Зураб Орджоникидзе: "Советский Союз развалится, будет много крови", – сказал Черенков. В 1984 году"

НАПОЛЕОН

Должности его не уложить и в три строки. Первый заместитель директора Московского научно-практического центра реабилитации и восстановительной спортивной медицины. Вдобавок главный специалист департамента здравоохранения по спортивной медицине.

В наших силах формулировать проще: Зураб Орджоникидзе – замечательный доктор, работавший с футбольной сборной на Олимпиаде в Сеуле. Человек колоссального юмора и обаяния. Разговор с ним можно приравнять к восстановительному мероприятию. Вычесть из отпуска.

Кабинет Зураба Гивиевича – словно музей. Мы б так и ходили с разинутыми ртами до вечера. Вот клюшка Евгения Малкина. Ракетка Марата Сафина. Фехтовальная маска Карины Азнавурян.

– Это всем маскам маска! – поймал наш взгляд Орджоникидзе. – Как раз в ней Карина стала в Афинах двукратной олимпийской чемпионкой. Если заглянуть с другой стороны – там красные клейма.

– Вам подарила?

– Ну не украл же я! Спросил: "Карина, тебе не жалко?" "Нет, – отвечает. – Для вас – не жалко…" Вот фотография Олега Маскаева. Ночью после боя зашивал ему рану над бровью. Еще рука Олега беспокоила. Американцы никак не могли вылечить, хотя в Штатах у него свой врач. Мы взялись – через 15 минут боль утихла. Вот фото легендарной Зои Мироновой, моей учительницы. А вот портрет – узнаете, кто?

– Нет.

– Мой папа, военный хирург. У нас в семье все врачи. Как и у жены, она тоже доктор… Вы пейте чай, это цейлонский. Целебный.

– О, с подстаканниками.

– Ага, как в поезде. Пирожные берите. У нас водитель, Саша, сам печет. На все руки мастер. Бывший боксер и профессиональный кондитер. Сильно огорчается, когда печенье не пробуют. Потом встречает в подворотне.

– Это аргумент.

Из-за бумаг на столе доктора выглядывает бронзовый Бонапарт. Ко всякой штуковине в кабинете прилагается история – император не исключение.

– Приходит наниматься на работу секретарша. 22 года. Спрашивает: "А это кто такой?" Наполеон, отвечаю. Может, не видно сбоку. "Ах, Наполеон…" Тут меня сомнения взяли: "Ты знаешь, кто такой Наполеон?" – "Да, знаю. Очень плохой человек".

– Прекрасная формулировка.

– "Да ладно! – поражаюсь. – Что ж он натворил?" – "Развязал Вторую мировую войну. В 1943-м". Девочка четыре года после школы училась в колледже при МИДе. Мне стало интересно: "А кто такой Сталин, ты в курсе?" – "Конечно! Он был президентом. То ли до Горбачева, то ли после…"

– Взяли на службу?

– Нет, конечно.

ГИТАРА

– Ваш отец был на фронте. Самое яркое его приключение?

– Об этом я даже рассказ написал! Дед, Константин Орджоникидзе, ушел на войну 23 июня. Был старшиной. Папа оказался на фронте в июле 1942-го. Через бабушку узнавали друг о друге. А встретились под Берлином. Увидел, что Гиви, его сын, стоит с папиросой! Это немыслимо, в нашей семье табак не терпят!

– Что сделал?

– Вырвал куст, смахнул листочки – подбежал сзади, ухватил и начал пороть! Тот обернулся: "Мама…"

– Почему "мама"?

– По-грузински отец – "мама". А мать – "дэда". Кто рядом был – оторопели: старшина охаживает лейтенанта! Встрял какой-то майор – от деда и ему досталось. Папа с того дня к папиросам не притрагивался. Но даром история не прошла.

– ???

– Великая Отечественная закончилась, все поехали по домам. А папа благодаря тому майору отправился воевать с японцами. Вместо Грузии – в Манчжурию. Затем новый приказ: доктора Орджоникидзе командировать в Румынию. Оперировал там. Вернулся домой в начале 1947-го.

– Вы пишете рассказы?

– Крохотные.

– А стихи?

