Александр МОСТОВОЙ: Мы хотели, чтобы на родине нас тоже уважали. А те, кто обвинял «легионеров», сами обогатились на игроках

22 августа исполнилось 55 лет главному и единственному Царю отечественного футбола — Александру Мостовому, которого стали так именовать в 1990-е годы во время выступлений за испанскую «Сельту». До этого он становился чемпионом со «Спартаком», поиграл в Португалии и Франции, успел застать сборную СССР, а затем уже с Россией прошел все главные международные турниры — 1990-х — начала 2000-х. Мог стать легендой и мирового футбола: на него претендовали «Реал», «Барселона» и «Ювентус». Но все-таки в его судьбе больше недосказанного — и во время игровой карьеры, и после ее завершения. Раскрыть некоторые тайны мы попытались в «юбилейном» интервью.

Часто задаю себе вопрос: кому нужна сейчас чистая совесть?

— Александр, как относитесь к «круглым» цифрам? Имеют они какое-то сакральное значение?
— Честно сказать, не обращаю. Было 45, потом 50, сейчас, к сожалению, 55. Все знают поговорку: что возраст — это цифры, написанные каким-то шрифтом. Единственный раз, когда справлял день рождения, — лет в 13−14. Один раз мне что-то подарили, и я собрал друзей, с которыми учился в школе.

— А на какой возраст сейчас себя ощущаете?
— Не знаю. Все говорят, что выгляжу шикарно (смеется). Физически тоже вроде все в порядке, единственное — проблемы, которые были со спиной еще в игровую карьеру, продолжаются. Постоянно боли учают, несколько раз уже проводил операции.

— Но все равно, наверное, в такие дни подводите какие-то жизненные итоги?
— Да, об этом не только в эти даты думаешь — можно сказать, постоянно. Раньше часто брали интервью, и я говорил, что многое хотел бы поменять в футбольной карьере. Но так сложилась судьба. Наверное, когда-то можно было где-то резануть, поступить по-хамски, но никогда себе такого не позволял. Все на своей «доброте» — да ладно, ничего, да какая разница.

— Зато у вас совесть чиста.
— Этот вопрос я себе часто задаю: кому нужна сейчас чистая совесть? За свою жизнь видел столько людей, у которых нет ни совести, ни стыда, ничего. И живут припеваючи. А ты вроде честен, все стараешься делать по закону, а кому нужен? Никому! Такой сейчас мир! С появлением интернета, всех этих блогеров приходится как-то под это все подстраиваться.

— Вы родились в Ленинградской области, в Ломоносове. Были ли там когда-нибудь уже в сознательном возрасте?
— Да, причем совсем недавно. В последнее время часто бывал в Питере — на разных форумах, в хоккей играли, в футбол. Недели две назад поехал в Петергоф, а последний раз там был лет двадцать назад, а то и больше. Погуляли там, думаю, дай доеду до того места в Ломоносове, где жили моя бабушка и я с родителями. И вот оказался рядом с тем домиком, где родился, сделал фотографии, прошелся по знакомому району.

Если описать мою дорогу на тренировку в детстве — все с ума сойдут!

— В детстве вы любили хоккей. Стоял ли серьезный выбор между хоккеем и футболом?
— С одной стороны, стоял, с другой — нет. Я в детстве очень хорошо играл в хоккей — так же, как и в футбол. «Золотая шайба», «Кожаный мяч» — все эти турниры со мной неразрывны. Всегда в командах был и капитаном, и лучшим игроком, бомбардиром, выступал даже за старшие возрасты — на год, два… Но жил далеко от Москвы, поэтому играл за область.

— Добираться сложно.
— Не то слово! Когда я попал в ЦСКА с помощью отца, то два с половиной часа уходило только на дорогу в один конец, потом назад. Если описать мою дорогу на тренировку — все с ума сойдут! Я должен был минута в минуту успеть на автобус, электричку, трамвай, и обратно — то же самое. Если опаздывал на электричку или на автобус, то на остановке приходилось стоять по часу поздним вечером, а мне 12−13 лет. Да, без хоккея не мог, но он отпал, когда в 14−15 лет начали вызывать в футбольную сборную Москвы.

