Егор Титов: «Обязан был заканчивать карьеру в «Спартаке»

sports.ru 2080 0 16 июля 2010

Так получилось, что долгожданная моя беседа с Титовым началась с Тихонова. У них, двоих спартаковцев, почти мистическая взаимосвязь. Егор, не видя в этом году «Химок» вообще, сразу выдал секрет успеха команды с Ленинградки: «А ходят все равно на Тихонова!» С «похождений» мы и начали, с самых недавних, затем вернулись к Тихонову, затем к «Спартаку», затем сделали еще пару кругов трусцой вокруг того же, не прекращая изучать обстоятельства карьеры Титова. И сам Егор здорово помогал.

Антилюбители

– В Казахстане ходили «на Тихонова и Титова»?

– Поначалу – да. Мы были в диковинку. Но были при этом в цивилизации, где историю нашего футбола знают. Жили ведь в Алма-Ате. Вот где фактическая столица страны со всеми естественными атрибутами. Астана – город искусственный какой-то…

– …стеклянный, весь словно в зеркалах…

– …без души. Алма-Ата – это красивый, современный мегаполис, очень зеленый, жить там приятно. И фан-клуб наш есть. Спартаковский, в смысле. Ребята из которого устроили нам с Андреем просмотр первого тура российского чемпионата. Наши играли с Питером, у экрана собралось человек сто алма-атинских «спартачей» и вместе мы живо поболели. В общем, чувствовали себя великолепно!

– И когда великолепие стало переходить в рутину?

– Спустя семь туров. В Астане построили стадион и мы переехали. С юга на север. Вот еще «преимущество» новой столицы – холодрыга, ветер. Тяжко… Но пожалели мы с Андреем по-настоящему когда поняли, что лишились той искренне теплой алма-атинской поддержки. Первые два матча играли против чемпиона – «Актобе», один в чемпионате, другой на кубок. Пришло тысяч по десять на каждый. А потом вся публика куда-то испарилась. Две-три тысячи, а в концовке и вовсе тысяча едва наскребалась. В Астане футбол не в фаворе. Наверное, еще лет десять и это будет лучший город в Азии, но не сейчас.

– Футбол в современном мире – часть культуры?

– Алма-Ата это доказывает. На матчах сборной битком, на трибунах люди, понимающие, что такое футбол и уважающие футбол. Полноценная цивилизация, в которой мне было комфортно. Алма-Атой я проникся.

– Астанинский «Байтерек» не впечатлил?

– Красиво.

– Но «Москва-Сити» ближе?

– Ну, от моего дома рукой подать. Ближе во всех смыслах. Хотя семь месяцев казахстанской эпопеи – это не только те семь прекрасных первых туров. Я с уважением отношусь к этому времени и к людям, которые меня окружали и которые желали мне удачи. Но сейчас я вернулся домой, и слава Богу.

– Да, «казахская тема» в контексте Титова устарела. И относишься к ней спокойно. По крайней мере, такое ощущение складывается.

– Знаешь, раньше били эмоции. Глубоко внутри понимал, что может произойти всякое, но надеялся на лучшее. А сейчас отлегло. Спасибо Отарычу. Это известный бизнесмен Лория, чей сын выступал у нас в Нальчике и был моим партнером в астанинском «Локомотиве». Сам же Отарыч до прихода в руководство «Локомотива» президентствовал в карагандинском «Шахтере». Если бы не он, то наша эпопея… как бы помягче выразиться… с возвращением нам денег, которые мы заработали… В общем, растянулось бы все на века. Лория позвонил мне лично, сказал, что в ближайшие две недели вопрос будет закрыт. И действительно, все так и вышло. После, вся история стала вызывать у меня улыбку. Хотя первые дни камень на сердце лежал приличный, не понимал, что будет дальше. Ни звонков, ни сообщений, на письма, которые рассылал представлявший наши интересы Герман Ткаченко (руководитель спортивно-маркетингового агентства ProSportsManagement – прим.), никто не реагировал.

– Принято считать, что в благополучном Казахстане полно денег. Зачем этим людям портить репутацию на всю Европу?

– Если будем копать, у тебя не хватит памяти в диктофоне. Я, думаешь, сам все понимаю? Даже вникать не хочу. Знаю только, что был перерасход бюджета чуть не вполовину. Вопрос: куда ушли деньги? Ответ: никто не знает.

– Обычная история. Но почему-то Сергей Юран, твой тренер, с такой уверенностью говорил о солидности астанинского клуба, что и слышать ничего не хотел о том, что в Казахстане «кидалово» российских футболистов становится традицией.

– Поначалу нам всем верилось в лучшее. Просто реальный распорядитель средств Данияр Хасенов (нападающий команды, основной наряду с Казахстанскими железными дорогами содержатель клуба, зять президента страны Назарбаева – прим. А.С.), на мой взгляд, не понимал, что делал.

– В Казахстане ты чувствовал себя уважаемым человеком?

– В Алма-Ате, в Караганде к нам относились вежливо, а в маленьких городах нас трогали, хватали, любой мог полезть обниматься… Уважение ко мне у них присутствовало, но я все равно не понимал, как так можно! Потом понял, что у казахов развито панибратство. Может, иной раз это и хорошо, но в конце концов начинает напрягать. Поэтому, когда ехали на выезд куда-нибудь на Байконур, где двухэтажное строение считается большим домом, ощущал опаску. Что же на сей раз произойдет?

– Агрессия была?

– Постоянно. Как-то мы играли против команды из первой шестерки, со своими амбициями – главным тренером там был Масудов, которого когда-то сменил в «Локомотиве» Юран. В составе у них Зубко, Узденов и еще человека три-четыре, известных по России. Такой расклад. Подъезжает наш автобус на стадион – и где бы ты подумал он остановился?

– У раздевалок.

– Не угадал. У билетных касс!

– Здорово! Сделали приятное болельщикам.

– И вот ты берешь свою сумку и плетешься мимо всей толпы так называемых болельщиков в подтрибунку. Один местный стал меня задирать. – Титов, а ты раньше играл лучше, – провопил он. Внимания не обращаю, он не успокаивается, я бросаю в ответ что-то негрубое. Тот… назовем его «нехорошим человеком», этого только и ждал. Пришлось ответить.

– Неужели по роже съездил?

– Нет, я вышел на поле и положил два. Второй, победный, на восемьдесят девятой минуте. По ходу мы проигрывали, а матч был решающим для Юрана. Поражение или ничья означали бы отставку Николаича. Победа, правда, в итоге тоже не помогла, но мне было приятно, что я ответил делом тому самому.

– Вас что, никто не охранял? Вроде к каждому профессиональному клубу прикреплен ответственный за безопасность.

