«В Греции сделали документы, будто я беженец» Путь тренера вратарей сборной

Тренер вратарей сборной России Гинтарас Стауче рассказал, почему сначала отказался ехать в «Спартак» и как в Греции стал беженцем.

Гинтарас Стауче – вратарь, тренер вратарей сборной России

Клубная карьера: «Спартак» (1988-1994), «Галатасарай» (1994-1995), «Каршияка» (1995-1996), «Сарыер» (1997-1997), «Дуйсбург» (1997-2001), «Акратитос» (2001-2002), «Фостирас» (2002-2003), «Калитея» (2003-2004), «Юрмала» (2004-2006)
Тренерская карьера: «Юрмала» (2004-2006), «Спартак» (2007-2009), «Жемчужина-Сочи» (2010-2011), «Терек» (2011-2013), «Амкар» (2013-2014), «Динамо» (2014-2015), «Легия» (2015-2016), сборная России (2016-н.в.)

Карьера Гинтараса Стауче была довольно разнообразной: свой путь он начал в «Спартаке», а затем играл в Германии, Турции, Греции, Латвии… В общем, рассказать ему действительно есть о чём. Сейчас Стауче уже год как работает тренером вратарей сборной России.

«В «Спартак» сначала ехать отказался»

– Почему вы решили стать вратарём?
– Всегда, когда играл со старшими ребятами, стоял в воротах. Все говорили, что я неплохой вратарь. В один день к нам в класс пришёл тренер и сказал: «Кто хочет играть в футбол, поднимите руки». Все подняли, а я нет. Тогда один из ребят встал и показал на меня: вон, мол, хороший вратарь, тоже должен записаться. Я и согласился.

– А почему сами руку не подняли?
– Стеснительный был. Не знал, что родители скажут. Но, когда я пришёл домой и рассказал, что записался на футбол, мама сказала: «Хорошо». Мне девять лет тогда было, так что особо серьёзно это не воспринимали. Ну, записался и ладно. А я с того дня тренировки не пропускал, только если из-за болезни или травмы. В общем, не пожалел, что тогда одноклассник на меня показал.

– Вы начинали свой вратарский путь в 1988 году в «Спартаке». Как попали в московский клуб?
– В 1987-м мы с юношеской сборной U17 прилетели из Болгарии с международного турнира. В Шереметьево ко мне подошёл представитель «Спартака», представился и сказал, что Бесков хочет видеть меня в команде. Но я сразу отказался.

– Почему?
– Я не хотел никуда уезжать из Литвы, да и русский ещё плохо знал. Вообще, у нас все всегда стремились попасть в «Жальгирис», поэтому про Москву даже и мыслей никогда не было. Так вот, я ему отказал, но он мне сказал: «Ты лети домой, всё обдумай. Мы с тобой ещё свяжемся». Получилось так, что в конце января я должен был лететь на сборы, но мне было не с кем тренироваться. «Жальгирис» тогда уехал в ГДР с двумя командами, а я остался один. Тут как раз позвонили из «Спартака» и поинтересовались: «Ну, как?». Я в итоге сказал, что приеду. Тренироваться-то надо было. Помню, прилетел, сел в такси, а водитель заблудился. Начал ездить вперёд-назад, а на улице темно, снега куча, не видно ничего… С горем пополам довёз меня до Тарасовки. Три недели я там тренировался, и в последний день Бесков меня вызвал к себе и сказал: «Всё, ты остаёшься у нас». У меня во-о-от такие глаза были! Пошёл в комнату, всю ночь уснуть не мог, думал: «Как я тут буду? В большом городе, не зная языка...». Потом связался со своим первым тренером, мы с ним поговорили. Он сказал, что хуже не будет — только лучше. И всё, я остался в «Спартаке».

– Как представитель узнал, что вы прилетите?
–Журналисты тоже всё ведь быстро узнают, работа такая. Там не только из-за меня приехали, ещё и к Поповичу подходили. Он вместе со мной в сборной был.

— А почему было такое, что не хотели ехать в Москву? Всё-таки это «Спартак»…
— Для нас в Литве попасть в «Жальгирис» считалось вершиной. Это значит, что ты достиг чуть ли не всего, чего хотел. А так далеко я даже не думал. Мне было только 17 лет, откуда мне тогда знать, что там да как. В одной Москве в три раза больше людей, чем во всей Литве.