— Отец у вас сам раньше занимался футболом. Родители понимали, что это не просто сиюминутное увлечение?
— Нет, в то время никто ничего не понимал. Слова «профессионал» еще не существовало, никто не мог представить, что Саша Мостовой из какой-то деревни окажется в московском «Спартаке», который знает весь Советский Союз. Это даже присниться не могло. Занимался в школе ЦСКА, потом пригласили в «Красную Пресню», а через год — уже в «Спартак».

— Да, все быстро завертелось.
— Что тогда у меня было? Автобус, электричка, кеды рваные, и все! Помню, родители купили где-то ботинки на белой подошве — «манка» называлась. Пришел в них в школу, а потом мы пошли сразу в футбол играть, и у меня они разлетелись. Что оставалось сделать? Я готов был их слюнями заклеить, не знал, как домой прийти…

Романцев и Жиляев откопали и стали почти как родители

— Когда вы сами поняли, что представляете из себя что-то в футболе?
— Уже лет в 11, когда обыгрывал в Московской области по полкоманды и забивал голы. Потом попал в ЦСКА, что-то тренеры видели во мне. Мог разобраться с соперниками один в один, забить, всегда говорили, что умный футболист. Потом меня в сборную Москвы пригласили, потом — Союза, и пошло-поехало. Но даже в тот момент не представлял, что меня возьмут в «Спартак». Романцев обратил на меня внимание, когда я еще только школу заканчивал, 16 лет. А вот когда мне сказали, что начнут какую-то зарплату платить, то подумал, что, наверное, стану футболистом.

— Как тогда Романцев относился к молодым игрокам?
— Для меня все было в диковинку и в новизну. Любая звучная фамилия. Находясь в «Красной Пресне», не понимал: где, что, как… Через полтора года после окончания школы стал основным игроком «Спартака» — как во сне все пролетело, и Романцев, можно сказать, оказался вторым отцом. Он и Валерий Жиляев — начальник команды. Они меня откопали и стали почти как родители.

— Все юношеские и юниорские сборные страны вы прошли. А был ли шанс попасть на Олимпиаду-88 в Сеуле?
— Да, конечно. В какой-то момент думал, что меня возьмут. Три персонажа всегда были на виду, когда выступали за юношеские-молодежные сборные, — Колыванов из ФШМ, Мостовой из ЦСКА и Шалимов из «Спартака». Бышовец, тренировавший «олимпийцев», даже несколько раз брал нас на какие-то товарищеские матчи. Но тогда мы еще были молоды и не могли составить реальную конкуренцию более возрастным ребятам, которые прошли весь цикл. Поэтому нас и отцепили.

— Зато вы стали чемпионами Европы среди молодежных команд в 1990-м.
— Да, никто, кроме той нашей коман­ды, «молодежную Европу» не выигрывал. В финале обыграли сборную Югославии — с Шукером, Просинечки, Бобаном… Просто разорвали их в двух матчах.

«Спартак» хотел меня продать в «Байер», и я сбежал в Португалию

— Тогда было много разговоров, что такого талантливого поколения у нас давно не появлялось. Но в победы на взрослом уровне это не вылилось.
— Да, тогда зарубежные эксперты говорили, что через год наше поколение станет лучшим в Европе. И мы знали себе цену, поскольку возили всех соперников. На тот момент практически каждый был лучшим в своей команде в чемпионате СССР: Канчельскис, Колыванов, Добровольский, Мостовой, Шалимов, Юран…

— Согласен, выделялись.
— Я, к примеру, уже дважды стал со «Спартаком» чемпионом СССР, чуть ли не лучшим футболистом страны признавался… Другое дело, что в 1991-м Союз развалился, и мы оказались у разбитого корыта. А если бы появились на свет лет на десять раньше, то, возможно, история нашего футбола и по-другому бы сложилась. Но начались 1990-е, смутное время, разруха. И нам пришлось уезжать на Запад — знали свой уровень, хотели играть с лучшими. Просто оказались заложниками той ситуации.

