" складывается? Что через полгода, как выражались ваши друзья, не выгонят?
— Такой момент был уже в прошлом году, после игры с "Анжи". К тому времени Андрюха уже получил травму, и если первые два матча, у "Кубани" и "Рубина", мы по 2:0 выиграли, то от Махачкалы дома получили – 0:3.

— При том что праздновался юбилей клуба и в перерыве был парад ветеранов.
— Я сыграл там не очень хорошо – не то чтобы катастрофически, но одну "плюшку" приличную дал. В этот момент почувствовал, во-первых, поддержку команды. А во-вторых, Карпина. Не было такого: мол, три пропустил, да ещё в такой день – что это вообще за вратарь? Наоборот, почувствовал, что мне доверяют. Это и был такой переломный для меня момент.

В воротах остался, и, обыграв в конце сезона "Зенит" и "Локомотив", стали вторыми. А если бы Карпин тогда психанул – всё сложилось бы по-другому. Это был не шанс на одну-две игры, а доверие.

— А в какой момент почувствовали, что вы уже не третий вратарь?
— Для меня это не имеет значения. Даже когда при Эмери Дикань получил травму и в ворота встал Песьяков, а потом травмировался и он, начались разговоры: "Что же будет, третий вратарь будет играть!" Мне не важно – первый, второй, третий. Готовлюсь к матчам всегда одинаково. Выхожу и думаю: сегодня играю я. А кто будет играть завтра – завтра и узнаем.

— Все три спартаковских вратаря сыграли по два матча Лиги чемпионов, причём против одних и тех же соперников: вы – "Бенфики", Дикань – "Барселоны", Песьяков – "Селтика". Насколько легко для психики голкиперов осознавать, что на любую игру может выйти любой из вас, причем даже не двоих, а троих?
— У каждого из нас есть амбиции, каждый хочет быть первым. Но есть интересы команды. Надо понимать: место одно. И если ты сейчас начнёшь по этому поводу пыхтеть, то внесёшь дисбаланс в коллектив. Мы должны быть сильными людьми, которые способны наступить на горло собственной песне и жить интересами команды. Все зависит от человека, его воспитания.

— Днями разговаривал с Кириллом Комбаровым, и на вопрос, кто помимо брата является для него самыми авторитетными людьми в "Спартаке", назвал двух вратарей – Диканя и вас. Добавив, что Ребров – серьёзный человек. По-настоящему серьёзный. То есть вхождение в столичный коллектив после клубов средней руки не составило никаких проблем?
— Во-первых, приятно такое слышать. Никогда не пытался быть не самим собой, а кем-то другим, под кого-то подстраиваться. И, придя в "Спартак", не почувствовал, что на меня здесь что-то давит. Начиная с того момента, когда подписывал контракт с Валерием Карпиным, а потом начал общаться с Андреем Тихоновым. Это же легенды моего детства! Думал, это будет меня сковывать. Но нет – передо мной оказались обычные люди, которые со мной, мальчишкой по сравнению с ними, нормально общались.

То же и в команде. Пришел в неё как домой. Естественно, нужно было какое-то время, чтобы притереться к людям. Но быстро почувствовал, что и вратарский коллектив, и защитники – за меня. Бьются, пластаются. Когда провёл три сухих матча подряд, моей заслуги в том было немного – до меня считаные мячи долетели, и те, как мы выражаемся, окровавленные. Это же заслуга защитников, которые могли стоять и смотреть, как тебе забивают! А они "катились", накрывали соперников.

— Но при этом существует общепринятое мнение, что защита у "Спартака" — проходной двор, и голов команда действительно пропускает много.
— Мы тут то ли с Беляшом, то ли с Комбаровыми смотрели статистику: забитых много, пропущенных много. Но если убрать 10 мячей за два матча от "Зенита" и "Динамо", то картина сразу другой становится.

— А жёсткое разделение в "Спартаке" на русских и иностранцев – это миф или нет?
— Миф. Конечно, у ребят свой менталитет, у нас – чуть другой, чего-то можем не понимать. Но главное – нет агрессии. За обеденным столом мы сидим с Диканем, напротив нас – Кариока с Ари, слева Боккетти и справа Чельстрём. И можем с ними какими-то шутками перекинуться. Естественно, языковой барьер. Полегче общаться с Кимом, Макгиди, Сухи – они, а также Ари, по-русски немножко говорят, плюс по-английски.

— С Карпиным общаетесь часто?
— В чисто вратарскую работу он не вмешивается. Но может подойти с какой-нибудь ненавязчивой шуткой, спросить, как дела, как семья. Понимаешь, что человек помнит о тебе. Мне этого достаточно.

После матча с "Бенфикой" в раздевалку Леонид Федун зашёл – первый раз я его вживую увидел. А Георгич увидел меня и по плечу похлопал: "Ну что, вратаришка, нормально!" После такого сразу заулыбаешься. Опять же – мне в нём открытость нравится.