– Нет там ничего такого. У раздевалок есть пара милиционеров, которых местные при желании вынесут вместе с приезжими футболистами. Организация матчей даже не любительская, а антилюбительская. Хотя страна футбольная. Если в Усть-Каменогорске люди влюблены в хоккей, то на юге в приоритете футбол. В Таразе, Чимкенте болеют примерно как во Владикавказе.

– Знающие говорят, что чимкентские казахи – самые наглые.

– Играл у нас один мальчик оттуда. Хороший парнишка. Так он не скрывал, что в машине возит «Калашников» и парочку оружия похолоднее. В Чимкенте меня поразило другое. Приезжаем как обычно за день до матча, выходим на вечернюю разминку, а на поле с местными играет наш дубль. Газон и так паршивый, хотя натуральный, так еще за день до нашего матча находится под нагрузкой. Ладно, подумалось, это еще не самое плохое, что может быть. Но каково же было мое удивление, что на следующий день за час пятнадцать до нашего выхода на поле на нем играла какая-то тамошняя вторая лига.

– Дождя бы вам еще тогда.

– Жара стояла тридцатиградусная. Юран как увидел это, так сразу обалдел. Так их игра закончилась, они переодеваться стали рядом с нами, люди всякие «левые» ходят, могут зайти к тебе, на пару слов вызвать, пообниматься…

– На чужбине у тебя кто-нибудь учился футболу?

– Начинания были хорошие – мастер-классы в детских школах, но каждый раз все оставалось на словах. Единственный раз ездили в детский дом. Шикарное здание в Астане, где у детей есть практически все. Кроме родителей. Посмотрели отличный концерт в исполнении деток. Посмотрели им в глаза… От этого вообще самое сильное впечатление, постепенно так подкатившее ком к горлу. Андрюха Тихонов еще пару теплых слов от команды сказал. Но системности в этом вопросе не имелось совершенно. Со «Спартаком» не сравнить. В родном клубе мы часто были задействованы в благотворительных мероприятиях.

– Что самое хорошее вспоминается из всей этой неоднозначной эпопеи?

– Все-таки люди. В любой толпе, будь то алма-атинской, астанинской или кзыл-ординской, находился какой-нибудь человек, уважавший нас по-настоящему. Без панибратства, без фальши, искренне. Как правило, это был бывалый мужчина, понимавший, что такое настоящий «Спартак». Тот, которому в девяностых не было равных. Мог подойти взрослый такой человек, пожать руку и расплакаться. То ли от ностальгии, то ли от счастья.

– О чем думалось в те моменты?

– О том, что мы со «Спартаком» несли добро, как бы пафосно это ни звучало.

Теннис большой

– Ты кто сейчас в спортивном плане?

– Тренер по теннису.

– У дочки?

– Да, у нее нынче самый рост, надо помогать. Езжу на все матчи, стараюсь бывать на всех тренировках. Я ведь по глубокой юности выбирал между футболом, хоккеем и… теннисом. Играю до сих пор. Ну, как играю… Поигрываю. С профессиональными советами, естественно, не лезу, а педагогически пытаюсь влиять. На что Аня порой огрызается. Усидчивости пока не хватает, дослушать до конца не может. Даже по телевидению посмотрит три гейма и устает. Тут Шарапова играла с Первак (Ксения Первак – дочь бывшего президента «Спартака» Юрия Первака – прим.)…

– …они знакомы?

– Нет. Но болела за нее, не знаю, правда, почему. Наверное, сочувствовала более слабому игроку. Я ей говорю: «Смотри, учись, как меньше ошибок допускать». На сет вроде моих наставлений хватило. Сам Первак в кадре тоже промелькнул. Почти не изменился.

– У тебя в теннисе есть предпочтения?

– Особо ни за кого не болею. Взять Федерера и Надаля, оба выдающиеся мастера, но такие разные. То одним полюбуешься, то другим. Мужской теннис уважаю больше. Здесь есть top-10, они и выигрывают. Если мужик ведет в сете 5:2, то в конце обязательно будет 6:3, а не 5:7, как это случается у женщин, где сотая ракетка может сокрушить пятую.

– Так не за это ли мы любим футбол теннис?

– Я – нет.

– По духу или стилю футболисту Титову кто из теннисистов ближе?

– Виды спорта слишком разные. Если ты в команде, ты один, если вне ее – другой.

– Тем не менее, если сравнить Титова с Федерером или Надалем, я бы предпочел поставить тебя рядом с рассудительным швейцарцем, нежели с орущим испанцем.

– В жизни и на поле один и тот же человек может отличаться от себя самого как небо и земля. Более того, редко увидишь прагматика в жизни в роли того самого рассудительного прагматика на поле.

– Почему?

– Отвечу как футболист. Эмоции. Ты одеваешь майку клуба, принимаешь на себя ответственность – порой колоссальную, и начинаешь во многом жить эмоциями. Это в теннисе ты можешь выйти и сломать сопернику стиль. Он будет лупить, а я буду резать, резать, все время резать. То есть, успокаивать игру. В итоге он начнет ошибаться. В футболе такого не бывает. Играет одиннадцать людей и каждый из них зависим от двух-трех партнеров.

Черный автобус

– Ну вот и дошли до сути. Титов, говорят, невероятно зависит (зависел) от команды, не умеет Титов играть в плохих командах, командный он игрок, этот Титов.

– Да, конечно.

– Почему у Тихонова получается все, а у Титова, как ушел из «Спартака» – ничего?

– Потому что Андрей ушел из «Спартака» рано. Жизнь побросала. И он понял, что если не поведет за собой, то попадет в зависимость от команды. А команды эти очень разные – Израиль, Самара, Химки, опять Химки. Не попадешь в колею – можно заканчивать. Хотя имя Тихонова – это уважуха, скажу я новомодно. Андрея везде принимают с почтением, он неизменно добавляет в коллектив своего, тихоновского, «напихает» в какой-то ситуации и вот она, сила, вырисовывается. Тихонов приручает свои команды.

– Свое «тихоновское» наверняка воспитывалось еще до «Спартака», с тех самых зон, которые Тихонов охранял, служа в армии?

– И это тоже. Но играть-то Тихонов начал по сути в двадцать два года. До сих пор не наигрался. Видимо, когда жизнь тебя проверяет на прочность, ты дольше сохраняешь мотивацию в деле, к которому привык.

– Тебя не особо жизнь проверяла на прочность?

– Наверное, да. Я семейный человек, домашний. Как пришел в семь лет в одну команду, так и… Обязан я был заканчивать карьеру в «Спартаке». К сожалению, не получилось. Когда ты двадцать пять лет на одном месте, тяжело что-то менять.