— Как, кстати, проходил ваш отъезд за рубеж? Помните, наверное, с какими трудностями пробивались в НХЛ наши первые хоккеисты.
— Тоже тяжело было. Я же как уехал? Можно сказать, почти сбежал. Меня, кстати, когда оказался в «Спартаке», ЦСКА собирался в «армию» вернуть. Романцев с Жиляевым в Тарасовке прятали, никуда не выпускали.

— Зато отстояли.
— Первоначально должен был ­уехать в «Фоджу» с Шалимовым, но взяли туда в итоге Колыванова и еще какого-то румына. Я тогда очень сильно расстроился, начал искать другие пути отъезда. «Спартак» захотел меня продать в леверкузенский «Байер». Я уже там начал тренировался, предконтракт подписал. Но потом мои друзья — Вася Кульков и Серега Юран — отправились в «Бенфику», и это перевесило. Все закончилось тем, что убежал к ним.

— То есть вопреки желанию руководства «Спартака»?
— Да, это все прекрасно знают. Проходил мини-футбольный турнир в Германии. После какого-то матча под предлогом, что мне надо отлучиться, я уехал в Лиссабон. Как купил билет, решили вопрос с визами — уже смутно помню.

Меня и Кулькова зажимали в «Бенфике», конечно, от этого закипал

— Дорога в один конец.
— Да. Нюансы уже растворились, помню, что оказался в Лиссабоне.

— Не страшно было?
— Нет, чего бояться, елки-палки? Мы же знали, что одни из лучших футболистов в мире, я в «Спартаке» играл со звездами того времени. Наше поколение прошло огонь, воду и медные трубы.

— Я имею в виду жизнь в зарубежной стране после СССР.
— В Германии пробыл две недели, страна мне всегда нравилась своей чистотой, пунктуальностью, ассортиментом в магазинах. Но уклад их жизни — не для меня. Язык немецкий вызывал отвращение. Когда же оказался с друзьями Васей и Серегой в Лиссабоне, то все было шикарно — море, солнце, пляж.

— Все здорово, кроме футбола?
— Да. Шла тяжба с документами — «Спартак» начал выяснять отношения. Полгода вообще ничего не делал: только тренировался и отдыхал на пляже, купался. А потом, когда «Спартак» получил деньги, в «Бенфике» сменилась власть. В Англию уехал Свен-Горан Эрикссон, который хотел меня видеть в команде. Пришел новый тренер, делавший ставку на других.

— Обычная ситуация.
— Плюс проблема с лимитом на иностранцев — играть имели право три, а у нас их было больше десятка. Кроме нас — бразильцы, шведы… И я еще полгода пропустил. Затем произошла смена на тренерском мостике, новый наставник доверял больше. Но тут уже португальцы нас стали выжимать, им тоже хотелось играть. На всякий случай, на моей позиции были такие конкуренты, как Руй Кошта, Паула Соуза, Пауло Футре, Жоао Пинту…

— Звезда на звезде.
— Состав такой, что многим и во сне не приснится. И сколько мне еще сидеть и загорать? Нужно искать варианты. При первой возможности перебрался во Францию.

— Франция после Португалии была своеобразной отдушиной? По характеру больше подходила?
— Когда играешь в товарищеских играх, а потом на официальные тебя не ставят, то это задевает. Какой бы «Бенфика» ни была, я понимал, что не слабее других, даже сильнее. Меня и Кулькова зажимали. Юрана еще как-то ставили, потому что выбор нападающих не такой большой имелся. Конечно, я закипал с таким отношением! И слава богу, что сразу стал звездой французского футбола.