– Тоже. У меня и футбольная песня есть! Сочинил в 1992-м, когда уезжали на чемпионат Европы в Швецию. На мотив всем известного:

Ваше благородие, господин футбол.
Кому ты поле брани, а кому-то – шведский стол.
Пульс уже под двести и кровь кипит в ногах,
А кто-то ставит бабки на нас, как на бегах.
Ваше благородие, господин вратарь.
На последних рубежах ты и Бог, и царь.
На щеках грязища, глаз уже заплыл,
А кто-то, глухо крякнув, рюмку пропустил.
Ваше благородие, господа в защите.
Вы за грубость их строго не взыщите!
К тридцати годам мениски все уж стер,
Шикует на Канарах его антрепренер…

– Как мило.

– Слушайте дальше.

Ваше благородие, господа хавбеки.
На редуты вражьи делайте набеги.
Надо возвращаться, да нету больше сил.
А кто-то за Витюху "лимончик" запросил…

– За Виктора Савельевича Онопко?

– Да. Но это не конец!

Ваше благородие, форварды в полете.
Лучшие голы свои вы еще забьете!
Шипами резануло, подкошенный упал.
"Добей его, Серега!" – с трибуны черт орал.

А последний куплет такой – как раз про олимпийскую медаль:

Ваше благородие, госпожа Фортуна!
Мы с тобой родня вдвоем с самого Сеула.
Помоги немного, да прикоснись крылом.
И тогда победный гол мы еще забьем…

– Браво, Зураб Гивиевич.

– Если б нас на той "Европе" шотландцы не ссадили! Им-то уже ничего не надо было!

– Да еще похмельные.

– Вот это ерунда. Нас подставили!

– Давайте же рушить миф.

– Кто-то перед матчем нам передал: шотландцы – пьяные. Позже выяснилось, что загудели футболисты из заявки сборной, но в состав не проходившие. Их было довольно много, кто-то заметил и решил – пьет вся команда! Этого хватило, чтобы наши вышли на игру расслабленными.

– Помним знаменитый снимок – Сеул, вы с гитарой, вокруг футболисты…

– Это не Сеул, а Симферополь! Играли там отборочный матч. Гитару я с собой не таскал, но доставал везде. Даже за границей.

– Фотография изумительная. Что пели в тот момент, помните?

– О, ребята любили разные песни! Например, эту:

Из колымского белого ада
Шли мы в зону в морозном дыму.
Я увидел окурочек с красной помадой
И рванулся из строя к нему…

Модная песня была.

– Это же Борис Гулько?

– Совершенно верно. Молодцы, знаете. Или вот одна из моих любимых у Высоцкого:

У нее все свое – и белье, и жилье.
Ну а я ангажирую угол у тети.
Для нее – все свободное время мое.
На нее я гляжу из окна, что напротив…

Смотрите, вон гитара, которую в 2002 году подарил Розенбаум. Вывел маркером: "Звени!" А той, в уголке, сто лет. Семиструнная, цыганская. Жаль, рассохлась, уже не сыграешь на ней.

– Подарок цыганского барона?

– Нет. Профессора Карандашова. С бароном другой эпизод связан. Он лежал с переломом ноги в 33-й больнице, я там когда-то работал. Однажды всем табором навестили. Взяли у меня в ординаторской гитару, расселись в холле, пели, пили. Потом конфликт, и барон кому-то из гостей моей гитарой нахлобучил "испанский воротник".

– Выжил?

– Башка крепкая оказалась – даже сознание не потерял. Лишь порезы от струны, дежурный наложил несколько швов. Года через два меня дома разбудил звонок в дверь. Воскресенье, семь утра. Открыл – барон с раритетной гитарой: "Зураб Гивиевич, это вам. Извините, что сразу не вернул. Только вчера адрес узнал…"

ПРИМЕТЫ

– Кроме вас, в сборной кто-то играл на гитаре?

– Нет. Но песни, случалось, сочиняли вместе. Помню слова:

Япония была для адаптации,
В Пусане, Тэгу – сплошь овации.
Бразильский тренер пребывал в прострации.
У нас микроинфаркты в федерации…

– "Микроинфаркты в федерации" – из-за премиальных, которые придется искать?

– Точно! В Сеуле нам заложили деньги за третье место. Дополнительные две тысячи долларов в итоге выдали в рублях по официальному курсу. Кажется, 67 копеек.

– На черном рынке стоил трешник?

– Да. Зато машины дали. То ли бесплатно, то ли по себестоимости. "Волги" выписали Бышовцу, Гаджиеву, Салькову и мне. Игрокам – "жигули". Тут Витя Лосев удивился: "Что такое? "Жигули" – мне, капитану команды?!"

