Александр Вайнштейн. Джип для Черенкова, Роналдо для "Торпедо"

От футбола он отошел – хотя не так давно был персонажем влиятельным. Членом исполкома РФС. Это он привел в российский футбол первый рекламный контракт – пусть условия его кажутся смешными, но в 1995-м девять миллионов долларов считались прорывом.

К 63 годам в жизни Александра Вайнштейна случилось столько всего, что время браться за книгу самому. И вспоминать, вспоминать – как был соавтором мемуаров Николая Старостина. Как придумывал и вел футбольные программы. Как писал сценарий и продюсировал фильм "Гарпастум". Как занимался "Кубком Кремля". Как едва не стал президентом "Торпедо", выкупать которое у "Лужников" собиралась группа известных миллиардеров…

Впрочем, обо всем по порядку.

АЛЕШИН

– Летом 2003-го "Торпедо" едва не продали олигарху Мамуту при вашем непосредственном участии.

– Было такое. Я-то в этой истории появился на завершающей стадии. Просто оказался в одной компании с Сашей Мамутом, большим поклонником "Торпедо". Как я представляю, он договорился с Абрамовичем и Керимовым, которые выступали соинвесторами.

– Президентом клуба планировали назначить вас?

– Германа Ткаченко. Но сразу Герман взяться не мог из-за работы в "Крыльях". Поэтому решили, что на первых порах заниматься командой буду я.

– Переговоры с Алешиным уже шли?

– Вовсю. Слышал, что собирались предложить ему одну сумму – но Абрамович настоял: "Дайте в два раза больше!" – "Как? Там же кроме названия есть только сломавшийся автобус…" – "Идите и дайте!"

– Изначальная цена вопроса – 15 миллионов долларов?

– Да. Готовы были дать 30. Разбив платежи на три года. Алешина это не устроило. Видимо, хотел сразу. То ли боялся, что обманут, то ли еще что…

– Есть книга Алешина…

– Он книжку написал? Я не знал!

– Написал-написал. Там рассказано – Мамут предоставил личные гарантии для расчетов. Алешин просил об одном: чтоб были не расписки, а банковские обязательства. Депозиты. Тогда вся финансовая процедура сделки прозрачна и ясна. Но Мамута это не устроило. Кому верить?

– Думаю, Владимир Владимирович лукавит. Речь шла о том, что ежегодно будет осуществляться именно банковский перевод. Но тут даже дело не в финансах, понимаете?

– Нет.

– За всеми разговорами о деньгах не понял и он главного: в какую галактику его выводят! Алешина оставляли почетным президентом. Никто не собирался отнимать у него стадион. "Торпедо" там проводило бы матчи. Владимир Владимирович не смог вовремя оценить масштаб. Если говорить про финансовые гарантии – ваше право, верить или нет. Хотя люди с ним разговаривали, отвечающие за свои слова. Здесь же не рынок – "верю – не верю", "обманут – не обманут". Самое странное, при каждой новой встрече Алешин меня спрашивал: "Куда ребята пропали? Приходите – я же готов разговаривать…" Не понимал, почему все сорвалось.

– Еще Алешин вас удивлял?

– В футбол играет неплохо. Мы семь лет были в одной команде. За нее играл Лужков. Туда же 7 утра вынуждены были приходить его бедные замы, которые и в школе-то по мячу не попадали.

– Ресин?

– Как раз Ресин не играл, лишь ходил вокруг поля. А какие-то важные люди из театральной среды, бизнеса стояли у забора. Ждали, когда закончится матч, и можно переговорить с Лужковым.

– Случись продажа "Торпедо" – что ожидало бы клуб? Все лопнуло бы, как в "Анжи"?

– Я думал об этом… Полагаю – нет. В сделке с "Торпедо" участвовали люди, которые решали бы некоторые вопросы коллегиально. Настрой создать суперклуб был очень серьезный. Вплоть до покупки Роналдо!

– Это было реально?

– Опыт "Анжи" показал – покупается кто угодно. Про Роналдо я слышал краем уха. Говорили: "Вот сейчас купим его за 100 миллионов…" Этот период становления "Торпедо" тоже прошло бы. Миллиардеры были болельщиками, сидели по эту сторону экрана. Вдруг оказались по ту – и начали участвовать в процессе. Но менталитет-то остался болельщицкий. Предстояло пройти через ошибки. Плюс у кого-то хорошие советники, у кого-то – плохие.

– Кто тренировал бы "Торпедо"?

– Переговоры велись с Эрикссоном. Состав уже подбирался. Леша Смертин разорвал контракт с "Бордо" – и вылетел в Москву. Мы вместе приехали в Лужники, он отправился на медобследование, а Мамут – в кабинет Алешина. Подписывать договор. Еще с нами был Ткаченко.

– Что дальше?

– Мамут вернулся бледный: "Сделки нет". Что? Почему? "Он не хочет". Потом мы долго сидели в офисе Мамута. Говорю: "Саша, давай еще раз попробую съездить, Алешину объяснить…"

– Съездили?

– "Торпедо" играло в Лужниках. Иду в правительственную ложу. Вижу длинный стол, заставленный едой, напитками. Никого нет, кроме Алешина. "Володя, ты понимаешь, что потерял шестьдесят?" – "Почему шестьдесят?!" – "30 не взял. Еще 30 потратишь, "Торпедо" же надо содержать…"

– Что помешало ему разобраться в этой ситуации?

– Алешин – далеко не глупый человек. Но когда идут такие сделки, финансы не должны быть во главе угла. Нужно мыслить масштабнее.

– Жалко, что все сорвалось.

– Не то слово. Упущенный шанс для российского футбола, куда пришли бы очень большие деньги. Появились бы люди, заинтересованные что-то создать в нашей стране.

– Единственный, кто выиграл от несостоявшейся сделки с "Торпедо", – Смертин. Абрамович забрал его в "Челси".

– В "Челси" Алексей оказался по заслугам. Он мне когда-то интересно объяснил, что такое английский футбол: "В России получаю мяч – вокруг меня пространство в пятнадцать метров. Принимаю, оглядываюсь… Во Франции – пять метров. В Англии только ко мне идет мяч – уже три соперника на ноге. Там должны быть другие механизмы, инстинкты!" Можно ли это выработать?

– Вопрос.

– Сейчас вспоминаю, как расспрашивал Черенкова, почему он решил завязать с футболом. Федор ответил: "Раньше ко мне летел мяч – я даже не задумывался, что с ним делаю. Все само собой. А теперь получаю и начинаю размышлять – кому давать-то? Нет, пора заканчивать". Черенков по приему мяча ближе всех к Месси.