– А из юношеского футбола во взрослый как переходил? Многие на этой переправе ломаются.

– И здесь мне повезло. Попал в дубль вместе с семью-восемью ребятами моего возраста из моей же спартаковской школы. Вроде новая команда, более профессиональная, но в лицах та же. Комфорт! Даже когда Олег Иваныч стал привлекать меня к основе, то я долго путал автобусы. Мне надо было идти садиться в огромный черный Unipack, а я сомневался и плелся в маленький дублевский пазик. Через минуту туда заглядывал Зернов (старший тренер дубля «Спартака» – прим.) и прогонял меня к «основе».

– Слушался?

– Кричал: «Ну как, это же моя семья!» А там дядьки какие-то. Не хотел я в Unipack ездить. Вот тут-то стали возникать проблемы. Это была подлинная переправа в мужицкий футбол. Там все старше менять на семь-восемь лет, игроки сборной, и я со своей сумкой мешаюсь. Что и говорить, даже посадка в автобус мне трудно давалась.

– Задумывался тогда, как оно все сложится дальше?

– Боялся об этом помыслить! Хорошо, что все прошло отлично.

– Тебя выделяли в те годы на фоне остальной молодежи?

– Зернов не любил всяких комплиментов. И звезд не терпел. У него была команда, с которой он просто работал. Тем более в той команде помимо Титова был и прекрасный защитник Рамиз Мамедов, и семь-восемь человек, не проходящих в основу, с нами постоянно играли. Обыгрывали мы, конечно, всех подряд.

– Ты сам осознавал собственную ценность в те годы?

– Нет, я рассуждал гораздо проще: раз попал в дубль, а затем в главную команду, значит все замечательно. Это потом, когда уже все это прошел, понимал, что мой путь проходят единицы, и мне очень повезло. Большинство же – из тех, кто закрепился после школы – растворились в первой и второй лигах. Как мой друг Миша Рекуц, царствие ему небесное, осел в дубле, потом потерялся.

Не того заменил

– Но хороший футболист в «Спартаке» был застрахован. Стиль общий во всех командах, стабильный тренер-победитель…

– …конечно. Определенная гарантия имелась.

– Интересная параллель. Ровно на десять лет тебя моложе Олег Иванов, игрок твоего же амплуа. Свидетели рассказывают, одно удовольствие было наблюдать за вашим взаимодействием на тренировках.

– Да мы всего полгода играли вместе. При Скале. До дисквалификации. Мне было почти двадцать восемь лет, Олегу – восемнадцать. Я видел, что мальчик умненький и что-то из него выйдет. Но и его из «Спартака» убрали.

– Если бы ты с ним поменялся временем, кому было бы легче реализоваться в «Спартаке»?

– Думаю, мне было бы проще попасть в основу при Скале, чем тогда, в девяностых, при Романцеве. Хотя… Сомневаюсь. Все же целая масса коренных спартаковцев оказалась подвинутой. Человек десять-двадцать, а может и тридцать, а может и больше. Особенно это наблюдалось при Чернышове и Старкове.

– Прямо репрессии какие-то! Счет на десятки шел.

– Ставка делалась на иностранцев. Помнишь Шафара, Гушо?.. И много их таких было ведь.

– А куда местных подвигали-то?

– В дубль. Где футболист психологически терялся. Ведь поначалу этих ребят признали, подвели к основе, а потом вновь сослали обратно. Кто-то уходил из команды совсем, кого-то принуждали уйти, кто-то, обижаясь, мирился с арендой. Любой в подобной ситуации почувствует себя ненужным. Ромка Шишкин, к примеру. Играл здорово, потом, видимо, снизил к себе требования и стал играть похуже. На мой взгляд, все равно нужно было дать парню шанс, показать, что в него верят. А ему в ответ одну аренду, потом другую и… троеточие, недосказанность.

– Близкий к Андрею Кобелеву человек как-то сказал, что у него, у Кобелева, в четырнадцать лет уже «все было», а в шестнадцать и высшая союзная лига пришла. Ваши пути развития схожи?

– Разве что в общем направлении. Любимый клуб, стабильность. В моей жизни настоящий «Спартак» появился, когда мне было семнадцать, и это была пятнадцатиминутка в концовке матча с Ираком. «Лужники». Счет – 5:2. Вышел, истек весь холодным потом и после игры задумался: «А что же будет дальше? В официальных матчах».

– Испытание?

– Убойное. Тогда я уговаривать себя стал, что боже упаси мне сейчас стартовать в «вышке», рано еще.

– Почему?

– Не готов был играть на уровне Ледяхова, Бесчастных, Карпина, Пятницкого. Это же 1993 год, никто пока не уехал за границу, все чемпионы и все в составе.

– Пятницкий. Он тебе не подсказал, что сам крайне проблемно вливался в «Спартак»?

– Да я соплей был, Андрюхе до меня дела не было никакого. Я сидел забитый в раздевалке и молчал. Я же ошибся.

– В чем?

– В своем первом выходе на замену. Тогда, с Ираком, я должен был менять Ледяхова, а поменял Вову Бесчастных. Это сейчас выходишь на поле, в протоколе уже имя уходящего вбито, табличка с его номером сверкает, а раньше ты подходишь к резервному судье и говоришь, кого меняешь. Романцев мне сказал: «Выходишь вместо Ледяхова», а я перед выходом отчего-то сказал: «Бесчастных». Точнее номер его назвал.

– Что Олег Иваныч сказал в раздевалке?

– «С дебютом. Но в следующий раз надо внимательно слушать». Причем до меня только в тот момент дошло, что я сотворил ошибку. То, что было до – игра со скамейки, замена, игра на поле – все сожгло несусветное напряжение. Помню только статистику, деталей не помню вообще. И к Пятницкому я ведь не подойду и не спрошу о его проблемах. Он опытный, а я… как вот эта вилка (Егор показывает на блестящий столовый прибор – прим.).

– Неужели никто не сказал тебе тогда – ты умеешь играть в футбол и все получится?

– Да полно было этих фраз. «Не волнуйся», «Спокойно», «Выходи и играй». Но одно дело слушать это на лавке, и другое, вспоминать ободрительные слова на поле, при двадцати тысячах народа. Первую передачу в жизни я вообще запулил куда-то по воробьям, чего в нормальной обстановке не сделал бы никогда. Раз ошибка, два, и потом только и думаешь, побыстрее бы этот матч закончился.

– Пятницкий, известный любитель поговорить на поле, не матерился?