«В «Спартаке» чувствовал, что мне очень многого не хватает»

– Что чувствовали, когда начали тренироваться?
– Было тяжело. Тебе 17, а вокруг одни профессионалы. У них даже удары совсем другие были. Чувствовал, что мне очень многого не хватает, потому что смотреть-то на остальных я смотрел, а то же самое сделать не мог. Понемножку-понемножку набирал. Но самое главное, что в меня верили. Бесков меня к себе вызвал и сказал: «Я сделаю из тебя второго Яшина».

– Как отреагировали на эти слова?
– Я, если честно, не видел, как Яшин играл. Знал, что он был отличным вратарём, мировая легенда. Но было приятно это слышать, ведь я к тому времени ничего ещё не сделал, ничего толком не умел, а Бесков меня сравнивал с таким легендарным вратарём.

– Много общались с Бесковым?
– Не особо, но, когда встречались, чувствовалось, что он очень позитивно ко мне относился. Помню, начался Кубок Федерации, а мне надо было ехать в сборную. Так он мне сказал: «Ты туда не езжай, я тебя подготовлю, сыграешь здесь». И я постепенно начал играть. Наверное, что-то во мне увидел.

– Вы тогда чувствовали, что защищаете цвета какой-то особенной, великой команды?
– В те времена, если честно, как-то нет. Позднее уже только это осознал. Тогда лишь старался попасть в состав и доказывать, что достоин места на поле.

«Романцев хорошо чувствовал игроков»

– Вы помните, как начиналась тренерская карьера Романцева в «Спартаке»?
– В 1988 году, когда закончился чемпионат, из «Спартака» убрали Бескова. Многие не знали, кто будет новым тренером. Ходил слухи, что им станет Романцев. Так и оказалось: он пришёл, когда началась подготовка к сезону. Ему звонили из «Жальгириса», просили, чтобы он меня отпустил. Романцев сказал, что решение за мной, но он хочет, чтобы я остался. Я и остался. Потом был звонок из «Жальгириса», говорили, что они меня ждут. На что я ответил, что уже дал слово и остаюсь в Москве.

– Вы же говорили, что «Жальгирис» — это высшая точка…
– Если я дал слово, значит, нужно было его держать.

– Много приходилось общаться с Романцевым?
– Это, наверное, был наш единственный разговор.

– Что его отличало как у тренера?
– Он разбирался в футболе, игроков хорошо чувствовал. У него были интересные теоретические занятия.

– А как у человека?
– Я не знаю, так как нечасто с ним общался.

– Вы стали играть, когда ушёл Черчесов. С ним вы тогда сдружились?
— Нельзя сказать, что мы сильно дружили. Общались, здоровались. Дружба, как я понимаю, это когда в гости ходишь, встречаешься семьями. Мы были коллегами, вместе тренировались.

– Никогда не думали, что придётся пересечься в работе?
– Никогда. Я живу всегда одним днём. Смотрю только на то, что сейчас делаю. Далеко никогда не заглядываю.

– А с кем в «Спартаке» вы дружили?
– С Мостовым, Шалимовым. Ездили, например, к Саше в гости в Лобню, откуда он родом, выбирались вместе в город.

«Первые полгода в Москве были ужас»

– Когда приехали в Москву, быстро русский выучили?
— Я не могу сказать, что вообще ничего не знал. Мы хорошо учили язык в школе. Но тем не менее контактировать со всеми поначалу было непросто.

– Что делали в Москве, когда у вас было свободное время?
– Первые полгода было особенно сложно. Я вообще из Тарасовки не выезжал, потому что не знал, куда ехать. Первый раз в Москву выбрался в одиночку только через полгода.

– Почему товарищи по команде не рассказывали, куда можно сходить?
– Они все на машинах быстро разъезжались, а я новенький был. Так-то мы общались, но чтобы куда-то вместе поехать – такого не было.

– Чем же вы занимались в Тарасовке?
– Я же ещё в сборной играл, так что не все шесть месяцев сидел. Потом уже, когда привык, стало полегче. А так в основном тренировался. Там же поле свободное было — тренируйся, пожалуйста. Ещё другие ребята жили на базе.