– Вот это параллель.

– Могу продолжить – "Барселона" играет в бесковский футбол. А "Реал" – во многом по Лобановскому. Все у нас было. Просто растранжирили.

– Абрамович – высокомерный?

– Ну что вы! Никакой фанаберии, пафоса. Для него не проблема взять и перезвонить человеку. С Абрамовичем можно разговаривать. В нем нет этого: я богатый – ты дурак, сиди и слушай…

– У других такое часто проскальзывает?

– Очень. Потому и с футболом в России не складывается. Люди не понимают – если у тебя много нулей на банковском счете, это не значит, что ты гений и способен разобраться в любом вопросе. В свое время Роман Аркадьевич предлагал мне заняться проектом "Национальная академия футбола" – то, что делал потом Сергей Капков. Но меня уже захватила работа над фильмом "Гарпастум". Совмещать было бы трудно.

ГАЗ

– А сегодня чем занимаетесь?

– Живу!

– Никаких новых проектов?

– Еще на съемках "Гарпастума" родилась идея – создать сериал про братьев Старостиных. По той книге, которую мы писали с Николаем Петровичем.

– С сериалом не сложилось?

– Один кризис, второй… Но мысль не оставляю. Может получиться российская "Сага о Форсайтах". Жизнь Николая Петровича – весь ХХ век. Он рассказывал мне, что Ленина видел!

– Думаете, не врал? Зная Николая Петровича?

– Хм. Слово "врал" с образом Старостина не вяжется. Бывает, о чем-то говоришь – и с какого-то момента начинаешь сам в это верить.

– Вспомним подробности для молодого читателя.

– Ленин приезжает смотреть какой-то электроплуг на заводик, где работает Николай Петрович. Вот появляется большая черная машина. Выходит Ленин, знакомится, всем пожимает руки. Направляется и к Николаю Петровичу: "Ленин" – "Бухгалтер Старостин…"

– Замечательно.

– Весь фильм "Гарпастум" возник из его рассказов о довоенном футболе. Меня это безумно увлекло. Фильм про "никогда"!

– В смысле?

– Про то, что никогда не повторится. Отправная точка – когда все человечество не по тому пути пошло. Сейчас на теракты внимания не обращают, а тогда обратили. Началась Первая мировая.

А Старостин уникален тем, что в любой эпохе оставался фантастически современным. Потрясающее чутье бизнесмена. Для меня Николай Петрович – образцовый президент сегодняшнего футбольного клуба. Причем где-то в Испании или Италии.

– Почему не в России?

– Есть такое понятие – "среда обитания". В воздухе углекислого газа около 0,03 процента. А в нашем футболе углекислого газа – процентов восемьдесят. Дышать нельзя! Ничего не растет!

– Жестко.

– Помню финал чемпионата мира-1998 в Париже. Ширак прыгал с шарфиком. Ельцин увидел: "Почему у нас этого нет?!" Но в России сам по себе футбол мало кого интересует. Можете назвать сегодня пять человек, которым до футбола – не с точки зрения должности, карьеры, коммерческого интереса?

– Сразу – сложно.

– Не сразу – тоже сложно. Довольно распространенная история: интересы общего дела противоречат интересам частного лица. Из этого вытекает главная проблема: богатые и влиятельные люди, которые пришли в российский футбол, не способны договориться.

– Вы полагаете?

– В середине 90-х надо было пятерым-шестерым руководителям клубов сесть за стол переговоров. Я со многими по отдельности беседовал. Убеждал – введите на три года переходного периода потолок зарплат, например. Решите вопрос по трансферам. Объясните судьям: шаг влево, шаг вправо – расстрел. Договоритесь, это же просто! Знаете, что слышал?

– Очень интересно.

– Один влиятельный человек, на которого повесили футбол как социальную нагрузку, рассмеялся: "С кем сесть? С этим? Да я его ненавижу!" Подумал и добавил: "Впрочем, футбол не люблю еще больше…" Эти люди всё понимают в бизнесе. Где деньги – там должен быть продукт. Который продается. В футболе же есть рояли – но не пианисты. Новые стадионы по всей стране, трансляции, комментарии. А продукта – нет.

Зато от сборной России постоянно ждут чуда. С какой стати? Кройф с Голландией ничего не выиграл! А Месси – с Аргентиной! Западные звезды каждую игру умирают. Потому что дорожат репутацией. В российском футболе она не стоит ничего. В Европе твое имя – стопроцентная капитализация. Нет репутации – и тебя нет. Один раз поберегся, убрал ногу – все, тебя уничтожают…

– Россия – не футбольная страна?

– Жестче можно сформулировать – не спортивная. Я говорил об этом двадцать лет назад. А Слуцкий сейчас повторил. Если рассуждаем о футболе, то, на мой взгляд, единственный орган, который имеет к нему отношение и эффективно работает, – оргкомитет чемпионата мира-2018. Там есть стратегия и пошаговые задачи. Всё.

ФАНЕРКИ

– Вы же в 90-е представляли компанию IMG в России?

– Вначале я, потом мой брат Владимир. Считаю его лучшим специалистом по спортивному маркетингу и телевизионным правам. Во многом благодаря ему был подписан уникальный для российского футбола контракт между "НТВ-плюс" и РФПЛ. За четыре года Лига получила бы 96 миллионов долларов. Футбол показывали бы по спутниковым каналам. Как на Западе.

– Вмешался президент страны.

– Кто-то сказал Путину, мол, как же так, народ не увидит футбол. И его вернули на бесплатные каналы. Это был переломный момент. Мы могли пойти по той же дороге, что весь мир. Но опять выбрали особый путь. А Sky за трансляции английской премьер-лиги теперь платит миллиарды…

В 90-е же люди из IMG придумали "централизованную маркетинговую программу развития российского футбола". Привезли альбомы, графики, устроили презентацию. Колосков-то сразу ухватил, насколько это интересно. Но РФС свои права делегировал ПФЛ, где руководил Толстых. Пришлось дело иметь с ним.

– Что обещало ряд милых недоразумений. Помним громкую историю – девять миллионов долларов вложили в российский футбол за какие-то рекламные права.

– А могло быть пятнадцать, если б контракт продлился. По нынешним временам условия скромные. Для тех – вполне приличные. Хотя с самого начала руководители и Лиги, и клубов считали, что это мелочь какая-то: "У нас пятый чемпионат в Европе! В Англии то, в Германии это…" Не могли взять в толк одну вещь. Нельзя продать то, что никто не хочет брать. Цена появляется, когда есть покупатель. Предлагают столько-то – ваше дело, соглашаться или нет. Но чего стоило подписать этот контракт!