– Думаешь, я помню? Наверняка эта встреча где-то записана. Мне бы хотелось посмотреть со стороны, как я чудил. Спроси у любого футболиста, как он впервые вышел на поле, он ответит, что ничего не помнит. Уже в 95-м, в матче с «Динамо» на Кубок – не знаю, кого я заменил – мы проигрывали 0:1, но тот тайм я готов восстановить едва ли не поминутно. Вплоть до каждого паса. Играл здорово, в охотку, и такой момент создал Мухсину Мухамадиеву! Правда, он не забил. Но тогда мне уже было без малого девятнадцать, после Ирака минул год, и я, наконец, ощущал себя игроком «Спартака».

– Мухсин спасибо хоть сказал за передачу?

– Если б забил, то сказал бы, наверное. Кстати, ту игру я провел в бутсах Иванова. Нам ведь в «Спартаке» выдавали на год по одной паре адидасовских бутс отвратительного качества из какого-то пластика с элементами подобия кожи. Нога у меня не маленькая, пальцы в этих «скелетах» сжимало до посинения! Пошел искать новые.

– Куда?

– По номерам. Захожу к Писареву с Ивановым. Смотрю, у Андрюхи шестеро бутс в ряд аккуратно стоят. «Да бери любые», – говорит. А у него сорок пятый размер. Одел – как лапти смотрятся. Ничего, перетянул их потуже, носок помял, так и вышел на поле в бутсах Андрея Иванова. Шестишиповых. В таких Романцев любил играть – он же защитник. Чтоб не упасть на мокром поле. Шестеро шипов впиваются в газон и свалить тебя становится сложно.

Скала из другого мира

– Давай о командности твоей еще поговорим?

– Давай.

– Твой соавтор по книге «Наше все» Алексей Зинин как-то отлично описал тебя образца построманцевского «Спартака»: «Титов отдает передачу, партнер делает неверное движение, а Егор еще и извиняется со словами «Извини, друг, я забыл, что ты не Тихонов».

– Леха немножко утрировал, но поначалу мне реально было тяжело взаимодействовать и с Боярой, и с Быстровым. Особенно с Вовкой. Спасибо Владу Радимову, дал мне дельный совет по поводу своего бывшего партнера по «Зениту». Егор, – говорит, – у тебя есть мяч, так ты не ломай голову, бей просто вперед ему на бровку, он всех обгонит. Я попробовал раз, два, три, и действительно, Быстрову только вовремя отдать нужно, а он-то зацепится сам как-нибудь. Я ему так и сказал: ты беги, я первым же касанием буду тебе на ход отдавать. То ли в «шестом», то ли в «седьмом» году мы всех рвали после комбинаций «на третьего» с Вовкиными забегами. Пенальти, штрафные, желтые карточки – соперник только и успевал всего этого нахватывать. Быстров вообще такой футболист, который на второй день понимает, что от него требуется. Другое дело, что сложной спартаковской игре нужно учиться не два дня и даже не два месяца.

Я понимал, что Бояра – игрок иного плана, чем тот же Тихонов, у него свои сильные качества, у Быстрова свои, Торбинский жил одним-двумя касаниями – это его конек. Если мяч у Димки, я всегда к нему бежал, чтобы подстроиться, потому что он обязательно отдаст передачу и тут же откроется. «Стенка» с ним проходила наверняка. Моцарт – человек умнейший! Он как только пришел в «Спартак», я выдохнул с облегчением. Наконец-то, думаю, появился парень, который умеет все, да еще с такой клюшкой в виде левой ноги! Только за три года Моцарт постепенно себя запустил до полного неприличия.

– А Тарханов критиковал его за неумение играть в обороне, что для опорного хава крайне важно.

– Да, Моцарт не умеет обороняться, но и Пятницкий в начале девяностых тоже был человек «без отбора». Тогда оборонялись лишь Андрюха Иванов, Рамиз Мамедов, Онопко и Хлестов. Остальные только наблюдали. Отбирать мяч мы не умели, лишь перестраивались по науке, чтоб как-то сдержать соперника. А в «Спартаке» нулевых годов хватало людей, которые могли заняться окружением Моцарта и слева, и справа. Да вокруг него можно новый «Спартак» было выстроить! Но мы в те годы с горем пополам подводили друг друга к общему знаменателю.

– Так это ж тренерская работа.

– Тренерская. Конечно, после Романцева мы, футболисты, не сами решали, как нам играть. Это делали Чернышов, Старков, Черчесов… Но им было трудно.

– А Скале?

– Мистер пришел из другого мира. Он знал, что он Скала, и никто ему не авторитет. Знаешь, Скала и Романцев измерялись разными весами. Итальянцу было все равно, кто работал до него в «Спартаке». Абсолютно. А российских тренеров всех помещали под романцевскую гирю. Но Олег Иваныч работал в одном и том же ключе пятнадцать лет, мы с завязанными глазами могли играть.

– После Романцева ты чему-то научился в «Спартаке»?

– Терпеть.

– Что это значит?

– Что бы ни случилось, нужно сидеть, терпеть и ждать лучших времен.

– Не дождался?

– Почему? В какой-то степени при Старкове было хорошее время.

– Неожиданно. Александра Петровича принято хулить.

– Но при нем появилась команда. Не столько футбольная команда, сколько сплоченный коллектив. И в жизни, и на поле мы вновь могли решать пускай и не самые высокие, но весьма серьезные задачи. Когда Старков ушел, появилось множество обиженных. У сменившего его Григорьича (Владимира Федотова – прим.), при котором мы стали играть в красивый футбол, иное понимание футбола, и, соответственно, пошел другой процесс: один выпал из состава, второй, третий… Полкоманды надулась, начались войны. Но это отдельная история.

– Боевые группировки по какому принципу распределялись?

– По разным. Кто-то в клан сформировался, кто… Уже и не вспомнить. Время было бурное.

– Но при Федотове «Спартак» на время заиграл.

– Да, то и дело я слышал возгласы типа «Это тот «Спартак», который мы любим!». Питер обыгрывали в одну калитку. Но вскоре в ушах звенело «Позор! Позор!» после 0:2 с «Москвой».

– Почему не уцепились за тот футбол?

– Новый тренер, новые требования. Поначалу, с приходом Черчесова, на федотовском багаже классно побились с «Селтиком». Матч в Глазго по качеству был один из лучших за последние пять лет. На тот момент, разумеется.

 

Стиль мэтров, Видич и авось

– Сейчас от «Спартака» требуют не столько результата, сколько «спартаковского футбола». Почему, когда приходил в команду Чернышов, вокруг этой темы не было такого ажиотажа? Даже сам Андрей Алексеевич прямо говорил, что та фирменная игра красно-белых осталась во вчерашнем дне.