– Какое место было самым любимым в Москве?
– На Арбате было литовское кафе. По-моему, сейчас его уже закрыли.

– А машина у вас была?
– Купил шестёрку перед отъездом в Турцию. Месяц поездил, потом уехал, а машину на базе оставил. Вдруг мне звонят, говорят, что машины нет. Так и не нашли.

«В первом матче думал, что сейчас будет суперигра. Попали «Зениту» 0:2…»

– Какие ваши самые памятные матчи за «Спартак»?
– Первая игра. Такое навсегда запоминается. Выходил на поле с чувством, что сейчас покажу все, что умею, и будет супер игра.

– И как?
– Вышло как раз наоборот! Попали «Зениту» 0:2. После этого надо было недельку с собой побороться, потому что не понимал, почему в сборной играю, там всё хорошо, стал чемпионом Европы… А вышел за «Спартак» — и ничего не получилось.

– Сами разбирали ошибки?
– Конечно. Потом понял, что психология — это самое главное. Хотелось же всё показать, а на самом деле надо было просто делать своё дело. И всё.

– Как работали над психологией?
– Если честно, специально над этим не работали. Просто потом стал опытней. В Германии у нас был тренер-психолог, он показал пару упражнений. А тогда я молодой был, не знал, что делать нужно. Только копаешься в себе, думаешь, почему не можешь, почему не сыграл, вроде всё видишь, всё умеешь и всё можешь. Вот так и копался. Думал, надо больше тренироваться. Сейчас понимаю, что главное заключается в том, что нужно правильно тренироваться, а не много.

– А вы много тренировались?
— Да, думал, что если раз не получилось, то нужно больше. Тренировка заканчивалась, ставил 10 барьеров и прыгал 10-20 серий. Казалось, что это поможет. Тогда же не было тренера вратарей, откуда мне было знать, что надо делать.

– Книжки читали?
– Специальной литературы по подготовке вратарей тогда тоже не существовало.

– Может, матчи смотрели? Как вы ко всему приходили-то?
– У нас футбольное обозрение показывали по телевидению, где несколько моментов было и все. Тренировали друг друга как могли. Кто был талантливее и упорнее, тот и пробивался. Когда начал второй сезон в «Спартаке», стал уже поувереннее, психологически устойчивее. Так понемножку и вошёл в игру.

– Почему ушли из «Спартака»?
– Ушёл, потому что поступило хорошее предложение, и в клубе сказали, что надо ехать.

«В Турции футбол – это вторая вера»

– Вы боялись ехать в Россию, не зная языка. А в Турцию?
– Конечно, всегда сложно, когда едешь в другую команду, в другую страну. Но я повзрослел, прошёл через сборную, провёл шесть лет в «Спартаке» и стал спокойнее ко всему относиться.

– К чему было сложнее всего привыкать? Всё-таки это совершенно другой мир.
– К их обычаям.

– Долго привыкали?
– Нет. В команде тогда могло быть только три иностранца. Был швейцарец турецкого происхождения и один футболист из Зимбабве. Общались между собой, да и с местными тоже. Они учили турецкому языку, очень дружелюбные люди.

– Вы знаете турецкий?
– Знаю, но не так хорошо, как литовский.

– Какое самое яркое воспоминание о Турции?
– Когда выигрываешь, можешь идти, куда хочешь. Тебя на руках носить будут. А вот когда проигрываешь… лучше дома сиди! Разница большая. Люди там живут футболом, это как вторая вера. Праздник, футбол – всё там. Из-за этого кажется, что ты делаешь архиважное дело.

– Бывало такое, чтобы фанаты приходили домой или на базу разбираться?
– Домой приходили, когда мы обыграли «Барселону». Они узнали, где я живу. Выглянул в окно, а там народу полно, все танцуют, хлопают… Сначала подумал, что демонстрация какая-то. А они моё имя кричали. Даже не знал, как реагировать.

– С болельщиками у вас сложились хорошие отношения?
— Да. В Турции, если ты вначале покажешь хорошую игру, они тебя примут. Мы первый матч в Лиге чемпионов играли с «Барселоной» на выезде, уступили 2:1, но я отыграл здорово. Именно после этой игры они приняли меня как своего. У них принято скандировать твоё имя, когда ты выходишь на поле. А когда бежишь к ним, нужно три раза махнуть кулаком.

«В Греции мне сделали документы, будто я беженец»

– Помимо Турции вы играли в Германии и Греции. Что-то сейчас связывает с этими странами?
– С Германией — да. Там друзья, знакомые. С Грецией не связывает ничего.

– В Германии своя культура боления. После Турции чувствовалась разница?
– Там чуть-чуть поспокойнее. Например, в Турции они горячо болеют. Если увидят, могут даже прыгнуть на тебя, а в Германии спокойно поздороваются, попросят автограф. Все намного сдержаннее.

– А в Греции?
– В Греции я провёл три года. Остались только плохие воспоминания.

– Почему?
– Обманывали на каждом шагу, деньги не платили. Я только играл и ругался с ними… Ещё это после Германии случилось, где был полный порядок во всех отношениях.

– Как обманывали?
– Всё время на вопрос по контрактным обязательствам (зарплата, бытовые условия) я слышал ответ: «Завтра будет, не переживай». Вот и ждёшь это «завтра». Мне сделали документы как будто я беженец, который сам себя легализировал. Об этом я случайно узнал. Потом связался с литовским консульством, пообщались. Оказалось, что там какой-то закон был, они меня под него и подогнали. С президентом второго моего греческого клуба я был в хороших отношениях. Он снял для меня машину, платил за квартиру. Всегда говорил: «Гинтарас, ты не переживай, тебе я всегда дам, иди на улицу, спроси, все знают, что я человек слова».

– И что в итоге?
– Он пропал. Клуб обанкротился, когда его уже не было. Не с кого было спрашивать.

– Были моменты, когда играли в России, Турции, Германии, Греции, что очень тянуло домой на родину?
– В Греции, если честно, такие мысли появлялись. Уехал из первого клуба, хотя они хотели, чтобы я остался. С юристом подписал соответствующие документы таким образом, что мой контракт уже не действовал.

«Наши взгляды с Черчесовым совпадают»

– Как решили стать тренером вратарей?
– Когда время подошло, чувствовал, что много уже играть не буду, переехал поближе к дому в Латвию. Договорился с «Юрмалой», что буду играть, но уже начну тренировать. Там был тренер вратарей, но всю программу тренировок составлял я. На своём примере чувствовал, что правильно, а что — нет. Так и начал.

– Что сложнее: тренировать или играть в воротах?
– Это в принципе разные вещи, которые нельзя сравнивать. Тренировать — это готовить вратарей, а играть — уже выполнять установку тренера. Поэтому не возьмусь оценить, что сложнее.

– Как вам с Черчесовым работается, сложно или просто?
– Мы одинаково всё понимаем, поэтому нам несложно. Наши взгляды совпадают, а там, где не совпадают, мы спокойно находим истину.

– Как-то советуетесь с ним в методах работы? Всё-таки он тоже вратарь.
– Работа с вратарями – это моё. Мы обсуждаем направленность тренировок, и в течение какого времени и для каких упражнений вратари должны быть вместе с командой.

– Споров нет никаких?
– Какие могут быть споры? Только дискуссии.

– Из тренерского опыта в «Спартаке» что запомнилось?
– Для меня самого стало неожиданно, что в этом клубе я начал и играть, и тренировать. Это то самое главное, что оставило след в моей судьбе.

– Вас сейчас не тянет самому встать на ворота?
– Сейчас – нет. Закончил же уже играть.

– Вратари — люди с особенной психикой и психологией. Вам не кажется, что…
– В чём они особенные?

– Мне кажется, что вратари всегда по-другому настраиваются на игру.
– У вратарей большая ответственность, из-за этого на них ложится большая психологическая нагрузка. Каждый себя индивидуально настраивает. Одному музыка помогает, другому книга…

– Вам что помогало?
– Я хорошо спал перед играми. Сейчас завидую себе, что мог так крепко раньше спать. Иногда мой тренер в сборной, Игнатьев Борис Петрович, говорил: «Ты не спишь? Себя чуть-чуть там укуси, чтобы зажёгся!». Я был просто спокоен.

– Какие-то советы даёте вратарям в сборной?
– Конечно. У меня работа такая.

– Что никогда нельзя говорить вратарям, когда они на поле выходят?
– Негативные вещи. Больше позитива, чтобы они спокойными и уверенными выходили на поле.