– Представляем.

– Кабинет Толстых. Длинный стол, заваленный бумагами – видна лишь голова. Знамя висит. Бесконечные совещания президентов клубов, по два часа мы сидели, ждали, пока до нас дойдет вопрос. Потому что всегда были пятым-шестым пунктом. Толстых в очень агрессивной манере вел переговоры – типа "зачем вы нам нужны, кто вы такие, что тут предлагаете…" Дошло до того, что заорал на вице-президента IMG: "Иди на х…! Я тебя выгоню из страны!"

– Тот перепугался?

– А я не все ему переводил. Этот Тимо Люмме сейчас один из руководителей МОК по маркетингу. Телевизионные права, спонсорство, вся коммерческая часть на нем. Тогда его делегировали в Россию как рабочую лошадку.

До последнего момента Николай Александрович брал карандаш и цеплялся к очередной запятой. Вроде ударили по рукам, собрали в "Славянской" прессу за накрытыми столами. Титульным спонсором согласился выступить "Стиморол". Два вице-президента этой компании сидят за столом, ждут объявления о подписании. За перегородкой стоят Люмме, Толстых, Колосков и я. Николай Александрович ни в какую не хочет подписывать!

– Почему?

– Что-то снова нашел. А когда мы ехали на презентацию, мне позвонил Ян Тодд. Гуру спортивного маркетинга. В IMG отвечал за всю Европу и Азию. Говорит: "Не переживай. Да, это полгода работы. Но если срывается – ничего страшного. Знай, что никого не подведешь. Если у тебя будет чувство вины, можешь сделать то, чего делать не следует…"

Тридцать минут – Толстых не подписывает. Сорок. Час. Вице-президенты не могут понять, что происходит. Видят только, что Николай Александрович на коленке с карандашом вносит правки. Наконец не выдерживают, встают, уходят. Я указываю им вслед: "Видите? Сделки нет!" Это Толстых встряхнуло. Подписал с какими-то замечаниями, мы все-таки объявили – и месяца три дорабатывали.

– С президентами тогдашних футбольных клубов общаться было легче?

– Мы сидим, объясняем, за что деньги, как будем продвигать рекламу, кто-то возражает. Поднимается Борман, он же Валерий Овчинников: "Мужики! Ребята предлагают фанерки вокруг поля поставить, еще и "бабки" дать. Что мы обсуждаем?!" Вот такой уровень разговора.

– Смешно.

– Дальше с "фанерками" история тянулась – даже на московских стадионах люди ставили второй ряд рекламы. Конкурирующие категории. Полгода с этим боролись.

– Особенно потрясший вас случай?

– Первый матч после подписания контракта. Пустые Лужники, "Спартак" играет с какой-то слабой командой. Снегом запорошило все наши "фанерки". Рядом со мной Тимо Люмме и Пол Смит. Говорят: "Саша, снег закрывает, пусть кто-то почистит" – "Да подождите, скоро перерыв, позовем людей" – "Ты не понимаешь! Немедленно!" Вскакивают, где-то находят веники – и весь первый тайм я наблюдаю, как они бегают вокруг поля, счищают снег с рекламных щитов. Потом объяснили: "Пойми, это первый день контракта. Спонсоры смотрят. Мы должны сделать всё. Неважно, есть у вас дворник, нет…"

– С Толстых так общего языка и не нашли?

– Сейчас нормально общаемся, а тогда отношения были напряженные. Он, конечно, человек войны, а не конструктива. Когда на "Динамо" избили судью Чеботарева, против Николая Александровича организовалась целая кампания. Хотя бил не он. Романцев до того на Советы ПФЛ практически не ходил, как и многие. За счет чего Толстых проводил решения? За счет низших лиг и маленьких команд. Большинство у них было всегда. А тут даже Романцев приехал, выступил. Устроили тайное голосование – все, Толстых сняли. Народ разошелся, вдруг кто-то из службы безопасности принялся разворачивать эти бумажки. Обнаружил две с одинаковым почерком. Крик: "Поддельное голосование!"

– И что?

– Отмотали всё назад. Толстых остался, голосовавшие махнули рукой. Всем было наплевать. А за день до этого как-то получилось, что я повез Толстых домой. Хотя обычно он на метро добирался. Полночи сидели, разговаривали. Я впервые хоть что-то человеческое в нем увидел. Нормальный парень! Просто не может быть главным в структуре, которая должна объединять. Потому что объединять он не способен категорически.

МАВРОДИ

– Это же вы организовывали прощальный матч Черенкова в 1994-м?

– Да, одно из первых мероприятий IMG в России. Предложили лондонскому офису идею. Они знать не знали, кто такой Черенков. Мы объяснили: "Легендарный футболист, привезите какую-то команду, устроим событие…" – "Кто промоутер?" Когда понял, что имеют в виду, ответил – я промоутер. С "Пармой" договорились, те приехали. Там много любопытных подробностей.

– Расскажите же.

– На Андрюшу Иллеша, журналиста из старых "Известий", вышел режиссер, занимавшийся роликами для Мавроди. Хотел вовлечь главу МММ в какой-нибудь социальный проект, сделать ему позитивную рекламу, немножко поменять имидж. Я узнал – предложил помочь нам с организацией прощального матча Черенкова.

– Согласился?

– Отправляемся к Мавроди в квартиру на Фрунзенской набережной, откуда его потом забирали, пилили замки перед камерами. Обычный подъезд, железная дверь. Сидит такой Урфин Джюс за столом. Спрашивает: "Сколько надо?" – "Для начала – 100 тысяч долларов" – "Минутку". Идет в соседнюю комнату, приносит пачку, перевязанную веревкой.

– Прекрасные были времена.

– Готовился матч месяца два – за это время Мавроди начали прессовать всерьез. А ведь именно он купил для Черенкова джип. Когда сам матч провели, уже было как-то неприлично говорить про Мавроди. Хотя реклама МММ еще висела. Он вроде и поучаствовал, но особо не афишировали. Впрочем, была по-настоящему неприятная сторона у этого матча.

– Какая?

– Казалось бы, Черенков – фигура. Общий любимец. Внезапно случился организационный затык. Выясняется, что один из руководителей "Спартака" расстроился: "Почему Черенкову дают джип, а мне – нет?" Пришлось покупать такой же. Между прочим, на прощальном матче болельщики ЦСКА и "Динамо" держали плакаты: "Спасибо, Федя!" Теперь на плакатах другое пишут… А заболел Черенков на моих глазах.