– Ты думаешь, в этом стиле кто-то что-то понимает? Досконально не каждый игрок «Спартака» поймет, что это такое. Чтоб внятно говорить на эту тему, нужно быть мэтром, да еще пребывать в зрелом возрасте. Романцеву на тот момент, когда его меняли, было около полтинника. Также и Газзаева с Семиным нереально разобрать по полочкам, потому как только им ясно, каким образом они пришли к своему стилю. Сейчас таких тренеров в России нет. Сейчас все стараются подстроиться под современные тенденции развития футбола. Кто-то поиграет где-то в приличном месте, закончит, возглавит команду и идет копировать идеи своего прежнего наставника. Но получается повтор, и, как правило, смазанный.

В Европе, кстати, аналогичная ситуация. Вот приезжал Моуринью с «Интером» играть против ЦСКА, Аленичев с ним встречался. Так Жозе ему за полчаса настолько конкретно объяснил, что он требует от своей команды, что сделать то же самое другой человек, кроме Моуринью, способен только на словах. На деле же выйдет нечто корявое. Но и футболисты слушают Моуринью.

– Слушающий тренера футболист – редкость?

– У нас – да. У нас проблема с эдакой внутренней самодисциплиной. Большинство все же надеется на авось. Мы не знаем, как, например, работал с «Динамо» Кобелев, и как там сейчас работает Божович. С виду, тренеры эти свою работу знают, какой-то идеей обладают, но класс их подопечных не позволяет в полной мере продемонстрировать тренерские умения. И класс этот не только в техническом умении заключается, а еще и в способности быть максимально сосредоточенным в общении с наставником. Выдали динамовцы хорошую игру – мы радуемся, хвалим. Потому что мы мысленно погружаемся на наш уровень и оцениваем все с точки зрения нашего, российского, родного. А на самом деле все это от лукавого. Взять того же Видича. Когда он играл в «Спартаке», он был такой близкий, его можно было потрогать, я знал все его финты. Мы часто соприкасались в двусторонке и дело доходило до смеха: он постоянно делал замах, чтоб убрать мяч под себя, а я мгновением загодя уже находился в нужной точке. – Ты меня знаешь, – шутливо ворчал серб. – Да, я тебя знаю, – отвечал я с улыбкой. Сейчас я вижу его в играх за «Манчестер Юнайтед», но я совершенно не вижу того самого милого Неманю. Сегодня он мне кажется выдающимся защитником какого-то недосягаемого уровня. Да, когда мы встречаемся, то можем обняться, но мысленно я осознаю, что уже этого паренька ты не выключишь простым перестроением мгновением загодя. Потому что Видич всегда умел концентрированно забирать от тренеров то, что помогало ему расти. Уверен, если пригласить к нормальному российскому тренеру, допустим, среднего голландца из какого-нибудь «Ваалвейка», и он тоже здесь будет прогрессировать. А наш игрок будет, если авось звезды сойдутся. Их, голландцев, сербов, мало – они дисциплиной самосохраняются. А нас много, и мы можем быть распи…

– На стыке эпох в начале «нулевых» «Спартак» оказался в замкнутом круге?

– Совсем нет. Судя по всему, Андрей Червиченко проникся результатами Чернышова в молодежке и тем самым допустил ошибку. Он пригласил в команду нового тренера, не поняв конкретно его видение футбола. По-моему, не нужно было все радикально перестраивать. Хватило бы небольших корректировок, в идеале покупки парочки звезд, и мы могли бы вырулить на прежний уровень. Правда, игрок за пять миллионов долларов составлял бы процентов сорок клубного бюджета, и готового исполнителя европейского класса приобрести было маловероятно. Оттого и брали непонятных людей. А между тем футбол в начале «нулевых» постепенно склонялся в сторону обороны.

– Если так, то Чернышов был прав, перечеркивая стиль?

– Нет. Стиль ломать было рано, потому как на тот момент в мировом футболе тенденция к обороне едва наметилась. Тренер «Спартаку» нужен был мудрый, умеющий выжидать и чувствовать время. Сегодня мы понимаем, что полмира играет в комбинационный атакующий футбол и в греков Рехагеля ведущие команды планеты не превратились. Следовательно, «Спартак» должен был оставаться «Спартаком», а с данностью того временного периода справились бы сами игроки команды. Нас бы раз прибили, два, и мы бы сами поняли, что играем неправильно. Потихоньку бы перестроились. С нами же стали разговаривать как с фишками, что противоречило спартаковским традициям – ты, например, будешь опорным, и не важно, что ты им никогда не был… Заставь Быстрова играть правого защитника!

– Кто из тренеров особенно бил по рукам за импровизацию?

– Старков. Его помощник Клесов постоянно орал с лавки «Назад! Назад!» Пару раз я огрызался. Я сам понимал, что мне надо возвращаться назад, другое дело, что нас всегда учили самим измерять собственную рациональность на поле. А судя по этим крикам с тренерской скамейки, я должен был отдавать, забивать и еще при всех контратаках соперника активно защищаться. Как истинный опорный хав. Извините, вы или тактику подбирайте верную, или убирайте меня. Что они потом и сделали.

От наставника многое зависит. Для многих людей спартаковский футбол – это стеночки и забегания. Но Романцев нам никогда не говорил: «Играйте в стеночки или в забегания». Просто сам тренировочный процесс в «Спартаке» способствовал тому, что каждый игрок имел право на принятие собственного решения в рамках идеологии такого футбола, при котором незамысловатое грузилово считалось делом малодостойным. Из этого стеночки с забеганиями и вытекали. Очень естественно, негласно, без каких-либо договоренностей или клятв. Они были следствием интеллектуального взаимодействия игроков. Команды, играющие в этот футбол, никогда не несутся сломя голову назад, чтобы побыстрее сбиться в кучу возле собственной штрафной площади. Они, при потере мяча, сразу же вступают в отбор, в паре метров сзади образуется страховка, потому что контроль мяча, подразумевающий перестроения игроков после потери, у них доведен до автоматизма в результате соответствующего тренировочного процесса и отдельная отработка массовой игры в защите здесь неактуальна. Неполадки в обороне в этих случаях вполне улаживаются самими футболистами, ведь они объединены базовой тактической идеей. «Спартаку» идею вывернули, попытались выстроить победы на сыром грунте – и это отчасти получилось, – а сейчас все создается заново.

Тактичная тактика, Пьянович и запчасти

– Так еще недавно многие тренеры молились на стандартные положения и на атлетизм своих подопечных – некоторые безмерно поклоняются этим святыням по сей день. Что оправдывает их прагматизм?