– Довольно трезво с его стороны.

– А я "Волгу" не особенно любил. Громоздкая, про нее говорили, что постоянно ломается. Махнулись с Витюшей, забрал его "жигуленок". И был счастлив!

– Он доплатил?

– Нет-нет. Хотя у футболиста денег всегда было больше, чем у доктора. Это ясно. Кстати, про Лосева. В той же песне есть строчка: "Фа-фа, и победили…" Витя поначалу плохо водил. Рассказывал: "Еду, мне сзади "жигуль" – пи-пи! А я ему – фа-фа…" Вот так и родилось:

В Египет прибыли – фа-фа, и победили,
Потомки фараонов не вынесли напор.
На два пропущенных гола мы шесть своих забили,
Ведь нашему Вальдано ужасный фарт попер…

– Вальдано – это Иванаускас?

– Да, Вальдас. С нами тогда первый раз поехал Александр Тукманов. Массажист Владислав Баньков сказал ему: "Все матчи выигрываем!" А здесь какая-то левая египетская сборная, составленная журналистами. Играли в Порт-Саиде, там беспошлинная торговля, цены копеечные. Ребята об одном думали – как до закрытия рынка "варенки" купить, джинсы.

И вот горим этим египтянам – 0:1. Тукманов склоняется над ухом массажиста: "Ты говорил, что мы всё выигрываем?" Тот невозмутимо: "Да, выигрываем! Подожди…" – "Чего ждать-то? Три минуты осталось!"

– Дальше началось волшебство?

– Именно! Подаем угловой – мяч попадает Иванаускасу в наружную поверхность коленного сустава. Тук-тук-тук – и в сетку. У Тукманова голос чуть дрогнул: "Это еще не победа!" Тогда время не добавляли. Свистели секунда в секунду. Меньше минуты остается. Иванаускас бредет от ворот египтян – и вдруг падает!

– Почему?

– Вратарь, выбивая мяч, ему в затылок – бум!

– Мяч-то где?

– Парашютом опускается в ворота! Те достать не успевают, фьють – свисток! Массажист к Тукманову поворачивается: "Саша, я же говорил…" Ну а концовка песни, которую дорабатывал уже после Олимпиады, такая:

А в ноябре у Горбачева пили вина.
Вкушали королевскую икру и крабов.
Я доложу тебе, мой друг, была малина!
Почти как на хате у Зураба.

Игроки часто кучковались у меня – потому что Бышовец всегда выделял мне самый большой номер. Если был четырехкомнатный "люкс" – я отправлялся туда!

– Как-то даже собственный номер вам уступил.

– Это правда. Руководитель делегации возмутился. Фамилию не помню, но звали его Почтальон Печкин. Очень уж похож. Бышовец успокоил: "Слушай, ребята там собираются!" К фарту в команде было серьезнейшее отношение. У меня и на эту тему есть рассказ, называется "Примета четвертая".

Начинается Олимпиада – играем блеклую ничью с Кореей. Заходит с ящиком боржоми начальник управления медико-биологического обеспечения сборной СССР по фамилии Коврижных. Полный тезка Бышовца – тоже Анатолий Федорович. Говорит: "Ну и хорошо, что ничья. Теперь будете выигрывать!" Я встаю между ними и загадываю – чтобы вот эти слова сбылись.

В четвертьфинале попадаем на Австралию. Первый тайм – 0:0. Мы на голову сильнее, моментов море, но не идет мяч в ворота, хоть тресни! Бышовец раздраженно: "Зурик, ты чем их кормил?!"

– А вы?

– Молча указываю на человека, которого никогда не было с нами на скамейке. А перед этим матчем внезапно уселся.

– Кто же?

– Вячеслав Микляев, начальник отдела международных связей Федерации футбола. На Олимпиаде был нашим переводчиком. Бышовец шепчет Салькову: "Убери его". Максимыч говорит: "Микляша, что ты здесь сидишь? Дуй на трибуну!" Тот обиженно: "Ох уж ваши приметы… Играть лучше надо!"

– Но ушел?

– Куда ж деваться? По дороге заглянул в буфет, выпил кофейку. Когда поднялся на трибуну и посмотрел на табло, обомлел. 3:0 в нашу пользу! Едва выпроводили с лавочки, забил Михайличенко и два – Добровольский. За двенадцать минут!

