Евгений Ловчев: Верю в человека. Конкретно в себя...

На встречу Евгений Ловчев приехал на метро – машину в тот день поставил в ремонт. И если что-то и мешает ему в разговоре – это мысль, починят сегодня или нет, ехать домой под Рузу на электричке или за баранкой? Разъезды, пробки сегодня – весомая часть его жизни: в Москву приходится мотать часто - на радио, в редакцию, тренировать «Москвич»…

«ЛОВКИМИ БЫЛИ МОИ ПРЕДКИ…»

– Ловчев – что за фамилия? Проводили изыскания?
– Нет. Я своего отца не видел никогда. Ловчев Серафим Васильевич. Он из Рязанской губернии. А мама – Рыжкова Анастасия Григорьевна, из Тамбовской области. Отец был завсклада какого-то, что-то упер, а времена были сложные… Его посадили - в год моего рождения или даже раньше – в 1948-м… Когда я учился в ВШТ, физиологу задал вопрос: «Американские негры ведь хорошие атлеты. А почему нет хороших негров пловцов?» Кто-то начал: «Их не пускали в бассейн, дискриминация»! А он ответил, что-то про «плавучесть кожи» - есть такое понятие. И тогда я задал другой вопрос: «А почему у нас лучший спринтер – Борзов? А лучший фехтовальщик – Кровопусков?» Есть версия, когда-то в деревнях фамилии давали по качествам. И это качество как-то генетически передавалось. Ловкими, наверное, мои предки были… Мы жили в знаменитой деревне Крюково - под Москвой. Оттуда могилу Неизвестного солдата перевезли к кремлевской стене. Помню (мне было лет десять), когда в катафалке везли эти останки, люди стояли до самой Москвы, с 41-го километра все в цветах было.

– Что за дом был в Крюково?
– Не дом - мама снимала комнату. А когда мне было шесть лет, ей дали участок на следующей станции – в Алабушево. И начали строить дом. Помню, рядом проходила линия электропередач. Это были такие столбы – как регбийные ворота. Они для нас служили футбольными воротами. Помню, пацаны там играли в футбол и меня в эти ворота поставили… Вот еще интересная вещь. Когда я пошел в школу, мама устроилась на работу в Химки – в кондитерский цех. Все в те времена что-то перли с работы. А она приносила сладости – такие язычки: посахаренные. Вкуснейшие! Еще приносила рожки с повидлом… Но когда ты это ешь каждый день, они уже тебе поперек горла! Потом она ушла в работы, и скоро так опять захотелось. Но снова вернулась в этот кондитерский цех. Я помню этот перепад – то хочется, то нет.

– А отчим что за человек был?
– Как-то играли с мальчишками во что-то, вдруг подходит дядя: «Где здесь Овражный переулок, дом 14?». Это был мой отчим. Потрясающий человек! Мы с братом Славкой (он на два года старше) его звали Ваня. И только в лет шестнадцать подумали: а чего это мы его дядей Ваней зовем! Он же отец! Всю прошел. Хохол. От нашего дома в Алабушево до завода в Андреевке, где он работал, километра три по лесу. Он заканчивал смену, шел домой ночью и обязательно какую-нибудь деревяшку подберет - дрова. И все время сидел у печи, топил и разговаривал сам с собой.

– Что-то рассказывал про войну?
– Нет. Но мы были еще маленькие. И не особенно интересовались.

– Отец – какая его судьба?
– Не знаю. Но вот загадочная история. Когда я играл в «Буревестнике» (по сути молодежная сборная), мы ездили на какой-то турнир в Екатеринбург. И муж моей сестры Любы (ей будет 75 лет – в декабре) Женя Володин уже покойный (он из актерской семьи Володиных, актриса Маргарита Володина играла комиссаршу в «Оптимистической трагедии») рассказывал, что был там как раз в командировке и смотрел наш футбол вместе… с моим отцом! То, что отец не умер на зоне – однозначно. Но в семью не вернулся.