– Результат. Но он придет, если на одном конце твоей команды Крауч, который всех перепрыгнет, а на другом – Акинфеев, который с метра разбега вынесет Краучу мяч прямо на макушку. Вспомни матч армейцев с «Тереком», где примерно роль Крауча исполнил Дзагоев. Текущая мода, которая по определению временна, все-таки удел не самых великих наставников.

– Скала, самый крутой спартаковский наставник после Романцева, ни в коей мере не пытался превратить игроков в фишки?

– Конечно, нет. Ты же вспоминал меня и Иванова одновременно на поле. Такая связка была возможна только при Скале. Если бы не дисквалификация, у нас наверняка сложился бы дуэт. Скала был очень по-итальянски тактичен. От слова «тактика». Он не мыслил стандартными категориями вроде «один у меня в центре будет созидать, а другой разрушать», он уже на сборах начал вовсю искать в нашем «Спартаке» тот максимум, который было реально выжать уже через пару месяцев. А максимум для «Спартака» – это в любом случае сильная атакующая игра, при построении которой тренер не имеет права бояться рисковать. Чтобы сократить риски, Скала вместе со своим помощником Джованни стал натаскивать нас по своей тактике прямо на поле. Они, два итальянца, встали в защите и без устали руководили нашими действиями. – Вы сужайте пространство! Ты сдвинься влево!.. Каждый день минут по тридцать утром и вечером мы привыкали к новому стилю, который по своей философии не противоречил спартаковскому.

– Наши тренеры говорили, что под скаловский футбол обязательно нужен звездный нападающий.

– Верно. Так никто и не говорит, что у Скалы был идеальный выбор исполнителей. У него был сносный и интересный подбор игроков. С одной стороны, мягенький, не самый надежный для этого футбола Пьянович, но с другой – Рома Павлюченко, который рос, который мог зацепиться за мяч, выиграть верховую борьбу, то есть сыграть самодостаточного «одного в поле воина» на острие атаки.

– Михайло Пьянович! Михайло Пьянович! А болельщики его любили.

– Поначалу. Пока он забивал. А затем… Многие иностранцы приезжают в Москву и начинают осознавать, что футбол – далеко не единственная прекрасная забава в этой жизни. Год-полтора они увлечены футболом, а потом оседают. Русеют. То же произошло и с Мишей Пьяновичем, замечательным, кстати, парнем.

– А как же цели попасть в Европу? Наверняка тот же Пьянович не хотел всегда играть за «Спартак».

– Миша? Хотел. Еще как! Его все устраивало. Он хорошо зарабатывал. Болельщики нахваливали. Он с удовольствием переподписал бы контракт еще годика на три и остался бы в Москве. Но руководство его вовремя раскусило.

– Таких приезжих как Олич в России мало?

– Процентов семьдесят пять наших легионеров в интервью говорят о российском чемпионате как о транзите, и это логично с точки зрения перспектив роста. Я им верю. Да, они понимают, что здесь платят серьезные деньги, но они же в курсе, что деньги – не главное в жизни. Голодных в прямом смысле иностранцев стало меньше. Ансальди, Алекс, Веллитон, Красич, Хонда, Марк Гонсалес… Сомневаюсь, что этим людям от футбола нужны только материальные блага. Тот же Гонсалес, вот зачем он, казалось бы, приехал к нам из Испании? А затем, что с ЦСКА он покажет себя в Лиге чемпионов, а затем и получит контракт от еще более весомого испанского клуба, чем тот, что был в его карьере прежде. Когда российский «Спартак» разгромил в Европе «Арсенал», вынес «Спортинг», его ведь на Западе хотели разобрать! Хотя, случись такое, туда бы мы поехали запчастями.

– То есть?

– «Спартак» был машиной. Классной. «Ягуаром». А по отдельности каждому из нас пришлось бы начинать заново в новых условиях. У кого-нибудь получилось бы, но, боюсь, командой мы были сильнее, чем по одному.

– Команда отличная, а запчасти в отдельности хуже – это историческая данность «Спартака», которую Романцеву, по его собственному признанию, удалось улучшить симбиозом стилей собственно «Спартака» и киевского «Динамо». В результате, выпестованные этой машиной запчасти стали удачно дополнять европейские «авто» – Мостовой, Карпин, Шалимов…

– Возможно, дело и в этом. Но я на своем личном опыте увидел «Спартак» более коллективистским образованием, нежели производством мастеров для Европы. Мы ведь семьей жили. Вместе побеждали, вместе праздновали, вместе отдыхали.

Дружба, Шалимов и «Бавария»

– Ты с детства привык дружить и ставить себя в угоду коллективу?

– Начиная с самых ранних возрастов спартаковской школы, с детского тренера Королева, мы всегда дружили. И в жизни я стараюсь ценить друзей. Дома всегда народ собирается. И сами семьей по гостям часто ходим. Все это мне в удовольствие.

– Почему спрашиваю? Потому что твой нештатный советник по подготовке к зарубежной карьере (жаль, не состоявшейся) Игорь Шалимов, побывав в Италии, заявил, что весь этот советский коллективизм в Европе мешает. Там профессионализм ценится, а не дружба. Не пришлось бы тебе там бороться с нашим менталитетом?

– Мне кажется, Игорь боролся со своим менталитетом. Он туда вырвался и получил первые ощущения. Которые оказались такими, какими он их описывает. Он оказался там один, холостой, куда бежать? О чем думать? А когда ты уезжаешь с семьей, то и жизнь кажется совсем иной. Я уверен в этом. И команда на команду не приходится. Вон о микроклимате в «Челси» как услышу, так прямо наш «Спартак» перед глазами. Только там кто-то с Терри пива хлебнуть идет, а я здесь с Парфешей, Аленичевым и Тихоновым. Понимаешь, мы как тактически дополняли друг друга на поле, так и в жизни. Парфеша – спокойный, хотя тоже хулиган, мы же хулиганы, но не такие спокойные. И это благотворно сказывалось на поле.

– Насколько твой вариант с «Баварией» был реален?

– На этот вопрос могут ответить два человека – Есауленко и Романцев. Ну, может быть, еще Заварзин. Мне самому интересно. Но… Подождем еще лет десять, рано или поздно все всплывет. Должен же кто-нибудь из знающих тему заговорить. Мы ведь многого не представляем до сих пор.

– Олег Иваныч категорически не хочет обсуждать эти темы.

– Может, кто-то другой расскажет. Хотя в ближайшее время это вряд ли случится.

– Тот, спартаковский Титов, смог бы закрепиться в «Баварии»?