– Чудеса.

– Еще случай. Был у меня товарищ – Алексей Кнак. Работал врачом в женской сборной СССР по гандболу. В 1980-е эта команда громила всех. За пару месяцев до Олимпиады семьями отдыхали на Черном море. Взяли катер, махнули на рыбалку. Я загадал: если поймаю катрана, выиграем в Сеуле золотые медали.

– Поймали?

– Первым вытянул Кнак. Я же полдня с удочкой просидел. Но моя рыбина оказалась меньше на 25 сантиметров. Пригорюнился. Потом вспомнил, что я-то сам выловил, а Лешке помогал подсекать хозяин катера. Подумал – к чему бы это?

– Ну и?

– А к тому, что на Олимпиаде гандболистки сенсационно проиграли кореянкам и заняли третье место. В этот момент я уже не сомневался – золото будет наше!

– Медаль-то вам полагалась?

– Изначально – только игрокам. Но Бышовец пробил – и Салькову с Гаджиевым, и нам с Баньковым.

– Победу отмечали на теплоходе "Михаил Шолохов"?

– Да. Чтоб не мозолить глаза футболистам, мы с тренерами переместились в каюту к капитану. Вдруг стук в дверь, на пороге ребята, уже "тепленькие". Бышовца сразу не заметили. Воскликнули: "А давайте по морю прокатимся!" Капитан усмехнулся: "Чтобы такую махину отшвартовать, подготовить к отплытию, нужно трое суток". Тут игроки наконец увидели Анатолия Федоровича. Через секунду как ветром сдуло.

– Представляем, сколько было выпито.

– Шампанское лилось рекой. Но я к алкоголю равнодушен. Два стакана сухого для меня предел.

– Ни разу не напивались?

– Однажды было. Признался в любви девушке по имени Ирина. Она отвергла. Друзья потащили в ресторан: "Зураб, не грусти! Выпей – полегчает…" Ближе к полуночи рванули к ней. Встали под балконом, я исполнил русский романс:

Руки!
Вы словно две большие птицы, -
Как вы летали!
Как оживляли все вокруг!

– Из окон вслед неслись проклятия?

– Ну что вы! Это же Тбилиси. Кого там песнями удивишь?

– Девушка оценила?

– Ее родители выскочили на балкон, попросили угомониться. Все культурно, без мата. Ирина спряталась за занавеской и наблюдала. Я разглядел силуэт у окна. А потом мы поженились. Было это сорок два года назад.

– Еще грузин-трезвенников встречали?

– Ха! Пожалуй, нет. Расскажу историю. 1970 год, Чита, армия. В больницу кого-то увезли с дизентерией, и под этим предлогом ко мне в изолятор набилось человек двенадцать: "Ой, живот болит…" Разумеется, "косили". Вечером зашел полковник, обнаружил, что все – пьяные. Я-то глоточек успел сделать. Остальные с трудом держались на ногах. Бутылки, которые солдатик второпях начал задвигать под столом, с грохотом повалились на пол. Полковник прищурился: "Утром разберемся!"

– И что?

– На построении произнес: "Кто вчера бухал, три шага вперед! Отправляетесь на гауптвахту". Я тоже вышел. Неожиданно услышал: "Орджоникидзе, встань в строй. Это единственный грузин, который не пьет!" Так я избежал наказания.

БЫШОВЕЦ

– Главные авторитеты в олимпийской сборной?

– Леша Михайличенко и Вадим Тищенко. Леша начинал говорить – все замолкали. Вадик – неимоверной физической силы человек. Курил при этом нещадно.

– Больше Добровольского?

– Намного! Я не выдержал: "Вадик, ты сколько выкуриваешь?" – "Пачки по две". Я глаза вытаращил: "Как же бегаешь?" – "Да нормально…" – "Давай так: теперь в день максимум семь сигарет. Через неделю – четыре. После завтрака, обеда, полдника и ужина". Это еще терпимо.

Вскоре Бышовец ловит его с сигаретой. Вечером собрание: "Тищенко, встать!" Тот поднимается. Здоровенный парень. Но Бышовца боится панически, как и все остальные. Анатолий Федорович продолжает: "Ну что, курим, да?" И Вадик выдает: "А мне Зураб Гивиевич разрешил!"

– Ловко.