Приезжаешь на тренировку и видишь поле с лепешками из-под коров

— Зато когда перешли в «Сельту», пришлось практически начинать с нуля — вы с Карпиным подняли клуб до европейского уровня.
— Тут тоже переход вышел довольно странный. Я никогда не думал, что окажусь в «Сельте», уйдя из «Страсбура». Но мы пошли на конфликт с президентом французского клуба, который в очередной раз обещал поднять контракт, но в итоге решил, что лучше иметь сильного футболиста и платить ему как обычному середнячку. Мы же русские, с нами могли поступать как хотели. С этим я столкнулся и в Португалии, и во Франции, и, кстати, в Испании.

— Когда вы оказались в клубе из Виго, то, похоже, серьезно расстроились. Там даже раздевалок не было нормальных. Не возникло желания развернуться и рвануть оттуда?
— Конечно. Я вскипел, наверное, спустя два месяца. Как только подписал контракт, команда уехала куда-то на сборы, кажется, в Швейцарию. Там тренировались, готовились. Когда вернулись, столкнулся с проблемами. Вроде бы все здорово — погода, океан, шикарный вид. Но приезжаешь на тренировку и видишь какой-то барак и поле с лепешками из-под коров. Что это такое? Спрашиваю: у вас это временно, какая-то база нормальная есть? Нет, здесь и тренируемся.

— Забавная история.
— Бежишь с тренировки в душ — два-три человека помылись, и все — горячая вода закончилась. Очень много смешных историй. И конфликтов. Ну и результаты. Проиграли 0:3, а вся команда песни поет. Вы что делаете? Нам задницу начистили, а вы радуетесь? Я же не привык так, а у них все нормально (смеется).

— Разница менталитетов.
— Первые полгода у меня чуть ли не ломки происходили, конфликты со всеми, потому что правду говорил, не хотел с ними песни по случаю поражений петь. А они говорят, что 0:3 — это нормально. И потихоньку мы это все ломали, строили-строили и через год построили. Когда уже Карпин пришел, то начали вдвоем крутить, вертеть. Потом образовалась сумасшедшая команда: Мазиньо, Макелеле, Мичел Сальгадо…

Смеялись с Карпиным: играем так, что всех других продают в сильные клубы

— В итоге вы провели в «Сельте» восемь лет, хотя играли так, что за вами охотились лучшие клубы Европы. Что удерживало от перехода?
— Быт, дети были маленькие. Нас все устраивало: в городе нас любили, плюс сумасшедшая команда. Хотели выиграть титул или что-то другое. Но в чем проблема таких коллективов? «Выстрелили» и двух-трех игроков раскупали. С Карпом смеялись: ребята, мы так играем, что вас продают во все клубы — из «Сельты» уходили в «Реал», «Барселону», «Ливерпуль»… Макелеле продали, Мичела. Только мы одни оставались. И еще Мазиньо.

— Насколько вы довольны своей карьерой в сборной? Были турниры, за которые не стыдно?
— Ни насколько. Думаю, так же, как и многие ребята, кто бы что ни говорил… Мы вроде оказались в лучших клубах, нас всех разобрали по Европе. Но в стране еще «совок» был, лет десять ушло на построение всего нового. Чиновники, например, не понимали, что, когда мы приезжаем в сборную, нас надо встретить и отвезти на базу. А не ждать на остановке автобус или такси. Не говорю уже про форму и все остальное. Мы же видели, как это устроено в профессиональных клубах.

— А у нас еще продолжалась перестройка.
— Да, и это не отговорка. В 1996 году у нас была одна из сильнейших сборных за всю историю страны. Перед чемпионатом Европы мы находились в рейтинге на втором месте. Можете представить?