НЕСЧАСТЛИВАЯ "ВОЛГА" И УПУЩЕННАЯ "БАРСЕЛОНА"

— Жизнь порой – штука жестокая. Вышло так, что первый шанс в "Спартаке" у вас появился, когда тяжелейшую травму в столкновении с Кержаковым получил ваш друг Дикань...
— К своему выходу относился спокойно, а вот за Андрея переживал. Помню, как на его лицо посмотрел вблизи. Но, честно, не думал, что у него такой страшный перелом. В больницу потом, конечно, приезжал…

— С нового сезона Дикань станет легионером. Готовы стать после этого первым вратарем?
— Если мы находимся в этой команде, каждый из нас должен понимать, что в любой момент может стать как первым, так и третьим. А по поводу лимита у меня мнение такое: неправильно, когда не мастерство, а паспорт решают, кому играть. Выходить на поле должен тот, кто сильнее. Но не мне такие вопросы решать. Моё дело – доказывать всё на поле.

— Обидно было вновь сесть на лавку после того, как путёвка в Лигу чемпионов прошлой весной была добыта именно с вами?
— Это как раз к разговору о своих амбициях, на которые порой надо наступить. И продолжать работать. Естественно, внутри есть мысли о том, что хочется играть. Но если выбрали другого – поддерживай его, причём от чистого сердца, и работай. В жизни как-то всегда так поворачивается, что если ты достоин, если заслуживаешь своей работой, то свой шанс получишь. И с "Бенфикой" он мне предоставился.


— Этот матч — пока лучший момент в карьере? Или всё-таки завоевание серебра и путёвки в Лигу чемпионов?
— Концовка сезона хороша достигнутым результатом. Столько эмоций было! Но не считаю, что я там как-то себя проявил. Особо не ошибался, но и особо не выручал. А вот в нынешнем сезоне чувствовал себя увереннее.

— Ещё бы: три сухих матча, да ещё и подряд, для нынешнего "Спартака" явление уникальное.
— Звёзды так сошлись. Ничего особенного там опять же не сделал.

— Обидно было "сломаться" перед самой "Барселоной" и не сыграть против Месси, Хави, Иньесты? Или, наоборот, было ощущение, что "отскочили" от неизбежного разгрома?
— Какое "отскочил"?! Конечно, ждал и хотел. Расстроился – но, опять же, жизнь у меня так складывается. Ровно ничего не идёт. Поэтому, когда шёл в Лужники, настроился, что иду как болельщик. При том что люди подходили, подбадривали. Но я уже был спокоен. Когда в жизни проходишь через испытания, становишься мудрее. Психика стабилизируется.

Я и сам не понял, как плечо тогда с "Волгой" повредил. Мяч мимо ворот вроде летел, но я решил на всякий случай прыгнуть. Небольшой дискомфорт чувствовал, потом лёд в раздевалке подержал – и всё. А ночью проснулся от того, что рука болит дико, чуть ли не до крика. Жена говорит: "Ты что такой горячий?" А я руку не могу поднять. Тут-то и подумал про "Барселону"…

— Уже и в расширенный список сборной перед матчем с США попали.
— Это аванс, и большой. Считаю, это только из-за того, что играю за "Спартак", а к "Спартаку" приковано внимание. Нескольких достаточно неплохих матчей оказалось достаточно, чтобы попасть в расширенный список национальной команды.

— Не скромничайте. Вы ведь в лиссабонском матче с "Бенфикой", например, пенальти отбили. Что в Лиге чемпионов не у каждого вратаря в стране случается.
— Это заслуга Клеймёнова. Мы перед каждой игрой проводим теоретическое занятие. И смотрели, как Кардосо 11-метровые исполняет. Семёныч сказал, что лучше его расшатать и остаться на месте, поскольку бьёт он обычно на силу, под перекладину. На автомате так и сделал, как он сказал. Получилось. А на самом деле пенальти – вообще не мой конёк. Это один из первых, который я в своей карьере отразил.

— Для вас несчастливая команда – "Волга". В матче против неё вы "сломались" перед "Барселоной", а годом ранее – уступили в серии пенальти на Кубок России.
— До того ещё с "Шинником" проиграл той же "Волге" на Кубок! А на следующей стадии – уже со "Спартаком" ей же. Отношусь к этому как к стечению обстоятельств, не более того.

В юности с одним парнем, моим хорошим другом, вместе восстанавливались после травмы крестообразной связки. Тренировались у Билялетдинова-старшего, и была пятница, 13-е. Так он сказал: "В такой день боюсь на поле выходить". Ринат Саярович посмеялся, дал ему отдохнуть. А я не задумывался, и всё было нормально. Всё зависит от того, как относишься к этому сам. Как и к жизни, к её поворотам вообще…