– Пришлось бы адаптироваться. Эффенберг, действовавший примерно на моей позиции, умело сочетал игру на команду с игрой на себя, но он был авторитетом. Впрочем, на эту тему мне не хочется даже фантазировать. Лет пять назад можно было и помечтать, а сейчас для меня все это минувший этап. Остыл.

– От футбола?

– И от раздумий о нем. Как… что… а если бы… Есть факты, которые любопытно вспомнить, но сослагательное наклонение уже не актуально.

Графа «клуб», друг Клюйверта и на троих вхолостую

– Ты один из самых талантливых футболистов российских чемпионатов. Все при тебе. Тем не менее, где ты не доработал?

– Олег Иваныч любил говорить: «Нет предела совершенству».

– Йохан Кройф тоже заставлял Ромарио и Стоичкова развивать технику.

– А я бы индивидуализм свой футбольный еще поразвивал, поднял бы его на новый уровень. Это здесь я многих превосходил в классе, а в той же «Баварии» полкоманды как минимум выше меня уровнем были. А в большом клубе, если сразу не играешь, то иди, занимайся адаптацией в аренде. Пошло – возвращайся, не пошло – на трансфер. Палка о двух концах. Взять Вову Бута. Как все здорово у него начиналось в Дортмунде. Потом пошел по арендам и где он сейчас? Играет где-то, но где именно, мало кто в курсе. А Андрюха Демченко где?

– Это который друг Клюйверта?

– Он и сам классный футболист. И не случайно его «Аякс» заприметил в юношестве. Но последние относительно видимые следы оставил в Запорожье. Хотя должен был по идее блистать. По-моему, у семейных людей, которые при этом талантливы, шансов провалиться меньше. А холостые ищут на чужбине такого же холостого. А лучше двух, чтоб сообразить на троих. И человек пропадает. Каратаев, Костя Коваленко…

Что интересно, будь я сейчас действующим игроком ФК «Спартак» (Москва) (Егор здесь был официален – прим. А.С.), говорили бы мы сейчас с тобой о другом.

– О чем?

– О Лиге чемпионов, в которой мы, вполне возможно бы, играли. А я был бы в составе, капитаном. Но у меня начались «Химки», Астана… Я понимал, на что шел, понимал, что наверняка потеряюсь.

– Хотел бы отмотать время чуть назад?

– Надо было заканчивать карьеру в «Спартаке». Кажется, повторяюсь. Я думал о том, что век футболиста небольшой, и мой в том числе, и в какой-то момент надо уступить. Нужно было помочь становлению молодых игроков и уйти. Но данность оказалось другой. Это единственное, о чем я жалею. Такого уже не будет.

– А чего в этом «таком» особенного?

– У меня был шанс войти в историю «Спартака».

– Ты вошел.

– Не-е-ет. Я хотел, чтоб в графе «клуб» у меня был только «Спартак» (Москва). Такая история куда более ценная, нежели тот размен, на который я решился. Конечно, если бы под «Спартаком» значились: «Реал» – год, «Милан» – год, рисуночек, гвоздь и мои бутсы, это было бы тоже неплохо. Исторически.

– Мухсин Мухамадиев как-то в шутку сожалел о том, что не удалось ему посидеть на скамейке «Милана».

– А Олег Иваныч любил говорить нам, еще дублерам: «Вы известнее любого футболиста премьер-лиги». Хотя в премьер-лиге мы пока в основном сидели на лавке. И Романцев ведь был абсолютно прав. У нас была яркая красная форма, белые рубашечки и бьющий каждому встречному в глаз спартаковский ромб. Прохожие подбегали за автографом.

Ненужный Погребняк, брошенный в аэропорту Баранов и монополия Романцева

– Аренда в нашем понимании – это некая жизненная жесть?

– Что-то в этом роде, но какие приятные сюрпризы такая судьба порой преподносит. Вопреки. Не ушел бы Паша Погребняк в первую лигу, сидел бы в дубле, куда его Старков отправил. «Ты у меня не будешь играть точно!» – заявлял тренер нынешнему форварду «Штутгарта».

– К чему такая категоричность?

– Не знаю. Судя по всему, Старкова заставляли ставить в состав Кавенаги, стоившего пятнадцать миллионов и полтора получавшего в год. Тогда я и Аленичев пошли к Перваку, вопрошаем: «Что вы делаете? Поговорите со Старковым, пусть оставит Пашу. Во-первых, он наш воспитанник. Во-вторых, статный, антипод Кавенаги, способный дополнить аргентинца». Первак в ответ: «Идите к Старкову, решает все он». Мы идем к Старкову, а он нам в ответ тычет пальцем вверх и приговаривает: «Вы знаете, с этим вопросом туда, к Перваку. Мне он сказал, что этот игрок не нужен». Нас с Аленичевым, который вернулся после победы в Лиге чемпионов, в родном клубе просто дурачили. Вопрос с Погребняком уже был решен.

– До Старкова в Погребняка в «Спартаке» верили?

– Романцев ему доверял, выпускал еще очень молодого минут на двадцать, и с Пашиными выходами игра в атаке всегда обострялась. Он оказался одним из тех, кого технично убрали, и хорошо, что он нашел в себе силы через «Балтику», через «Томь» вернуться в большой футбол.

– Ты в интервью всегда веришь в нынешнюю спартаковскую молодежь. Отчего такая уверенность?

– Я с ней знаком. Паршивлюк – это вообще мой подопечный. Я в номере жил с Парфешей, потом с Аленичевым, потом один. И тут на базе закончились места, ко мне приводят Серегу и спрашивают: «Егор, ничего, если к тебе поселим?». «Конечно», – говорю. А Серега – скромный парень, стеснялся меня. Но нынче как играет! И почему я не могу в него верить? В сборной из по-настоящему сильных крайков только Анюков. А кто за ним? Паршивлюк.

– А каким красавцем был Павленко? Но не реализовался.

– Сашке характера не хватило. В остальном практически без недостатков. И техника, и удар, и голова на плечах. Он поиграет, выйдет на дистанцию, а потом возьмет, да обидится на кого-нибудь. А так нельзя.

– Он начинался как центральный полузащитник-созидатель. Но по молодости его как отправили на фланг, так, похоже, и забыли, что он не фланговый игрок. В этом нет проблемы?

– Нет. И Мостовой, и Шалимов стартовали бровочниками. И сам я играл с краю. Перед отъездом Аленичева. А чего, свободных мест «в партере» «Спартака» не было. Матча три-четыре я был правым хавом.

– Мостовому такая роль не нравилась. Думать приходилось мало.

– А мне интересно было. Да еще, хорошо, Парфеша помогал. Всегда забежит, когда надо, подскажет вовремя. Благодаря Димке я имел возможность не всегда возвращаться назад. Это же новые ощущения!