– Как?

– 1983 год. В холле тбилисской гостиницы сидели Леня Трахтенберг, я и доктор "Спартака". Неожиданно появляется Федя: "За мной гонятся!" – "Кто?!" – "Какой-то человек". Мы поверили – мало ли. Есть же фанаты. Ну, гонится и гонится. Врач говорит: "Федь, иди в номер, полежи. Отдохни". Продолжаем разговаривать – а доктор не может успокоиться: "Нет, пойду-ка я посмотрю". Вскоре возвращается мрачный: "Да-а…" Федора отправили в больницу.

– Тогда еще не знали, что Федор склонен к этим вещам?

– Возможно, родственники знали. Но в команде – никто.

– В Тбилиси вы были в командировке?

– Я никогда не работал штатно в газетах. Но футбол любил – и начал писать. В "Московском комсомольце", "Футбол-Хоккее"…

– Еженедельнике, за которым очереди выстраивались.

– Главным редактором был Лев Филатов, большой литератор. Как-то сделал я интервью с Черенковым. Тут матч с Португалией. Выигрываем 5:0, Федя пяткой через защитника мяч перекинул – и попал в перекладину. Наутро в редакции проходит мимо Геннадий Радчук: "Все, ставим материал…"

– Тоже замечательный журналист.

– С юмором. Поехал он однажды с киевским "Динамо" как переводчик. Стоят в холле гостиницы – а кто-то из метрдотелей объясняет распорядок дня. Лобановский высовывается из-за плеча Радчука: "Гена, спросите, что ему надо?" Тот молчит, слушает. Лобановский опять: "И все же, Геннадий, что ему надо?" Радчук не выдерживает, поворачивается: "Валерий Васильевич, им от вас ни х… не надо! У них всё есть!"

– Хорошая была обстановка в той редакции?

– Когда-то президента Академии наук Александрова спросили: "Вы застали Сталина, Хрущева, Брежнева… Когда лучше всего работалось?" – "Конечно, при Сталине!" Все напряглись. Академик помолчал и продолжил: "Тогда бабы были моложе!" Вот и про себя могу сказать – мы были моложе. Поэтому ностальгия. Да и с профессиональной точки зрения… Знаете, какой был тираж?

– Миллион?

– Три миллиона! Прорваться на полосу было очень сложно. Но если ты прорывался – на следующий день фамилию знала вся страна. Могу рассказать историю.

– Сделайте милость.

– С Филатовым я познакомился в "МК", в комнатушке у Трахтенберга. Он часто туда заглядывал – в "МК" был шикарный буфет от горкома партии. После чемпионата мира-1982 в Испании что-то меня задело, принес Филатову заметку. Ему понравилось: "Я поставлю!" Чуть-чуть поправил – и опубликовал. Подписав "инженер, лауреат премии Совета министров СССР по науке и технике…"

– Вы действительно лауреат?

– Ну да, получил в 29 лет премию. После той заметки лечу в Тбилиси. Встречаюсь с помощником Шеварднадзе Тимуром Мамаладзе, исключительным журналистом-международником. Говорит: "По Испании всего две статьи были хорошие. Моя и какой-то инженер, лауреат написал…"

– Премия-то за что?

– Работал на МЭЛЗе – Московском электроламповом заводе. В цехе, который выпускал кинескопы на экспорт для цветных телевизоров. Экспортная продукция ценилась, цех считался образцово-показательным. Туда постоянно привозили членов Политбюро – и Гришина, и Черненко. Уже всех их охранников знали. Как-то подталкиваю локтем одного, шепотом спрашиваю: "Что у тебя в черном чемоданчике?" Он тоже шепотом: "Второй Черненко…" На самом деле – автомат. За секунду раскладывался.

А премия вот за что. 100 кинескопов делаешь, на стенде испытываешь. 90 хорошие, 10 – брак. Женщины в черных халатах их принимали – и ломом крушили. А мы подумали: зачем разбивать? Можно же аккуратно детали разъединять, запускать обратно в производство. Экономия колоссальная!

Вручили премию в 1982-м. Назначили день, когда явиться в Кремль. А я накануне боксировал – сломал руку. Еще и опоздал. Прибежал запыхавшийся, без галстука, зато с гипсом. Человек у самого главного подъезда смотрел на меня с недоверием, долго звонил куда-то, перепроверял.

– Солидная премия?

– Когда разделили на 12 человек – хватило лишь на банкет. Бросали медальки в водку. У всех тут же позолота сошла, а на моей осталась. Очень красивая медалька, почти как за Государственную премию.

СТАРОСТИН

– Как родилась идея книги с Николаем Петровичем?

– С Филатовым были хорошие отношения. Он уже ушел из "Футбол-Хоккея", звонит: "Старостин давно уговаривает вместе написать книжку. Но у меня сил нет, хочу успеть закончить несколько своих книг. Посоветовал Николаю Петровичу тебя…" Ну спасибо, отвечаю. Меня увлекла не столько футбольная тема, сколько 12 лет лагерей для каждого из четверых братьев.

– В первой книжке Николай Петрович лагерную тему обошел.

– Другое время – нельзя было об этом говорить. А я от Старостина услышал: "Если сейчас не расскажу правду, то кто и когда расскажет?"

– Жил он на улице Горького?

– Да, в том же доме был магазин "Наташа". Договорились мы на два часа дня. Я опоздал минуты на три, выхожу из лифта, вижу: дверь в квартиру открыта. В два – значит, в два! Все. Больше к нему не опаздывал. На первой встрече Старостин сказал: "Вас рекомендовал Филатов. Но я тоже почитал, что вы пишите. Давайте попробуем…"

– С вами так и остался на "вы"?

– Да. Я приходил пару раз в неделю. Николай Петрович заваривал крепкий чай и, похрустывая сушками либо пряниками, часа полтора наговаривал на диктофон.

– На память не жаловался?

– Посмеивался над собой: "Все, что было 50 лет назад – помню, как вчера. А что вчера – не помню". Старикам это свойственно.

– Он же родился не в 1902-м, а раньше?

– Об этом я не спрашивал. Постеснялся. Говорят, Николай Петрович скинул два-три года и не попал на фронт во время Первой мировой. Так многие делали, в том числе мой дед.

– В перестройку писали, что Старостиных арестовали за дело.

– Якобы за хищение вагона мануфактуры в 1941-м. Могло ли это быть? Могло. А было ли? Не знаю.

– Лагерные ужасы описывал?

– Я пытался вывести на эту тему – ГУЛАГ, голод, страх. А Старостин шел в сторону – для него главное футбол. И люди футбола. Я понял интересную вещь: был ГУЛАГ Солженицына и Шаламова. А был другой – с нормальными условиями, американским шоколадом из ленд-лиза. Даже первенство ГУЛАГА по футболу проходило! Спортсменов в меру возможности старались оберегать. Лагеря огромные, для генералов важнейший момент: наутро позвонить такому же генералу: "Как мои-то ваших вчера?" Позже это перешло к секретарям обкомов. Уже Щербицкий звонил Гришину: "Ну как мы вас вчера?"

А ужасы… Разве что эпизод в Ухтлаге, где ежедневно умирало по сорок человек. Тела свозились в морг. Однажды Старостин зашел туда и увидел гору трупов, которые пожирали сотни крыс. В остальном рассказы поражали обыденностью. Для него все было так естественно – ГУЛАГ, генералы, которые разрешали играть. Никого из них не осуждал. Наоборот, отзывался уважительно: "Они футбол любили. Благодаря этому мы с братьями уцелели".

– О жене вспоминал?

– Говорил, что однолюб. Антонина Андреевна, с которой прожил почти полвека, скончалась в 1971-м. Относился к ней настолько трепетно и нежно, что, увидев ее во сне через семнадцать лет, назвал этот день одним из самых счастливых. Еще рассказывал, что все Старостины умирали сразу.

– Это как?

– Сестра Клавдия – в ванной от инфаркта. Александр в гостях пил чай – вдруг сердечный приступ. До больницы довезти не успели. Андрей брился, неожиданно упал, потерял сознание. Умер в реанимации, не приходя в себя.

Петр, младший брат, еще был жив, 80 исполнялось. В тот вечер Старостин пораньше свернул беседу, проводил, как всегда, до двери: "Иду к Петру на юбилей". В коридоре на тумбочке лежали подарки – шерстяной шарфик и дезодорант.

– Что в квартире Старостина вас поразило – кроме открытой двери?

– Ощущение дома! Бывает квартира – а бывает дом. Для Николая Петровича превыше всего был "Спартак" и дом. Фотографии, обстановка, дочь, внуки. Годы спустя мы делали передачу для канала "Культура" о знаковых фигурах ХХ века. Цветаева, Ахматова, Пастернак. Старостин из этого ряда не выбивался – даже по стилистике разговора. У него была какая-то словесность, речь литературная. Не матерился вообще. Но смотришь с ним футбол – ругается: "Баран… Дурак…"

– Когда отнесли Старостину рукопись, правками извел?

– Нет. Многое, о чем он говорил, никто уже не помнил – и проверить было невозможно. Какие-то вещи Старостин со временем стал просто…

– Придумывать?

– "Литературно обрабатывать". Причем ему искренне казалось, что так оно и было.

– Выдумал Николай Петрович вопиющий эпизод – якобы Берия играл за тбилисское "Динамо".

– Вот как объяснить? Мне он рассказывал, что встречался с Берия на Патриарших прудах, зимой там проводились хоккейные матчи на первенство города. Берия жил в особняке неподалеку, приходил со свитой. А в 20-е годы играл против него в Тифлисе… Это легенды. Но весь советский футбол – мифология! Начиная с гениального Синявского – никто же не видел то, о чем он рассказывал. Я смотрел много хроники для программы "Век футбола". Кстати, абсолютно другие лица на стадионах! Другая генерация людей! Не говоря о том, что выхватывает камера на трибунах Шостаковича, Олешу, Кассиля, Яншина…

– Так с какими мифами столкнулись?

– К примеру, знаменитый случай про Николая Тищенко в полуфинале Олимпиады-1956 в Мельбурне. Анатолий Ильин рассказал, как все было. Тищенко со сломанной ключицей стоит на бровке, еле двигается. Кто-то дает ему пас. В ответ крик: "Ты что, ох…л?! Я не могу!" Швыряет мяч обратно. Тот навешивает – и Татушин забивает победный гол. Потом раздули – как Тищенко героически промчался по флангу, морщась от боли… У вас читаю интервью Владимира Пономарева – он точнее всех сказал.

– О чем именно?

– Вы говорите: "Нас называли чемпионами мира по товарищеским играм" – он отвечает: "Ё, так платили триста – мы и рвали всех!" Вот это – "мясо" футбола! То, что молодежь не понимает и не знает. У футболистов тогда мозги другие были. Вся страна проснулась в трауре после 0:0 с Польшей на чемпионате мира в Испании. А сборная СССР уезжает из гостиницы – кто-то торопит: "Давайте скорее, уже открылся супермаркет…" Всем надо было купить электронику. Поражение – до фонаря. У каждого своя жизнь.

– За ту ничью до сих пор больно.

– На последних минутах матча с поляками Сулаквелидзе головой бил – промахнулся. А момент стопроцентный. Так после этого несколько лет, встречая моего приятеля Зураба, говорил: "Ты представляешь, что бы было, если б я забил?!"

Тот же Зураб как-то ехал с тбилисским "Динамо" в автобусе. Гуцаеву нахваливал Хурцилаву: "Какой футболист!" Гуцаев к Кипиани повернулся: "Слушай, что человек говорит". Дато, не оборачиваясь: "А защитник – разве футболист?"

БЕСКОВ

– Сколько получили за книжку со Старостиным?

– Перед подписанием договора он спросил: "Ну как будем с вами решать?" – "Николай Петрович, как скажете" – "Я думаю, 70 на 30 – это справедливо".

– В его пользу?

– Разумеется. Гонорар был небольшой. Когда началась инфляция, эти деньги превратились в пыль.

– Со Старостиным вы ладили. А с Бесковым?

– Почему-то Бесков нас с Трахтенбергом выделял. Мы все время были там, где вообще не бывает журналистов. Перед игрой в раздевалке, например. После игры – тоже! Не знаю, почему пускал. Даже нам с Леонидом накануне матча раздавал листочки: "Состав напишите…"

– Оказывается, не только команде – еще и корреспондентам?

– Мы с Леонидом что-то писали, отдавали ему. На поле выходил иной состав – а мы еще спрашивали: "Константин Иванович, как же так?" – "Я тоже немножко тренер".

В 1981-м сборная при Бескове смотрелась шикарно. Никто не понял, зачем на чемпионат мира включил в штаб Лобановского и Ахалкаци. Наверное, кто-то из руководства заставил. Знаю, в 1986-м накануне чемпионата мира в Мексике Лобановский снял Малофеева, подговорив ребят. Сами футболисты мне об этом рассказывали. В 1982-м Бескова, разумеется, ни сливали. Да и в малодушии он не замечен. Но история с тремя тренерами бесследно не прошла. Атмосфера в сборной под конец турнира была кошмарной, команда разбилась на кучки – киевляне, тбилисцы и остальные. Бесков установок уже не проводил, отдал на откуп Лобановскому.

– В мемуарах Бубнова наткнулись на фразу: "Из-за допинга и договорняков Бесков Лобановского недолюбливал".

– Про допинг не в курсе, но договорные матчи, к которым приучил Лобановский, не позволили киевскому "Динамо" раскрыться в полной мере. В 1975-м команда вышла на такой уровень игры, что в Европе ей лет пять могло не быть равных! Психология договорняков все сломала. Когда привыкаешь, что с тобой из года в год делятся очками, потом в еврокубках трудно перестроиться.

– "Спартак" игры не расписывал?

– Я слышал о двух матчах. Про один рассказали ребята. Чтоб в 1982-м Киев не стал чемпионом, в последнем туре "Спартак" проиграл дома Минску. Бесков не знал, что договорились за его спиной. Догадался обо всем по ходу первого тайма и в перерыве уехал домой.

– Второй матч?

– Чемпионский – в 1979-м, в Ростове. Об этом упоминает в книге и Бубнов.

– Бесков тоже не знал?

– Понятия не имею. Вообще это такая тема… Старостин уверял, что в нашей стране договорные матчи были всегда. Даже в 30-е. Когда баски приехали, "Спартак" поработал с судьей и победил не без его помощи. Или вот история от моего приятеля Зураба. Разговорился с Гуцаевым: "Помнишь свой гол "Шахтеру"? Проскочил между Звягинцевым и Коньковым и положил в "девятку" с линии штрафной?" Тот посмеялся. Зураб насторожился: "Что-то не чисто?" – "Неужели ты думаешь, эти двое меня так пропустили бы? Да ноги бы сразу оторвали!" И "Нефтчи" мешками деньги возил, и "Пахтакор", и другие клубы. Везде это было. Вопрос в пропорциях. Лобановский в Киеве поставил договорняки на поток.

– С Валерией Николаевной Бесковой общались?

– Да, бывал у них на Маяковке. Про их отношения, пикировки легенды ходят. Бесков говорил: "Лерочка, ты же сорок лет живешь при коммунизме. Мне бы денек так пожить…" В другой раз она воскликнула: "Костя, я хоть жена Бескова. А ты-то кто?!" Еще у Бескова собачка была. Из-за которой, как я слышал, "Спартак" упустил юного Добровольского.

– Каким образом?

– Была договоренность, что после сезона 1985-го Игорь перейдет в "Спартак". Приехал из Кишинева на поезде, с вокзала позвонил Бескову домой. Валерия Николаевна сняла трубку: "Кости нет. С собачкой гуляет. Набери через полчаса". А московскому "Динамо" согласие не требовалось – в армию, и все. Прямо с вокзала Добровольского увезли.

– В гневе Бескова видели?

– Бесков – барин. Аккуратист, педант. Когда же переступал порог базы, все прятались. Боялись его, как огня. Сорваться мог по любому поводу. В 1981-м пригласил в "Спартак" братьев Мачаидзе. В Тбилиси проиграли 1:3. Братья по дороге к автобусу с кем-то заболтались. Вошли минуты на две позже остальных. Бесков в крик: "Что себе позволяете?! Почему команда вас ждет?! Оставайтесь в Тбилиси…" Но со мной был другой случай.

– Где?

– В каком-то южном городе. Из гостиницы со "Спартаком" уезжали в аэропорт. Я пораньше зашел в автобус. Трахтенберга, с которым жил в одном номере, попросил забрать часть вещей. В том числе французский одеколон – жуткий дефицит по тем временам. То ли он не услышал, то ли забыл. Заходит последним. "Леня, одеколон взял?" – "Нет". Автобус под парами, уже сидят Бесков, Старостин, игроки. Я громко: "Секунду!" Пулей выскакиваю, лечу в номер, хватаю одеколон. Прибегаю обратно – Бесков ни слова, ни полслова. Ребята от такой реакции обалдели больше, чем от моей наглости.

– Футбол вы разлюбили?

– Нет. Я не принимаю слепое боление. Зачем идти на стадион, когда смотреть не на что? Вот по телевизору матчей с участием Месси не пропускаю. Точно так же ходил на ЦСКА и сборную, когда играл Валера Харламов. Потому что каждое его прикосновение к шайбе – чудо.

– С Харламовым как познакомились?

– Через Трахтенберга. Они дружили. У Валеры сломался маленький цветной телевизор, который выпускал наш завод. Я помог починить. Стали общаться. Помню, на своей "копейке" подбросил Харламова, Михайлова и Петрова в ледовый дворец. За рулем поймал себя на мысли: настолько осторожно вел машину один-единственный раз – когда жену отвозил в роддом. А Тихонову не могу простить, что не взял Валеру в Канаду…

"АССА"

– Есть в вашей биографии любопытный штрих. В середине 80-х из инженера переквалифицировались в директора ДК МЭЛЗ и организовали премьеру "Ассы".

– История такая. 1988 год. Сергей Соловьев снял кино и хотел устроить не просто премьеру – арт-рок парад. Объединил в одно действие весь подпольный андеграунд. Музыкантов во главе с Цоем, Гребенщиковым, Агузаровой, художников-авангардистов, модельеров. Соглашаясь на предложение Соловьева, честно говоря, не вполне понимал, о чем речь.

– Что-нибудь шокировало?

– Меня-то – нет. Вот с секретарем горкома, когда приехал все это дело принимать, едва сердечный приступ не случился. Гремит рок, висят авангардистские картины, перформанс, а на сцене, как в "Ассе", – гигантский портрет Брежнева, который все топчут.

– Смело.

– Я не сомневался – запретят. Спас добрый мой приятель Женя Пантелеев, первый секретарь Куйбышевского райкома. Когда позвонили из горкома, взял ответственность на себя. При Лужкове он работал в московском правительстве, вместе в футбол играли. Вспоминая "Ассу", усмехался: "Саша, ты не представляешь, какое давление я тогда выдержал, сколько обрушилось звонков…"

Это был прорыв, выход в иное измерение. В километровой очереди за билетами люди простаивали ночами, жгли костры. В течение трех недель, что длился арт-рок парад, зал на 800 мест был битком.

– Вас из андеграунда кто впечатлил?

– Больше всего мне понравилась Таня Друбич. Чудесная актриса. Красивая, интеллигентная, матом ругается виртуозно. Удивительно, как органично в ней это сочетается. Колоссальное удовольствие получал от общения с Соловьевым. Глубокий, начитанный человек. Ну и Цой, конечно. В тот момент я не осознавал масштаб его таланта, но видно было – особенный. Товарищ, который близко с ним общался, рассказывал, что незадолго до гибели Виктор должен был подписать контракт с корейцами. Собирался лететь в Сеул, там в него готовы были вкладывать огромные деньги и сделать второго Брюса Ли.

ЕЛЬЦИН

– Вы стояли у истоков создания "Кубка Кремля". Что за иранец финансировал турнир?

– Сассон Какшури – иранский еврей. Он и брат женились на сестрах, чей отец был приближенным к шаху Ирана. Когда в 1979-м того скинули, из страны пришлось бежать. Сначала жили в ФРГ, затем в Швейцарии, теперь в Израиле. С Советским Союзом у Какшури были давно налажены отношения. Он торговал коврами. Покупал в Туркмении, Азербайджане, привозил в Гамбург и продавал.

– Ловко.

– Его младший сын Алан – ныне известный теннисный агент. В конце 80-х только входил в этот бизнес. Во многом ради сына Какшури и затеял турнир. Плюс наивно полагал, что сможет заработать. Около года не вылезал из "Совинтерспорта", но никак не мог договориться. Тогда Борис Фоменко, секретарь Федерации тенниса, привел его ко мне в "Московские новости".

– Вы там какую должность занимали?

– Коммерческий директор. У газеты был опыт проведения международных спортивных соревнований – по фигурному катанию и гимнастике. Но теннис – особая история. Требовалось политическое прикрытие. Председателем оргкомитета турнира стал зампред совета министров СССР Иван Силаев – кажется, единственный из того правительства, кто играл в теннис.

– А Ельцин?

– Шамиль Тарпищев позже его увлек. На первых порах было много смешного. У нас-то наивно думали: раз теннисисты – миллионеры, надо каждому приставить милицейскую машину, охранника. Какшури расхохотался: "Да вы что?! Все развернутся и уедут. Это ж молодые ребята, им погулять хочется…" Они здесь балдели. Ходили в ночные клубы, которые только-только открылись в Москве, а 7-го ноября – на военный парад.

– Турнир проводился в те же сроки?

– Да, с 3 по 12 ноября. Я присутствовал на заседании у министра МВД Бакатина по вопросам безопасности. Какой-то чин в погонах докладывал: "Товарищ министр, у нас 7-го людей не хватает. Все задействованы на параде". Бакатин пожал плечами: "Парад? С Красной площади всех снять – и в "Олимпийский"!

Вы вспомните осень 1990-го. Серая Москва, пустые прилавки. А в "Олимпийском" – ослепительный свет, голубые ковры, ресторан, шампанское, лобстеры, к которым никто не знал как подступиться…

– Лобстеры-то откуда?

– Менеджера, поваров и всякие деликатесы из Цюриха привез Какшури. Официанты были наши, из ресторана "Прага". В VIP-ложе все сидели рядом – члены правительства, бизнесмены, представители ОПГ. Такой вот слепок эпохи. Был серьезный авторитет, который при встрече, протягивая руку, спрашивал вкрадчиво: "Как здоровьице?" Люди вздрагивали. Из его уст звучало двусмысленно. Через пару лет авторитета убили.

А урок на всю жизнь я получил в день открытия Кубка. За несколько минут до начала церемонии американка из команды директора турнира Юджина Скотта дернула тихонько за рукав: "Саша, на корте гвоздик отошел. Надо поправить". Я отмахнулся. Мыслил глобально – мировое событие, кругом люди из правительства. До гвоздика ли тут? Когда на этом корте кто-то из теннисистов на разминке подвернул ногу, она вздохнула: "Саша, я же говорила…" В отличие от меня, понимала – мелочей не бывает.

– Яркие персонажи прошли через "Кубок Кремля". Курникова, например.

– Мама привела Аню в девять лет в "Олимпийский". Заглянула в наш офис: "У меня дочка в теннис играет. Мне бы показать ее…" Юджин Скотт, бывший игрок сборной США, пошел с Аней на корт. Сразу понял, какой у девочки потенциал. На следующий год Курникову отправили на учебу в академию Ника Боллетьери.

– Ельцин был частым гостем на турнире.

– Многие российские политики во время розыгрыша мяча как ни в чем не бывало шли на трибуну. Ельцин же понимал, что это некорректно – наверное, Тарпищев объяснил. Спокойно стоял, ждал.

Или вот случай. Подходит ко мне Поппи Винти, импозантный толстяк с длинными седыми волосами. Представитель итальянской фирмы по производству одежды. "Скоро Ельцин придет. Можешь по пути на трибуну провести его в наш уголок?" – "Попробую".

– Удалось?

– Прежде чем зайти, Ельцин поинтересовался: "Что это?" – "Экспозиция фирмы, которая спонсирует турнир". Пока осматривался, Винти извлек из-под стола коробочку, перевязанную лентой. Охрана напряглась. "Что там?" – строго спросил Ельцин. "Часы". Борис Николаевич, ни секунды не раздумывая, снял с руки свои и вручил итальянцу.

– 90-е – невероятные годы.

– У Силаева был запланирован визит в Японию, предложил поехать с ним: "Может, найдем там спонсоров для турнира". Я полетел раньше, 19 августа 1991-го. Захожу в номер, включаю CNN. Первая реакция: "Лечу обратно". Но ближайший рейс 20-го. Почти пустой самолет, второй пилот периодически выходил из кабины, рассказывал: то сядем в Шереметьево, то нет. То танки идут, то не идут…

– Сели?

– Да. Я помчался к Белому дому. Вечер, ощущение победы. Народ празднует, водку пьет. Вдруг в четыре утра слух – на штурм идет спецназ. Вот это ощущение животного страха помню четко. Хочется бежать – но стыдно. В голове мысль: "Зачем сюда поперся? Мог бы спокойно сидеть в Японии…" Еле справился. Да и штурм отменили.

МЮЗИКЛ

– Ваша программа "Век футбола" стала событием.

– ТЭФИ за нее получили. Конец ХХ века, решили пройтись по лучшим отечественным футболистам. Сначала думали отобрать сотню, свести в пары. Чтоб представляли их болельщики – Гафт, Кваша, Костюковский, Резо Габриадзе… Но сто игроков – много. Сделали 25 передач и 26-ю – итоговую. Как раз телевизионный сезон.

Встречает меня потом Валентин Николаев. Был такой футболист ЦДКА, тренер. Говорит: "Саша, ну как же так…" – "Что стряслось?" – "Ты меня ниже Бескова поставил!" Они настолько внутри были спортсменами, настолько внутри к успехам друг друга ревновали – что даже в 80 лет это покоя не давало.

– Это где вы его поставили ниже?

– На программе раздали зрителям допотопные пультики для голосования. Первым признали Яшина. Хотя мне казалось – должен быть Стрельцов. Третий Бобров, Блохин. Бесков оказался, по-моему, пятым. Николаев неподалеку. Еще с Маслаченко на "Веке футбола" вышла история.

– Какая?

– Мы смастерили маленькие ворота, и четыре дыры. Две в "девятках", две – в "шестерках". Предлагали людям, которые представляли футболистов, куда-то попасть мячом. Приз – выкрашенная в золото бутса. Зовем Габриадзе, тот отказывается: "Я не умею. Прошу – пусть Маслаченко вместо меня ударит!" Маслак подходит – бум, в "девятку"! Мяч устанавливаем на место, кто-то говорит: "Случайно…" Маслаченко уже идет обратно в ложу экспертов. Услышав, разворачивается – бам, и опять в "девятку"!

– Вы были продюсером первого в России мюзикла "Метро". Чему научились?

– Не надо бояться тех, кто умнее тебя, что-то делает лучше. В любой команде такие люди есть. Твоя задача – их объединить, создать максимально комфортные условия. И не мешать. Секрет успеха "Метро" и "Нотр-Дам де Пари" не в том, что мы с партнерами какие-то суперпродюсеры. Главное – нас окружали профессионалы мирового уровня. Режиссер, хореограф, человек, который отвечает за свет, звук… Каждый из них в своей области один из лучших. Если же ты вчера играл на гитаре, а сегодня решил, что можешь писать мюзиклы, – это дилетантство.

– Киркоров следом привез в Россию мюзикл – и прогорел.

– Но не потому, что "Чикаго" – плохой мюзикл. Дело в огромных затратах на аренду. Тогда был узкий рынок. На мюзиклы ходило полмиллиона человек. Этого не хватало, чтоб зал заполнялся ежедневно.

– В какой момент вы закончили с мюзиклами?

– После трагедии с "Норд-Остом". Были и другие причины, но основная – мюзикл перестал ассоциироваться с радостью.

"ГАРПАСТУМ"

– Алексей Герман-младший говорил, что на съемках "Гарпастума" вы спорили не раз. На тему?

– Споры были творческие. Герман положил им конец фразой: "Я-то вижу картинкой, вы – текстом. Давайте сниму, а потом скажете – нравится или нет". Но на двух моментах я все же настоял.

– Каких?

– Если делать кино достоверное, то и футбол должен быть достоверным. Не как обычно снимают: отдельно нога, отдельно – мяч, отдельно – сетка. В эпизодах нам помогали ветераны "Зенита" – Саша Захариков и Костя Иванов. Но на главные роли искали ребят, умеющих играть. В первый день проб пришли Данила Козловский и Женя Пронин. Я Герману сказал: "Сначала пусть покажут, как с мячом обращаются. Дальше ты смотришь по-актерски".

– Не разочаровали?

– На футбольном поле оба не затерялись бы. Ну и как актеры подошли, в паре хорошо сочетались. Хотя Герман на пробах успел еще кучу кандидатов перелопатить, пока через месяц не вернулся к Козловскому с Прониным.

– Второй момент, на котором вы настояли?

– Большая сцена, где играют в футбол на все поле. Герман не хотел ее снимать. Приводил аргументы: "Футбол остается за скобками – художественно это даже интереснее…" Я отвечал: "Леш, ну как? В кино про пианиста ты ни разу не даешь ему сыграть на рояле?!" Потом я догадался, почему до последнего он сомневался.

– Почему же?

– Боялся. Не очень понимал, как снять. К футболу Герман равнодушен, никогда не был на стадионе. Но это и плюс! Взгляд незамылен, лишние знания не отягощают. В итоге нашли компромисс. Именно он придумал, что герой Пронина выбегает на поле в пиджаке и брюках, а героя Козловского кадре не будет вовсе. Сцена получилась!

У Германа много наград за другие картины, но, на мой взгляд, "Гарпастум" – лучшая его работа. А Козловский до сих пор вспоминает в интервью премьеру на Венецианском фестивале. Овация длилась двенадцать минут! Козловский, Пронин, Дима Владимиров и Саша Быковский стояли в зале и были настолько потрясены, что не сдержали слез.

– Как вам Козловский в роли Харламова?

– У меня к "Легенде №17" свое отношение. Это миф, там очень мало правды. Фильм сделан для нового поколения, которое о Харламове и той эпохе ничего не знает.

– Не зацепил совсем?

– Абсолютно. Нельзя воспитывать на лжи. Пусть и в красивой обертке. При этом Козловский – талантливый артист, еще у Додина в театре играл прекрасно. У меня к Даниле другая шкала. Можно сниматься в "Духлессе", "Легенде", быть самым востребованным актером страны. Но мне на Козловского гораздо интереснее посмотреть в роли Гамлета. И выстроить ряд – Высоцкий, Смоктуновский, Козловский. Вообще на примере Гоши Куценко я понял, что кино – это режиссер!

– То есть?

– В "Гарпастуме" он играет Блока. Мне кажется, это лучшая его роль. Хотя всего два эпизода. Первый Герман из него вытащил с двадцать какого-то дубля! Но вытащил! Таким Куценко могли бы видеть чаще, если б все режиссеры с ним работали, как Герман. Снова просится аналогия с футболом.

– Разве?

– Есть тренеры, у которых даже яркие игроки растворяются на поле. А Бесков брал парня из второй лиги, – и тот становился звездой. У нас всегда были футболисты, которых любила вся страна. Независимо от клубной принадлежности. Бобров, Яшин, Стрельцов, Черенков… Сейчас фигур подобного масштаба нет. Поэтому и трибуны полупустые. Правильно сказал Аршавин: "Смотришь, как играет Месси, и думаешь – зачем ты вообще пошел в футбол?" Мне кажется, многим футбольным людям стоит задать себе этот вопрос.