– У всех глаза круглые! У Бышовца – круглее всех. Тищенко в мою сторону поворачивается: "Вы же сказали – четыре сигареты в день…"

– Бышовец к Чумаку возил Добровольского. Кодировать от курения.

– Про Чумака не в курсе, но у Бышовца – нюх!

– На табак?

– На все. Звериная интуиция. Утром обследую команду, захожу с бумагами. Слышу: "Зурик, можешь не рассказывать. Я и так знаю. Называет три фамилии. Эти – хуже всех. Лучшие – тот и тот". В точку!

Или идем по коридору. Тишина, команда спит. Бышовец шепотом: "Пошли в 17-й номер". Поднимаемся на второй этаж, открываем дверь – сидят ребята, в карты играют, дым коромыслом! Нас увидели – все бледные!

– Кто-то "стукнул" Анатолию Федоровичу. Вот и весь секрет.

– Никто не мог, ручаюсь! Мы два часа обсуждали что-то по завтрашнему дню. Потом спрашиваю: "Ты как определил?" – "А я чувствую. Не знаю как…"

Бышовец – уникум. Едем в Италию на турнир, в маленьком городке принимает нас мэр. Добирались туда минут пятнадцать на машине. Выходим, Бышовец поворачивается ко мне: "Зурик, что мы будем автомобиль ждать? Давай пешком!" – "Не заплутаем?" – "Найдем…" Он впервые на этих улицах! Поворот направо, поворот налево. Трущобы начинаются! Думаю: Боже, где мы?! И тут из-за угла – гостиница. Анатолий Федорович улыбается: "Это у меня что-то кошачье. Могу отыскать что угодно".

– Годы спустя почти все из той сборной Бышовца возненавидели. Сохранили с ним добрые отношения вы да Владимир Лютый. За счет чего?

– У великих людей характер сложный… А я не люблю конфликтовать. Когда-то из-за работы отца я сменил одиннадцать школ. То мы в Тбилиси, то в Ленинграде, то в Твери. Уже тогда стал психологом и дипломатом. Надо было отыскивать лидирующую группу, находить общий язык. Я знал многих врачей, которые не умели разговаривать со спортсменами. Они же настолько ранимые! В их жизни такую роль играет подсознательное! Пример хотите?

– Конечно.

– Повез нас Бышовец в Ватикан. Сикстинская капелла, божественные истории. Футболисты бурчат: "Ну и зачем нам это? На фига сюда привезли?" Анатолий Федорович услышал. Собрал их в круг. Негромко произнес: "Ребята! Вы сейчас увидите эту красоту. Может, не поймете. Может, вам не понравится. Но где-то в подсознании засядет. Потом выйдете на поле – и сотворите что-то красивое…"

– Кому в той команде весь этот Ватикан был в радость без наставлений Бышовца?

– Было три человека, которые много читали, всем интересовались. Лютый, Гела Кеташвили…

– Кеташвили? Вот бы не подумали.

– Да Гела постоянно таскал с собой на сборы стопку книг во-о-от такой толщины! А третий – Арминас Нарбековас.

– Кеташвили еще кое-чем отличался. Панически боялся уколов.

– Не то слово! Как-то лежит, собираюсь ему блокаду делать. Задняя мышца повреждена. Заходит Сережа Хусаинов: "Что ты с ним мучаешься? Зачем эти уколы? Отрежь ногу, да и все!" Гела голову поворачивает: "Григорьич, каждая моя нога стоит 50 тысяч долларов!"

– Что-то недорого.

– По тем временам – космические деньги. В 1988-м на пять тысяч долларов можно было купить шикарнейшую квартиру. Помню, Михайличенко рассуждал перед Сеулом: "Мне бы сейчас 50 тысяч долларов – бросил бы всё! Так устал – не могу. Жил бы себе, в ус не дул…" Бышовец усмехнулся: "Лёсик, поверь. Очень скоро эти 50 тысяч покажутся тебе копейкой…"

– Кстати, почему "Лёсик"?

– Его же ребенком привели в киевскую школу к Бышовцу. Склонился над ним: "Тебя как зовут?" – "Лёсик…" В 1990-м его продали в "Сампдорию". Мы всей командой поехали провожать. Сыграл по тайму – за сборную и за итальянцев. Те были в восторге – какого футболиста купили! У Михайличенко – фантастический организм.

– В чем?

– Мог играть четыре тайма без всякого допинга. Пытаюсь еще такого вспомнить – на ум приходит разве что Александр Тихонов, четырехкратный олимпийский чемпион. Какой рассказчик! Врезалась в память его история – приехал с биатлонистами в Бакуриани. Кубок СССР. Грузины встретили, как умеют. Вино, чача, хачапури, поросята на вертеле… В пять утра подъем, нужно идти на построение. Тихонов никого не добудился – шатаясь, поплелся один. Сам лыжи надеть был не в состоянии, кто-то ему помог. Вернулся в полдень – в руках Кубок. Были люди!

ТИЩЕНКО

– Вы про допинг заговорили. Даже милдронат не использовали?

– Про него в 1982-м понял – полная ерунда. Сил не прибавит. Хотя в 1986-м меня спрашивали: "Даешь милдронат?" Для поддержания сердца игроки пили легкий кардиопротектор. Например, панангин – чистый калий. Лосев с Женей Кузнецовым все перешучивались: "Пойдем к Гивиевичу, сердечко спасибо скажет…"

– Особенный человек в той сборной – Горлукович?

– Серега – колоритный парень. Сколько ж он ел! При этом не поправлялся ни на грамм! Играл последнего защитника. Кеташвили ему всю Олимпиаду орал с акцентом: "Сирьёжа, Сирьёжа, ти давай виходи!"

– Сальков рассказывал – после финала явился в их с Гаджиевым номер Горлукович. Вытащил премиальные: "Это ваше, забирайте!"

– Только никто не взял, остались при своих. Ребята подобрались изумительные. Узнали, что мне за весь олимпийский цикл выписали 475 долларов. Хотя по триста дней в году не был дома – то с футболом на сборах, то с биатлоном. Так что они придумали?

– Что?

– Выложили деньги на стол – вместе с Бышовцем. Поровну разделили между всеми. Включая меня и массажиста.

– Кто-то из отцепленных от той сборной намекал, что Бышовец небескорыстно повез в Сеул Тищенко и Игоря Пономарева.

– Не верю! Ну какой смысл тренеру брать на Олимпиаду "туристов"?! К тому же у Бышовца был дополнительный стимул. Ему открытым текстом сказали: "Будут медали – получишь квартиру в Москве".

– Тищенко в Сеуле не сыграл ни минуты. Зачем больного футболиста привезли?

– История такая. Вадим здорово провел отборочный цикл, считался одним из лидеров. Когда полетели "кресты", очутился в ЦИТО. На выходе столкнулся с Лютым, которого как раз выписывали. Мениск прооперировали. Кто-то из бывалых пациентов дал Володе совет – сто грамм водочки перед сном.

– Помогает?

– Колено сушит. Лютый после операции этот наказ с удовольствием выполнял. О чем успел сообщить Вадику. Тот в палате первым делом сунул медсестре сто рублей: "Купи ящик водки и спрячь под кровать. Сдачу оставь себе".

– Вот это размах.

– Когда от наркоза отошел, выпил. Добавил. Встал, нога поехала – гипс сломался, снова связки порвал. Делали повторную операцию. Уже в "Днепре" врач применял препарат для наращивания мышечной массы. Не зная, что это допинг. Мне ничего не сказал. К Олимпиаде Тищенко восстановился. Брали анализы – все чисто. А в Сеуле еще раз проверили и обнаружили остаточные явления. Решили не рисковать.

– С Бышовцем у вас конфликты случались?

– В 1998-м он возглавил сборную России. Ненадолго. Меня не пригласил, взял доктором Ярдошвили. Гаджиев что-то спросил насчет меня, Бышовец ответил: "С Зурабом пока обождем…" Я не понял этого! Оказалось, кто-то нашептал Анатолию Федоровичу, будто я был против его назначения. Глупость! Время спустя помирились.

– Он вам ничего не объяснил?

– Нет. А я не спрашивал. Говорю же, со школы познал дипломатию.

– Часто слышали от тренера: "Делай что хочешь, но парень должен выйти на поле!"?

– Лишь раз – 1990-й, матч с Италией. Вася Кульков приехал на сбор с огромной поднадкостничной гематомой. Сложная штука, может быть нагноение. С утра до ночи я занимался только Кульковым – и он отыграл 90 минут!

– Кто еще умел терпеть боль?

– Никогда не было жалоб от Горлуковича, Михайличенко, Лютого, Нарбековаса. Железные ребята!

– А Хлестов?

– Такой же. Характер у Димы своеобразный. Бука, весь в себе. Игнорировал мои рекомендации, выплевывал витамины, которые ему выдавал. Отмахивался: "Мне не нужно". Этим напоминал Добровольского. Тот даже на физиотерапию не ходил, никакие лекарства не признавал.

КУВШИН

– Титов по вам в мемуарах прошелся. Читали?

– Нет. Вообще-то с Егором всегда были отличные отношения.

– Цитируем: "Наши доблестные доктора, Орджоникидзе и Катулин, понимали, что у меня полетела передняя крестообразная связка, но кормили небылицами. Убеждали – не надо резать колено перед Лигой чемпионов. Счастье, в Москву приехал Пфайфер, сразу сказал, что со мной…"

– Егор не прав. А о Пфайфере у меня свое мнение. Мы же наводили о нем справки. В рейтинге немецких хирургов занимает не то пятнадцатое, не то двадцатое место. Да, Титова успешно прооперировал, но это могли сделать и наши врачи. У Бышовца на Олимпиаде играли 17 футболистов, которые в 1988-м лечились в ЦИТО! В том числе Юра Савичев. За два месяца до золотого гола в финале бразильцам сломал пятую плюсневую кость.

– Катулин – хороший доктор?

– Хороший! Ясно, к чему ведете. После бромантанового скандала в "Спартаке" работал у нас в диспансере. Говорили на эту тему. Артем сказал: "Клянусь, я бромантан не давал!" Он же в качестве допинга бесполезен. На мой взгляд, в той ситуации Катулина сделали крайним.

– Федор Черенков в ваши руки попадал?

– Завершив карьеру, приходил ко мне на консультации, дочку приводил. Последний раз – за год до смерти. Выглядел прекрасно, ничто не предвещало беды. Многие говорили про его отклонения в психике, но я не замечал, честно. Возможно, общались в те дни, когда Федор хорошо себя чувствовал. Первый срыв у него случился в 1984 году.

– В Тбилиси, где "Спартак" играл с "Андерлехтом".

– Да. Привезли к академику Зурабашвили, одному из лучших психиатров страны. Осмотрел Федора и задумчиво изрек: "Может, это прорицатель?" Черенков сказал ему: "Советский Союз развалится, будет много крови…" То же самое твердил в "Спартаке". Естественно, никто не воспринимал его слова всерьез. Пока не наступил август 1991-го.

– С Джуной встречались?

– У нас был общий приятель – Александр Бокучава, филолог, доктор наук. С ним дважды приезжал к Джуне в особняк на Арбате. Но я в экстрасенсов не верю.

– А в загробную жизнь?

– Вот в это верю. С потусторонним не сталкивался, врать не буду. Но в Кратове есть друзья, с которыми приключилась невероятная история. Был дед Василий. Поехал с доктором в Москву и умер в электричке. Незадолго до смерти сказал родным: "Будете меня хоронить – сделайте улыбку на лице. А руку под голову положите – будто сплю…"

– Оригинально.

– Просьбу выполнили. Народ, увидев его в гробу, был в шоке. Прошли годы, родился внук, которого назвали Василий. Учился в медицинском на четвертом курсе. Отправился на электричке в Москву. С тетей, врачом. Положил ей голову на колени, задремал. Внезапно вздохнул глубоко, обмяк и умер.

– Ни с того ни с сего?

– Да. Здоровый парень, не болел. Просто остановилось сердце. За три дня до этого случилось ЧП. Утром возле крыльца нашли дерево, которое посадил его дед. Вырванное с корнем. Вот как все это объяснить? Я тогда посвятил Васе песню. А еще в 1983-м написал стихотворение "Поминальный кувшин".

Когда он одолел последний путь,
Пред ним была прозрачная стена.
И в рай войдя, присел он отдохнуть.
И попросил прохладного вина.
Бог приютил его и так сказал:
"Желание твое сейчас исполним".
И глиняный кувшин ему подал.
И обещал – всегда он будет полный.
С тех пор не знал печали гость в раю.
Все отдыхал от дел земных и пил,
Благодарил он Бога за судьбу свою.
Кувшин вином всегда наполнен был.
Прошло три года. Может быть, и пять.
И вдруг вина не стало в том кувшине.
Явился он к Всевышнему опять
И умолял поведать о причине.
"Послушай, вечный странник, - молвил Бог. -
Не ангелы кувшин сей наполняли.
Когда твои друзья, наполнив рог,
Тебя с любовью часто вспоминали,
Из рога то вино тебе предназначалось.
Но было так угодно провидению,
Что никого в живых уж не осталось.
Иль предали друзья тебя забвенью".
Когда узнал он это, сник, зачах,
Исчез по млечному пути.
Кувшин иссох и превратился в прах.
Уж от него песчинки не найти.

КАТАТРАВМА

– В 1970-е вы работали и в травмпункте Черемушкинского района, и на "неотложке". Насмотрелись всякого?

– Особенно запомнилось первое дежурство на "скорой". По селектору объявили: "Бригада Орджоникидзе – на выезд! Кататравма".

– Падение с высоты?

– Да. Мужчина сорвался со второго этажа, сломал череп. Увидев труп, я по инерции набрал в шприц адреналин, собирался уколоть в пятое межреберье. Фельдшер не позволил: "Ну что вы мучаетесь? Человек уже мертв…" Опытный был фельдшер, под пятьдесят. А мне – 27 лет. Дождались милицию и поехали.

– Куда?

– На следующий вызов. Опять кататравма. Сработал закон парных случаев. В общежитии мужской и женский отсеки разделены стеной. Подвыпившая девушка полезла к дружку по карнизу и упала.

– Этаж?

– Третий. Так что вы думаете? Чуть-чуть голеностоп ушибла да ветками кожу поцарапала. От помощи отказалась. Начала к фельдшеру приставать. Прямо в машине хотела вступить с ним в сексуальную связь. Тянула за рукав: "Доктор, пойдемте…"

– А он?

– На меня указывал: "Вон доктор". В ответ звучало: "Да ну его. Слишком молодой…" Была еще история. В детском садике залило подвал. Два электрика полезли в воду. Один из них коснулся головой трубы, к которой напарник случайно прислонил оголенный провод электрической переноски. Когда примчались на "скорой", я долго пытался мужчину реанимировать. А на вскрытии выяснилось – от удара током мозг превратился в маленький обгоревший комок.

– На Олимпиаде в Сочи вы возглавляли горный медицинский центр. Осматривали Марию Комиссарову, когда на тренировке получила перелом позвоночника?

– Нет. Ее сразу госпитализировали. После операции, которая продолжалась шесть с половиной часов, приехал в больницу, поговорил с нейрохирургом. Свою работу он выполнил блестяще. Затем Марию навестил Владимир Путин, пообщался с ее родителями. Спросил: "Чем помочь?" Те ответили: "Хотим отправить дочку в Германию".

– Почему?

– Наверное, кто-то посоветовал. На следующий день Марию спецрейсом доставили в Мюнхен, сделали еще несколько операций, но…

– Она по-прежнему передвигается на коляске. Есть шанс, что вернется к нормальной жизни?

– Дай-то Бог! Говорят, у китайцев новая методика лечения таких травм. Мне кажется, если б ее не отвезли в Германию, все бы обошлось. Когда у человека поврежден спинной мозг, транспортировка нежелательна.

– Самое комичное, что произошло с вами в Сочи?

– Врачи знают, что на Олимпийских играх у спортсменов возрастает пик сексуальной активности. Как-то поутру к нашему гинекологу явилась зарубежная сноубордистка в сопровождении тренера, руководителя делегации и переводчицы. Сообщила встревожено: "Сегодня ночью у меня был незащищенный секс".

– Однако.

– Меня как главврача вызвали в кабинет. Рассказывает: "Презервативы, которые вы повсюду раскладываете в вазочках, некачественные! Два порвались, когда мы с моим парнем пытались надеть на…" Тут переводчица краснеет: "На… На…" Деточка, говорю, не волнуйся, я догадался. А сноубордистка продолжает: "Третий вроде был прочнее. В какой момент порвался, не знаю. Сил-то у нас много, закончили через два часа…"

– Среди ваших пациентов не только спортсмены, но и балерины.

– Вы об Анастасии Волочковой? Года три назад травмировала ногу на репетиции, приехала ко мне. Наложил повязку. У Насти, как у всех балерин, хроническое повреждение стопы.

– Их ноги без пуантов – страшное зрелище.

– Да, стопы деформированы. На втором месте в этом смысле гимнастки-художницы. Всякий раз, когда сталкиваюсь, задумываюсь – стоит ли красота таких жертв?