– Их родных никто не погиб в войну?
– Нет… Недавно я снимался в программе «Субботний вечер» у Малахова, посвящена Олегу Газманову – ему 65 лет исполнилось. А он играл у меня в артистической команде. Я в этой программе вышел с мячом, дарю ему… И начали вспоминать, как мы ездили на ЧМ среди артистов и играли на «Уэмбли». А я до этого на «Уэмбли» не был. Травку готов был кушать там! Группа у нас была мощнейшая: Голландия, Англия и Германия. Первый матч проиграли. И Олег вспомнил, как я настраивал их на вторую игру. Посадил их на газоне на «Уэмбли» и говорю: «У каждого из вас кто-то погиб в войну… Мы не имеем право сегодня проигрывать…» Такую пургу им гнал! Олег говорит: « Мы после этого выскочили на поле, как быки на торриде!»

«ФАТА ЗАГОРЕЛАСЬ, ЭТО – ЗНАК…»

– Сейчас принято генеалогические деревья рисовать…
– Нет, я этим не занимаюсь. Но вот что для меня сейчас самое важно и приятное… Я уже четвертый раз женат. И у меня трое детей: Катя – старшая, Женька (он состоялся и как человек, и как футболист) – от первой жены и Колька – от третьей, ему 16 лет. Для меня очень важно, что эти люди со мной. При этом я совсем не встречаюсь с первой женой, но никогда плохо не говорю ни о ней, ни о какой другой жене. Потому что это моя жизнь, это дети. И мне очень важно, что Колька только что со мной на Кипре был, что Женька постоянно со мной, что Женька и Катя каждый Новый год ко мне в Рузу приезжают 1 января. Для меня это очень важная вещь.

– Чем Колька думает заняться?
– Не знаю. Футбол он любит играть, но… Дело в том, что он же в «Спартак» начал ходить с шести лет. А у меня тогда мини футбол был, и я не мог уделять ему много времени. Конечно, если бы я ходил с ним, ему наверное больше давали бы играть… А когда не ставят в основной состав, вырабатывается ущербная психология – я это увидел. Хотя не ставят, видимо, потому что хуже других. Но есть еще компьютерный футбол! Играет в него.

– А Катя – что у нее?
– Кем только она ни работала! Даже одно время администратором в группе «Ногу свело!» А сейчас в какой-то фирме занимается фитнес-клубами.

– Четыре жены – на рекорд пошли… Они в чем-то похожи или все разные?
– Нет, я выбираю не по облику, а по душе. Но вот второй брак – был неудачный. Полгода всего прожили вместе. Потом я такой, наверное, понтовщик по жизни – провожу широкие дни рождения, свадьбы те же. И было венчание - в церкви «Скорбящей радости», кажется. Я тогда уже тренировал и артистов, и команду госдумы. В церковь и депутаты пришли… А потом я просил у церкви развенчание. Через полгода… А там произошло вот что: фата загорелась, когда мы стояли – от свечки. Слава Малежик и его жена держали фату. Но быстро погасили. Это был знак. И Мишка Евдокимов – мой друг - сказал: «Это ненадолго».

БОГЕМНЫЙ ЧЕЛОВЕК

– Тот самый – Евдокимов?
– Да. Я через Мишу познакомился со многими… Я вообще, можно сказать, богемный такой человек. Как так получилось? Ведь деревенский в общем-то парень, но меня все время тянуло к артистам. Я дружил с «Самоцветами», со Славой Малежиком, сегодня дружу с Газмановым, с Лазо, с Салтыковым, с Витей Зинчуком, с Сашей Ивановым… И с актерами. Через Мишу Евдокимова познакомился с Сашей Михайловым – величайший русский актер! Человек, который сказал: «Я никогда не буду сниматься в бандитских сериалах. Никогда!» Фильмы, в которых он играл, добро несут: «Одиноким предоставляется общежитие», «Мужики», «Любовь и голуби»… Миша Евдокимов стал магнитом – к себе притягивал хороших людей, разных – спортсменов, актеров… Мы участвовали в его выборах.

– Не думаете, что это была его ошибка – пойти в политику, в губернаторы?
– Думаю, это была ошибка. Не был он никаким губернатором, на мой взгляд. Он играл в губернаторы.

– А смерть его – темная все-таки история…
– Нет. Это Саша Панкратов-Черный (тоже из нашей компании) все время эту тему поднимает. Я считаю, что нет, это стечение обстоятельств… Но я через него влюбился в Алтай. В горный Алтай. Мы каждый год проводим там фестиваль его памяти. Мы – это Панкратов-Черный, Михайлов, я, Николай Михайлович Харитонов – депутат Госдумы, аграрий, который всегда говорит (он из КПРФ): «Я остаюсь с обманутым народом!» (Смеется). Иногда приезжает Леша Прудников.

– Как думаете, потусторонний мир существует? Вот загорелась фата – какой-то знак… Были еще знаки?
– Ты знаешь, я из того времени, когда все были безбожниками. Вся машина страны работала на то, что нет никакого бога. Но я верю, верю в человека. Просто конкретно в себя. Вот в чем дело. В конкретного человека верю, а не в то, о чем ты говоришь.

– НЛО…
– Нет…

– А как тогда в церковь занесло – венчаться?
– Это… шик такой. У меня и последняя свадьба была…Столько народа было! Ты знаешь, широкая свадьба – это для меня очередной повод собрать друзей. И юбилеи отмечаем, концерты на них дают ребята, и никогда никто денег не просит. Просто потому, что я очень хорошо со всеми живу. Без всякого пафоса. Витька Зинчук вспоминает часто, как брал у меня деньги на мебель. «Серафимыч, не поможешь – 2 000 долларов?» «На!» Никогда жлобства не было… Я - принципиальный человек, но живу со всеми хорошо, по совести….

– А с третьей женой хорошие отношения?
– Что значит хорошие?

– Иногда люди расстаются - такой раздрай, что…
– Ты знаешь, вещь какая. Я первой жене оставил квартиру – ушел просто.

– Это в Сокольниках около школы? Мы там в коробке играли, и вы тоже выходили иногда…
– Да. Я понимаю, что заработаю - у меня есть руки, ноги, голова… Третьей жене я отдал квартиру на «Авиамоторной» – большую, сто с лишним метров, плюс гараж там же. А себе оставил дом в 130 км от Москвы… Когда до этого доходит (до разводов – Д.Т.), думаешь: «она не заработала» или «до нее эта квартира была» А потом начинаешь понимать, что в могилу же ты эту квартиру не унесешь, а ведь там твой сын… Я никогда детям плохо не говорил про их мам.

ПОСЛЕ СМЕРЧА

– Что за дом в Рузе?
– Далеко, конечно… Но видишь, я такой человек – если квартира, она должна быть большая, мне нужно пространство. И участок у меня тоже большой – 72 сотки.

– Класс! Река далеко?
– В ста метрах. У меня дом не в коттеджном поселке, а в деревне. Там первый ряд – старые дома, а мой - во втором ряду. Но произошло недавно несчастье – прошел смерч.

– У меня в деревне дерево упало прямо на наш дом…
– У тебя одно дерево, а у нас просто все снесло! Срезало посередке. 400-500 метров – ширина – вот таким фронтом прошло, и все снесло… Забор полностью, и деревьев просто нет! Там снимать Армагеддон надо!

– Дом не затронуло?
– Краем – угол дома. Дверь начало выдавливать – я двадцать минут стоял, подперев дверь! Вот фото (показывает на мобильнике – Д.Т.).

– Да это Тунгусский метеорит напоминает!
– Это дорога в нашу деревню – ее всю засыпало стволами. Я взял пилу ручную, вышел, ко мне потянулись мужики с бензопилами, и мы с 10 утра до восьми вечера освобождали дорогу…

– Теперь сажать деревья надо?
– Сначала надо убрать, то, что лежит. У нас Оксана Пушкина – депутат, я ее знаю. Хочу к ней подъехать, потому что надо что-то делать! Любая молния – и мы сгорим!

– Дом сами построили?
– Сам. Долго строил. 300 квадратных метров, с гаражами. Я люблю этот дом, мне там комфортно, потрясающий отдых! Нет никаких заводов… Есть еще домик сторожа – работника и баня.

– Дровяная? Теперь дров вам хватит…
– Лет на пять!

НЕВЫЕЗДНОЙ

– Вернемся к биографии. Вы же – слесарь четвертого разряда?
– Я когда уже серьезно начал заниматься футболом, подошел к тренеру (Леонид Николаевич Маракуев, он потом получил за меня заслуженного, потому что я в сборной играл) и говорю: «Леонид Николаевич, а почему вы меня не порекомендуете в сборную Москвы?» А он: «Я тебя порекомендовал в сборную РСФСР, потому что ты из Подмосковья, не имеешь право играть за Москву». И когда начались разъезды с этой сборной, я перешел в школу рабочей молодежи – в Крюково, ездил каждый день вечером. Но параллельно пошел в ПТУ – утром там учился, потом возвращался в Алабушево, обедал, и ехал одну остановку в Крюково на электричке - в Школу рабочей молодежи. И однажды, так как я много пропускал из-за сборной, директор ШРМ говорит: «Ты выбирай – или футбол, или школа!» Я выбрал, естественно, футбол. Потом нас с ребятами из молодежной сборной (все жили в Лужниках в гостинице «Спорт») устроили в ШРМ на Зубовской площади. А там уже по другому относились к футболистам.

– А ПТУ?
– Я закончил ПТУ и получил профессию «слесарь-сборщик 4 разряда». И меня распределили на военный завод в Химках. Конечно, я ничего такого не делал - верстаки убирал за мужиками и играл за цех в футбол. Но это был закрытый завод, на космос работал. Когда что-то запускали, у нас праздники были. Я утром вставал, ехал в Химки (это полчаса на электричке), шел до проходной и думал: «Неужели тридцать лет ходить так каждый день!» Но это продолжалось всего месяца три… Потому что я уже за сборную РСФСР сыграл на финальных играх «Кубок Юности» в Кисловодске, и создавался этот «Буревестник» - молодежная сборная и меня туда забрали. Но я из-за военного завода не выездной был. Но тоже недолго – года полтора. Зато нашел жену. Мы при институте физкультуры числились, а база института была на озере «Круглое». Сборная уехала в Италию, а я там жил. И на базе познакомился с мамой Кати и Жени. Она была баскетболистка, но невысокого росточка - приехала туда с командой.

– А на фига все-таки ПТУ это сдалось? Школа – понятно, надо кончить…
– Работать надо было! Все в ПТУ шли. А куда еще? В институт не мог – еще не закончил школу. Профессию надо было получать. Все шли в ПТУ или техникумы какие-то.

– Вы ведь кроме футбола занимались еще самыми разными видами спорта?
– Всем, чем только можно было! У нас был такой… Карлович отчество – он вел кружок танцев, я и туда даже начал ходить, хотя мне медведь наступил на ухо. И петь не умею, и танцевать. Гимнастикой занимался – чемпионом района стал. А однажды приехал в Алабушево тренер лыжной базы на «Планерной» – отбирал пацанов в секцию. И я пошел туда. А была осень, это сейчас роллеры, а тогда что делать? В футбол играли. И тренер говорит: «Тебе надо идти в футбол!» «Куда?» «А вот есть «Ширяево поле» в Сокольниках…»

«ЖИВУ ЗА ПОЛЦЕНЫ…»

– Слава, известность – трудно быть знаменитым?
– Смотря как к этому относиться. Я – деревенский мальчишка, который стремился, чтобы его вся страна узнала. И это произошло, но почему я должен выпендриваться! Я понимаю, что играл лучше Кокорина и других нынешних, но ведь я не самый лучший игрок поколения. Были Стрельцов, Воронин, Иванов, Хусаинов и другие. Но вот начали меня называть «легендой»… Это идет от медийности… «Спартак» и его руководитель Старостин – и сам он был таким демократичным. Когда дубль играл, садился среди народа. Он ездил в электричке, на метро. Это не понты! И мы – его воспитанники – такие же! Я не стесняюсь того, что когда-то очень хотел стать знаменитым, но я четко знаю, что меня сегодня таким сделала медийность. Был один момент. Я с девушкой на Арбате в час ночи иду…. Все спортсмены, уверен, у них на затылке – глаза есть, они все видят – кто на них зыркнул, кто показал пальцем. Они вида не подают, но это приятно. Чего скрывать! И вот на Арбате ночью меня узнают два парня, догоняют: «Вы – Ловчев?» «Да». «Спасибо вам за то, как вы играли за «Спартак»!» Лучшей рекламы не придумаешь для девушки. Но вдруг я начинаю понимать, что они ведь не видели, как я играл в футбол - еще не родились, когда я закончил! И тогда я начинаю понимать, что все это – легенды, мифы. Лучший футболист страны такого то года, призер… На радио слышу: я помню, как вы играли здорово! Но не всегда я играл здорово! Меня Мартын Мержанов (редактор отдела футбола «Советского спорта» - Т.Д.) в газете однажды так отчехвостил! Летим потом с Николаем Николаевичем Озеровым. Я говорю: «Вот Мержанов пишет: Ловчев подключается (к атаке – Д.Т.), освобождает зону и в эту зону врываются нападающие…» Он мне: «Жень, скажи, было ли когда-нибудь, чтобы ты подключился, навесил в штрафную, вратарь взял мяч, кинул правому нападающему, а тот прошел и забил?» «Нет». «Ну, вот и все! Делай как делаешь!»

А как к славе этой отношусь… Нормально отношусь. Но помогает в жизни, конечно. Очень помогает. Прихожу на Лефортовский рынок. И управляющий рынка: «Вы – Ловчев?» «Да». «А что вам надо? Сейчас все сделаем!» «Да ничего не надо! Я все куплю!» Он идет - здесь два помидора взял, там два, тут огурцы и все это мне навалил. И так везде! Мне какие-то скидки делают, еще что-то. Я по сути живу за полцены. За то, что когда-то играл в «Спартаке».

– Гаишники наверняка отпускали?
– Не всегда. Был момент. Саша Масляков вел передачу «Адреса молодых» и обо мне делал передачу в 1976-м. Он приехал в Тарасовку, снимал тренировку, потом приехал в Лужники – мы играли с «Днепром». Расставили софиты в раздевалке. Все закомплексовали, но я уже привыкший. И вот там снимают, потом матч. Забил гол, но мы получаем четыре. Проиграли 1:4. И я выскакиваю (после матча – Т.Д.) и по набережной в сторону Белого дома несусь. А там гаишник с радаром. Останавливает: скорость! Выхожу: «Понимаете, я – футболист, только что играли с «Днепром», проиграли 1:4…» Он берет талон: «Ах, вы еще и проиграли!» И делает дырку…

АЛФАВИТ ЛОВЧЕВА

– Но переход в «Динамо» – от любви до ненависти один шаг…
– И сегодня боком мне этот переход выходит. Я в книге объяснил, почему я ушел. Мне один человек говорит: «Я прочитал книгу и понял твои взаимоотношения с Бесковым». Но многие (молодые – Т.Д.) до сего времени мне этот переход не могут простить. А люди постарше, знающие меня и мое отношение к «Спартаку» - они этот переход уже пережили.

– Как книга идет?
– Уже раскупили весь тираж – 3 000. И сегодня мне позвонили – еще 3 000 напечатали. Они в агентстве АСТ и не думали, что так хорошо пойдет. Но мы очень хорошую провели рекламную компанию – в газете, на радио, на телевидении, и презентация была на международной книжной ярмарке. Но там получилась одна неувязочка: одна глава почему-то выпала - про Романцева. Во втором тираже вставим. Но мы будем обязательно писать еще одну книгу. Сергей (Егоров – Д.Т.) предлагает о взаимоотношениях Украины и России – футбольных. Ведь раньше матчи «Спартак» - «Динамо» Киев были такие же зарубы, как сейчас «Спартак» - ЦСКА. Но мне хочется рассказывать о людях, с которыми меня свела жизнь, не только футбольными. Я даже предложил такое название: «Футбольный алфавит Ловчева». Берем букву А – Амбарцумян… И рассказываю, кто такой Слава для меня… А первая книга быстро улетела. Я даже немного заработал – выкупил некоторое количество экземпляров, и на турнирах, куда езжу – там она идет нарасхват! С моей подписью.

– Почем торгуете?
– Я выкупил по 150 рублей, в магазинах она идет по 350, а я ее продаю за 250-300.

«МЫ БЫЛИ ФАРЦОВЩИКАМИ…»

– Заграница, первый выезд - долбануло?
– Первый выезд заграницу был – Италия. А второй – Индонезия и Бирма. Такой контраст! Но не скажу, что «долбануло». Дело вот в чем. Мы же в молодежной сборной ездили все одногодки, и для нас это было такое… приключение, как турпоход какой-то с друзьями. Вспоминаю, был такой Пусачев, его знаменитую фразу. Он в Италии купил авторучку – 12 цветов. Девочки: «Ой! А где вы взяли такую ручку?» Он: «Когда мы четыре три раза были в Италии – я купил эту авторучку!» (Смеется).

– Мой отец в Париж в командировку в середине 1960-х летал, привез оттуда мохер – на продажу. Тогда был бум в СССР – все бабы вязали шарфы и шапочки…
– И мы возили мохер на продажу. Был целая история. В конце 1971-го «Спартак» во Францию должен был лететь, а у меня была проблема – задней поверхности бедра. И я решил не лететь во Францию – лег в ЦИТО, подлечить ноги. Вышел, когда они возвращались, и поехал встречать. Ребята, оказалось, вместе с ансамблем Моисеева жили в Париже одном отеле. А эти танцоры не вылезали из-за границы. Знали, где что достать подешевле. Мохер в то время шел на ура в СССР. Абрамовичу такой бизнес и не снился! У фарцовщиков мы покупали за три рубля один доллар. В нем было 5 франков французских. Моток 15 граммов стоил один франк, а продавался в Москве за 15 рублей. Значит, ты вкладывал три рубля, а получал 75! А в таких ансамблях каждый третий был…

– КГБист, стукач…
– Ну да. Они показали ребятам, где покупать мохер, и сдали их. И здесь в аэропорте их уже ждали - мохер летал по всему «Шереметьево»! Васька Калинов мне рассказывал: Я всю ночь утрамбовывал этот мохер. Баба таможенница говорит: «Открывайте!» Я молнию только приоткрыл – как оттуда все это полезло! Все начали смеяться». Попали! Несколько человек сделали не выездными. Это считалось фарцовкой. За это тогда людей сажали. Был у нас и другой бизнес - просили диски привезти. Тогда в Южной Америке - в Колумбии, в Венесуэле - были левые заводики, там что хочешь можно было купить. «Deep Purples», «Uriah Heep», битлов… Заказы нам делали конкретные. Мы зарабатывали, были фарцовщиками, однозначно. Вещи привозили. В комиссионки сдавали. Я дисками занимался, но шмотки не возил на продажу. И еще в какой-то момент я испугался. Была история. Не хочу поливать Любу Бескову, мы дружили семьями с Федотовыми, но как-то я ехал во Францию, а у Любы была там подруга. И она говорит: «Письмо передай!». Я говорю: «Только чтобы денег там не было!» «Нет, нет!» А я взял и посмотрел на просвет, а там деньги лежат. В любой момент меня могли взять. Так вот, когда я в 1972-м году я стал лучшим футболистом страны, то перестал покупать валюту. Стало страшно, что поймают и будут имя чехвостить… Но занимались этим все.

Известная история. Возвращалась сборная Малофеева, там был Вася Жупиков из «Торпедо». У него тик был. Он стоит, а перед ним таможенница проверяет Юрку Дегтярева. «Порнографию везете?» А этот сзади – моргает. Та поняла: он ей сигналит! Мол, везем! (Смеется). И такой шмон устроили всей сборной! А Малофееву ребята потом сказали: «Ты этого больше в сборную не бери!»

 

ЧАЙ ВМЕСТО КОНЬЯКА

– Не можем обойти – «трезвость – норма жизни»… Уникальный вы в этом плане человек.
– Это непонятная для меня вещь. Я не брал с кого-то пример, просто в детстве считал, что спортсмены не пьют. Помню, в сборной мне Толя Бышовец говорил: «У каждого своя бочка. Сейчас не пьешь, все равно потом начнешь и…» А меня просто не влекло к этому.

Помню, надо было однажды вино купить, захожу в магазин, а там Коля Абрамов стоит. И я спрашиваю его: «Коль, а вот «Гурджаани» вино как?» «Как тебе сказать… Как «Цинандали»… Я ничего не понимаю. Для меня тогда не было понятия - красное или белое вино, крепленое или сухое… Это я сейчас какие-то слова знаю, а тогда для меня было вино либо хорошее либо плохое.

Я, когда первый год в «Спартаке» отыграл, получил квартиру в 25-этажном доме на ВДНХ – на ножках, напротив скульптуры Мухиной «Рабочий и колхозница». А тогда модно было из заграницы привозить бутылочки маленькие – как шкалики. У меня был бар дома – и я туда складывал. А в соседнем доме жил Коля Абрамов, Сашка Мальцев, туда приходил все время Валерка Харламов. А у меня ребенок родился сразу же, через год. Двухкомнатная квартира, я жил в одной комнате… Я считал, что кормлю семью, и для меня главное – футбол, как я к нему готовлюсь. Пусть с ребенком жена в другой комнате возится, он там кричит – но я должен выспаться. И вот однажды утром смотрю: а в баре нет ничего. «Как так!» Жена говорит: «Приходил Абрамов с хоккеистами – взяли, выпили…» Какой-то неприятный осадок остался…

А в начале 1990-х я создал малое предприятие «Спартак» - торговал спортивной формой и содержал команду ветеранов. Возвращались в Москву, естественно, навеселе (кто воевал – имеет право!), нас однажды чуть с поезда не ссадили… Такие истории еще больше отвращали от этого дела.

– Но пробовали когда-то?
– Было два раза. На первой свадьбе выпил два бокала шампанского – один во дворце бракосочетания и второй через шесть часов в гостинице «Россия» (мы сняли там зал, вся команда собралась), этот бокал надо было еще и разбить на счастье. Помню, меня так немного… весело стало. И был еще момент. Летел на самолете, в чартере, меня как раз наградили Орденом Дружбы, Колька родился, и Рим Султанович Сулейманов, мой друг говорит: «Давай!» И я чуть-чуть пригубил французского вина. Вот и весь опыт. Но ходят истории, что я с кем-то пил. Никогда! Иногда наливал чай – он цветом как коньяк.

МОЯ БОЛЬ – ВАСЬКА КАЛИНОВ

– Раньше была проблема со жратвой в СССР, но не у футболистов?
– Все-таки мы были элитные люди. А на углу Сретенки и Садовой был и сейчас есть Гастроном. Там был директор Саша – болельщик. Там все отоваривались. Все! Был какой-то закрытый отдел. Мясники нам мясо рубили. Мы же на сборах все время были, в один день какой-то примчимся туда - отовариться… У меня был друг - Жан-Жак Вриньо, управляющий французского банка, он говорил: «Удивительно, у вас в магазинах – ничего нет, а на столах – все! А у нас в магазинах все есть, а на столе – ничего!» (Смеется). Потом мы отоваривались в Тарасовке, например, воблу нигде нельзя было достать, а нам привозили мешок… Жили хорошо. Иностранцы дипломаты, кто уезжал, сдавали машины в комиссионный в Южном порту, и мы там покупали эти иномарки по разрешению Моссовета. Геша Логофет, Анзор Кавазашвили там купили иномарки. Но если Геше нормальная досталась, то Анзор постоянно утром ездил ремонтироваться куда-то на ВДНХ.

– А у вас какая была первая машина?
– «Жигули». У меня была и «трешка», и «пятерка», и «семерка», и «копейка»… Но все, что я сейчас говорю, мне… не очень нравится. Нельзя только красивое… Мне очень жалко, как мы поступили с Колей Абрамовым – покойным (прямо на футбольном поле умер, на ветеранском Кубке Бещева). Он выпивал, и мы его отчислили из команды. Я потом задумался: кому мы лучше сделали? А мы в соседних домах жили, семью я его знал хорошо. Он был футболист от Бога.

– Отчислили?
– Да, отчислили, проголосовали (в 1976-м – Т.Д.). Когда что-то не идет, ищут крайнего. И конечно моя большая боль – Васька Калинов. Мы вместе пришли в «Спартак», жили вместе. Рубаха-парень… Но его сгубила эта вещь… Как-то мой сын Женька играл за «Траско» с «Локомотивом» в Балашихе, а Васька Калинов из Балашихи, и болельщики говорят: «А Ваську то мы похоронили…» «Как! Где!» «На кладбище». Мы с Борей Духоном поехали на кладбище, все обошли и не нашли могилы. Жена с ребенком была где-то на Украине, и никто не знает, где он лежит. Может, в братской могиле похоронили… Такая история… У меня офис был в ДК МЭЛЗ (сейчас это «Театр на Яузе»), и как-то приезжает Васька с сыном Сережей. И тот мне говорит: «Дядя Жень, кушать хочу, несколько дней не кушал». Я быстро отвел его в кафе, говорю: «Дорогу теперь знаешь сюда? Всегда можешь приезжать!» А Васька говорит мне: «Слушай, мне нужны деньги». «Для чего?» «Я хочу место рабочее купить на автостоянке – день работать, два отдыхать». Я понимал, что пропьет, но дал эти деньги. И больше я его не видел… Талантливейший был футболист… Несколько лет назад меня пригласили в Якутск на олимпийские Азиатские игры. И там был ответственный секретарь федерации шашек, он вдруг говорит: «А вы знаете Сергея Калинова?» «Да. Он как-то в эфир мне позвонил на радио». «А он у нас гроссмейстер, очень перспективный игрок». Чуть ли не чемпион мира.

ЕСТЬ ТАКАЯ БОЛЕЗНЬ – КАЗИНО…

– Был ли поступок, которым вы гордитесь?
– Однажды мне пришло письмо от мальчика из Домодедово. Он пишет: я – инвалид, живу в пятиэтажном доме без лифта, у меня нет коляски. И я поэтому практически не бываю на улице, все время лежу. И я нашел деньги и подарил этому парню хорошую коляску.

– Жизнь удалась?
– Я один раз ступил на очень рискованный путь – во время первого развода увлекся казино. В гостинице «Космос». Я пропадал там, оставлял там столько денег! Там у меня была как у почетного клиента золотая карточка – мог в ресторане кушать в любое время и в течение месяца три дня жить там. Подсел на это.

– Это болезнь такая…
– Это болезнь. Там ходят люди: «Дай доллар! Один доллар!» Я ночами пропадал там. А потом шел – тренировал мини-футбол. Но я в какой-то момент сказал себе: «Что я делаю!» Лучше бы я эти деньги детям отдавал. Но для меня это была отдушина.

– И сколько эта болезнь продолжалась?
– Около года.

– Но какие-то выигрыши были?
– Там все равно в общем все в минусе. Но все время кажется: вот-вот выиграешь. «Азартный Парамоша».

«КОГДА-ТО Я БЫЛ ЧЕРНО-БЕЛЫМ…»

– Часто вас предавали люди? Или повезло в этом смысле?
– У меня сейчас очень неприятная история. В 2008-м, когда кризис был, дочь моего брата пришла с сожителем (или мужем?) и попросила денег. Я дал. Есть расписка. На три года. И потом этот муж спрятался. Суд признал, что он должен деньги. Но органы не могут его найти. Хотя они ко мне не обращались. Я то найду его, знаю, где приблизительно искать. Это неприятная вещь. Потому потому что дочь брата была мне как родная… А насчет предавали… Ты с кем-то или рвешь или нет, но, главное, оставляешь ли злобу внутри. Но все равно с годами становишься мягче. Уже по-другому немножко смотришь на вещи. Знаешь, у меня в книге есть один эпизод. Когда-то все мы в партию вступали, и я в том числе. И когда играли за ветеранов и получали деньги по ведомости, тоже платили партийные взносы. И вот известная история, когда Ельцин заставил Горбачева подписать указ, что приостанавливается деятельность КПСС. А у нас в «Спартаке» были ячейка. И вот партийное собрание, Старостин – ведущий. И вроде все ясно – мы закрываем ячейку, слава богу, не будем эти взносы платить! Чапай (Николай Петрович Старостин – Т.Д.) встает, как всегда платочком протирает очки, и говорит: «Думаю, надо приостановить действие ячейки… недельки на две. Осмотреться…» Я позже думал: «Сколько же этот человек видел всего – этих революций, отсидел…

– Мог озлобиться…
– Я даже не об этом. Я в данном случае о себе. Я сейчас совершенно другой. Когда-то Славка (Малежик – Д.Т.) написал стихотворение, что я – черно-белый. Сегодня я, однозначно, не такой. Да, я принципиальный, да – буду отстаивать что-то, но все равно уже углы не такие острые…

– Серафимыч, последнее. У человека есть паспортный возраст и такой, на сколько он себя ощущает… Вы же молодо выглядите, черт побери!
– Ты говоришь мне то, что я сам чувствую. И то, что мне говорят все. Я понимаю, что выгляжу моложе своих лет. И при этом понимаю - 67! Много на самом деле!

– Даже стыдно говорить…
– Да. Какой-нибудь девочке уже и не скажешь… Но стал уставать. Немного стал уставать.

– Физически или психологически?
– Физически. Но, как говорят, тебе столько лет, на себя сам ощущаешь. Вот я чувствую, что душей я довольно таки молод. И когда я нахожусь в компании с Женькой сыном, его приятелями, это и моя компания! Я с ними шучу, подкалываю… Мне кажется, я с ними на равных совершенно.

– Но сейчас жизнь вообще капитально изменилась. Я вот помню своего деда – они были не такие. То ли сейчас информационный век такой…
– Тогда… как бы было все четко: вот это – дети, вот – средний возраст, а вот это – дед. И переходили из одного разряда в другой. … А сейчас все границы размыты.

– Даже звонишь Рейнгольду – если не знаешь, сколько ему лет, то по голосу – молодой парень!
– Да, «Рыжий» – редкий тип… (смеется).