— Сейчас уже сложно.
— Во время отборочного этапа перекрыли рекорды какие-то — по очкам, голам, победам. И ехали в Англию одним из фаворитов, но нам группа досталась, вы помните, — Германия, Италия, Чехия. В итоге в финале встретились Германия с Чехией, а мы с Италией не вышли. Хотя по игре не уступили никому, моментов хватало забить — не везло… А потом стали возникать конфликты — кто играет, кто не играет. Тот обиделся, этот…

— Настроения, наверное, не добавляли постоянные выпады со стороны РФС, которые часто выставляли вас зажравшимися рвачами…
— Помните, стали нас называть «легионерами». Хотя мы бегом в сборную бежали, хотели, чтобы нас на родине тоже уважали как сильных футболистов. А те, кто нас обвинял, сами обогатились на игроках, елки-палки! У всех и «мерседесы», и водители, и охранники, и дома. Насмотрелся, кто как жил в то время и кто на чем ездил. Мы-то своим трудом, ногами, здоровьем все зарабатывали. А они чем? Подписали договор-контракт? Самое тяжелое — ручку поднять! А потом им перечисляли — миллион туда, миллион сюда. А «легионеры» при этом еще и плохие оставались.

Москва 2000-х кипела, и я года два-три отрывался

— Но обидно, что сильные игроки так и не смогли поставить победную точку в сборной. Все дело только в руководстве?
— Не знаю. В 1990-е все наше поколение играло в Европе, а в сборной особо ничего не смогли добиться, оказались заложниками. Вспомните, что тогда в стране творилось! Убивали, грабили… Я всегда смеялся: приезжаешь в Шереметьево — ни одного фонаря. Едешь из аэропорта: ни разметки нет, ни асфальта… Хотя, наверное, и сами в чем-то оказались виноваты. В том плане, что собралось слишком много сильных, честолюбивых футболистов, всем мест на поле не хватало, а разобраться сами не смогли в ситуации.

— После завершения игровой карьеры вы, наверное, ждали большей вовлеченности в наш футбол?
— Меня часто спрашивают: почему ты не там, не там? Но вот так судьба, наверное… Почему не в «Спартаке»? А что, я должен выйти на дорогу, поднять руку и кричать: «Возьмите меня, пригласите!»? Хотя многие так и делают. Без мыла залезают. А я не могу! Хотя, мне кажется, надо как-то уважать людей, которые столько лет отдали клубу.

— Во всем мире уважение к своим легендам.
— Я всегда ждал приглашения от «Спартака» в любом качестве. Но вот видите… Наверное, больше всех за границей прожил. Причем и после завершения карьеры. У меня дети только подрастали, должен был с ними рядом находиться. Основательно перебрался в Россию только в 2012 году, а закончил играть в 2005-м. Когда вернулся, все места уже были заняты (смеется). А у меня не было на тот момент влиятельных друзей.

— Печально.
— Да, был период, когда немножко разгульной жизни захотел. Москва 2000-х вообще кипела, и я немного отрывался — всю жизнь в режиме, а тут — свобода. Поэтому года два-три получал от жизни по полной: гулял, наслаждался.

— Ну, этот период давно прошел.
— Сейчас иногда слышишь высказывания: «А что Мостовой какие-то претензии предъявляет? Кто он вообще?» Ребята, о чем вы говорите: где вы и где — Мостовой в футболе. Но опускаться на их уровень… Жалко, конечно, я бы с удовольствием оказал какую-то помощь клубу. В конце концов, пообниматься, поцеловаться, поздороваться не бровке, как многие, — сумел бы (смеется). Но меня никто никуда не зовет. Да и не в том я возрасте, чтобы где-то гнуться и прогибаться.

— Недаром вам дали в «Сельте» кличку Царь.
— Не только в «Сельте», во всей Испании. Я — Лев по гороскопу, может, с этим связано, плюс многое у нас идет из детства. Уже тогда пробивал себе дорогу в жизнь ногами и руками. Но ничего! Как говорю всегда, у кого-то намного хуже. Жалко, что годы бегут и все меньше остается настоящих друзей.