– Не могло получиться так, что, хорошо себя показав, на бровке мог бы и остаться?

– А вскоре подоспел Вася Баранов, который меня и «вытеснил» оттуда. Правда, его переход чуть не сорвался.

– Из-за чего?

– Вася прилетел из Калининграда, но в аэропорту его никто не встретил. Он развернулся и первым же рейсом отправился обратно. И, немногим спустя, на полном серьезе отказывал «Спартаку», говорил, никуда из «Балтики» не уйдет. А у нас что-то напутали и опоздали. Зато когда вернули, Васе хватило трех минут на ту самую адаптацию, чтоб как дать Нигматуллину. Сейчас Баранов, правда, исчез.

– Последние следы были замечены в Рязани.

– Он уже когда в Рязани играл, обособился от всех. Ни звонков, ни писем.

– Еще немножко об аренде. Тебе самому она никогда не грозила?

– Нет. Я как попал в 96-м в основу, так выбить меня оттуда было тяжело. И игрой доказывал, и Олег Иваныч был сторонником нечастых изменений в команде. Если кто-то вливался, то он был, как правило, сильнее и колоритнее своего предшественника.

– До смуты тебе ни разу не приходилось хвататься за голову со словами «Что же делать?»

– Были моменты. По осени. Когда заезжали на сборы перед Лигой чемпионов за два дня до матча. Фактически три дня ты сидишь на базе, отыгрываешь матч, уезжаешь на другую базу – в сборную, где сидишь еще десять дней, отыгрываешь матч, возвращаешься вновь на базу клуба, сидишь три дня, ждешь матча чемпионата, отыгрываешь матч, после которого подходит Олег Иваныч и говорит: «Ты играл плохо, поэтому едешь на базу»… Я обижался, но все равно знал, что никто никуда меня из родной команды не сошлет. Просто мы тогда были слишком зависимы от руководства, которое в одном лице представлял Олег Иваныч. Была монополия, без ведома Романцева в «Спартаке» не решалось ничего. Все остальные подчинялись.

Лет десять назад сборная играла в Туле с Белоруссией – 1:1. Играли мы отвратительно. Романцев выслал автобус и нас, пятерых спартаковских сборников, прямиком из Тулы отвезли в Тарасовку. За пять дней до матча чемпионата. Мы только в дороге поняли, что Москву объедем стороной.

– Сейчас такие акции чем кажутся?

– Дикостью. Какому-нибудь европейцу вроде Лаудрупа в голову такое не придет. Приезжайте, ребят, в день матча к обеду. Поедим и на игру. Нормальный подход. Правда, безрезультатный… У нас в России, имею в виду.

Нетренеры, пропаганда и жизнь глазами из «Бентли»

– У тебя есть тренерские планы? Хотя бы писаные вилами на воде.

– Да зачем мне это? Гм… Конечно, зарекаться не хочу, может, жизнь заставит стать им. Но я не хочу в сорок пять лет получить инфаркт, инсульт и в качестве антуража седину. Волосы и так в меру седеют.

– Рассуждаешь прямо как Тихонов.

– Так болезни все от нервов. Пока я не готов к этому. Стоп! А я сейчас по сути и есть тренер!

– Теннисный.

– Жизненный.

– В книге Дэвида Ремника о Мухаммеде Али есть такие строки: «Анджело (Данди – тренер Али) был сильным, когда нужно было быть сильным, и слабым, когда нужно было быть слабым… Анджело понимал, что он – вторая скрипка, что смотреть приходят на боксера, даже если этот боксер – тупица». Титов всегда подстраивался под партнеров. Эта история может ведь стать и твоей.

– Но не каждому хорошему игроку суждено стать тренером. Даже если рассматривать великих, таких как Гуллит или Маттеус, то пока они не состоялись в этой профессии. Пеле и вовсе переквалифицировался в кофе. Не имею привычки зарекаться, но опять же, нужен переходный этап от одного к другому. В начале года я знал наверняка, что карьера игрока моя закончена. Знакомые подходили и говорили: «Да ну ладно, не вздумай! Тебе еще играть и играть». Каждый твердил примерно одно и то же, да еще настойчиво. Десятому убеждающему ответил: «Куда?» – А что, некуда? – Назови команду? – это уже я давлю. Человек задумывается и начинает загибать пальцы: «Так, в ЦСКА тебе нельзя, с «Локомотивом» ясно, с «Динамо» понятно, «Спартак»… О, а «Спартаку» не подойдешь?» Я отвечаю: мне что, стучаться и кричать «Возьмите меня в «Спартак»? И до людей начинает доходить, что действительно, проблемка. На периферию возможность есть уехать хоть сейчас, но низкого уровня я уже хлебнул. Мне один менеджер предлагал в клубе любую должность – от игрока до одного из руководителей. Но у меня дочка растет и я в этом деле вижу намного больше пользы, чем в футболе.

– Тем не менее, в финале спрошу: что или кто может вернуть тебя на поле?

– Ничто и никто. У нас есть команда, «Артист», где президент Николай Трубач, а мы с Владимиром Петровичем Пресняковым вице-президенты. В составе много звезд первой величины.

– Ну это же досуг.

– Тебе так кажется. Да, это для души, но ты видел, чтоб на досуге взрослые серьезные мужики бросали все дела и мчались в понедельник и четверг друг против друга рубиться на поле? Мы будем пропагандировать футбол везде, где только можно, играть в него и зарабатывать на нем. Мы же собираемся стать чемпионами мира в 2018 году!

– Замечательно все это, но не верится в то, что человек твоего масштаба здесь реализует свой потенциал.

– А потенциал я реализовываю в ребенке. Мне мои амбиции вот где уже (Егор прикидывает ладонь к горлу – прим. А.С.), у меня была очень насыщенная карьера, дай Бог каждому ее пережить. А, может, лучше и не надо. Моя сегодняшняя амбиция машет ракеткой и как раз начинает бурный рост. Это главное. На ближайшие десять лет уж точно. Спорт – сложная штука, могут быть неудачи, поэтому моя задача – подвести Аню к первому жизненному этапу. Мне это дело гораздо интереснее футбола. Я редко смотрю телепередачи, покупаю газеты. Условно говоря, я будто всю жизнь ездил на «Тойоте», а сейчас мне подарили «Бентли». И Москва по-другому видится из новой машины. И мысли новые в голову приходят. Как так, я жил со своими амбициями, но не замечал много важного. Я знаю, если поднапрягусь сейчас, мне будет очень интересно в дальнейшем. Из прежнего футбола я ушел.

Источник: http://www.sports.ru

Комментарии: