В 1978 году самый известный футболист в истории Киргизии Александр Калашников приехал в Москву из Новосибирска и стал нападающим «Спартака». За тридцать шесть лет, прошедших с тех пор, он выиграл золото и два серебра чемпионата СССР с командой Константина Бескова, поиграл в «Локомотиве» и на Камчатке и чуть не попал в серьезные неприятности в 90-х. Виталий Суворов связался с Калашниковым и услышал несколько занятных историй – про Олега Романцева, московские группировки и медведей.
Лимонная водка, патруль, пацаны
– Вы пришли в футбол в 1975 году. Как это вышло?
– В 10-м классе я уже играл за юношескую сборную Кыргзыстана. А потом, после школы, поступил в политехнический институт в городе Фрунзе и начал выступать за команду мастеров – клуб назывался «Алга», это вторая лига чемпионата СССР, зона Средней Азии. Проиграл там два года.
– На жизнь хватало?
– Я тогда учился на втором-третьем курсе и получал заработную плату в клубе 160 рублей. Плюс, как у успевающего студента, у меня была стипендия – 50 рублей. Ну, и, конечно, мама с папой высылали мне какие-то деньги – они ведь не знали, что я играю в футбол и зарабатываю этим на жизнь. А я все эти деньги клал на сберкнижку. И вот как-то раз мама инкогнито приезжает ко мне с проверкой и находит эти деньги. Она у меня была директором магазина. Сразу же вызывает папу. Папа приезжает и начинает разбираться: «Откуда у тебя такие деньги? Ты что, с бандитами связался?».
Пришлось вести их к начальнику команды, чтобы он все объяснил, показал мою трудовую книжку. Получилось так, что учитывая премиальные, я зарабатывал больше мамы и папы вместе взятых. Вышли от начальника, и папа сказал: «Знаешь что, мать. У него своя дорога. В его жизнь больше не лезь». А с меня взял слово, что я получу высшее образование. И я его получил.
– Почему вы сразу не рассказали им о футболе?
– Понимаете, это были партийные люди. Они просто не представляли, как можно в советское время зарабатывать деньги футболом. Но с учебой у меня все было в порядке, так что они поняли, что я пошел немного не в них, и у меня своя дорога.
– Слышал, у вас был какой-то конфликт с федерацией футбола Киргизии.
– Да, мне тогда лет 19 было. Из федерации написали, что я дебошир и пьяница. Они хотели запретить мне играть в футбол за пределами Киргизии, а я как раз перевелся в железнодорожный институт в Новосибирске и ушел в «Чкаловец». Из Новосибирска меня вызвали в Москву на дисциплинарный комитет, где я честно все рассказал – и руководству «Алги» это было неприятно.
– Что именно вы рассказали?
– Как в команде обижали молодых. Как в то время руководство отнимало у них половину зарплаты. В Москве меня выслушали и поехали в «Алгу» с большой проверкой. В итоге я смог играть за «Чкаловец». Что после этого стало с «Алгой» – я уже не вникал. Вернулся в команду только через 10 лет, все уже было нормально.
– Почему федерация футбола не хотела выпускать вас из Киргизии?
– Тогда ребята из Средней Азии очень редко уезжали играть в большие клубы, в большие города. Считалось, что футболисты должны играть там, где родились. Это такое немного мусульманское понятие. Меня-то федерация не удивила – в то время во второй лиге и судей принимали, и… ну в общем вы и сами поймете, если спортивный человек.
– Сколько вы пробыли в Новосибирске?
– Один год. Стал лучшим бомбардиром команды, попал в сборную России, которую тренировал Игорь Волчок – съездил с ней в заграничную поездку в Индию. Тогда собирали молодых и талантливых из второй лиги, которые могли бы заиграть в высшей. Так и вышло – я оказался в «Спартаке». Правда, не сразу.
– То есть?
– Сначала получил предложение от «Локомотива». И такая куролесица началась! Я в тот момент собрался жениться – так в Новосибирске мне даже двухкомнатную квартиру предлагали, чтобы я остался в «Чкаловце». А в середине года прямо в Томск, где мы были на выезде, прилетел тренер-селекционер «Спартака»: приехал, говорит, за тобой от Константина Ивановича Бескова. Я сразу же бросил форму, бросил все и в шесть утра улетел в Москву, а жена осталась в Новосибирске. «Спартак» всегда был командой моей мечты. В «Локомотив»-то мне особо не хотелось ехать, а «Спартак» – совсем другое дело. Как подарок с небес свалился.
– Куда отправились, прилетев в Москву?
– Сразу же отвезли в квартиру Константина Ивановича на Садовом кольце. Он напоил меня чаем, потом к нему забежал Владимир Федотов с женой Любашей, которые жили в соседнем доме. Я сидел за столом и практически не говорил – только «да» и «нет». Мне было очень страшно идти к Бескову – я же начитался статей про то, что он чуть ли не деспот. А тут сижу и завтракаю с ним. Он на меня произвел большое впечатление.
Конечно, для тех, кто с ним мало общался, Бесков был деспотом. Но если ты хотел чего-то достичь, то понимал, что по-другому с тобой и с остальными игроками обращаться нельзя. Самым суровым у Бескова всегда был разбор игры. Он разбирал каждую ошибку каждого игрока, все это затягивалось на три часа. Еще все очень боялись проигрывать в Ленинграде, Киеве, Минске. Потому что если мы проигрывали, то обратно ехали в вагоне. И ты никуда не денешься. Константин Иванович заходил в каждое купе и рассказывал про все твои ошибки.
– Лично на вас Бесков когда-то кричал?
– До сих пор этот момент помню. У Константина Ивановича была такая практика – устраивать двухсторонки с регбийным мячом. И вот на одной такой тренировке я приложился по воротам и попал этим регбийным мячом в живот Ринату Дасаеву. А у него от удара разорвался аппендицит – тут же повезли в больницу. Константин Иванович как крикнул на меня, так я сразу понял: все, Саша, собирай сумки, и счастливого пути. Но все утряслось: Дасаеву аппендицит вырезали, а через месяц он уже прыгал в воротах. Я ему потом говорил: «Ты мне еще поставить должен. Если бы я тогда не ударил, никто не знает, когда бы у тебя аппендицит разорвался, и смогли бы тебя вообще спасти!»
– В «Спартаке» вы зарабатывали намного больше, чем в Новосибирске?
– Хе-хе, знаете, в 1979-м, перед самой, прости господи, трагедией в Пахтакоре Константин Иванович пригласил к нам на сборы Мишу Ана и Володю Федорова. И Миша, простой парень, возьми и спроси: «Константин Иванович, а какие тут в «Спартаке» зарплаты дают?». «360 рублей», – отвечает. «Не, – говорит. – За такие деньги, Константин Иванович, я к вам не пойду».
Так что вот столько и зарабатывал. А сейчас, как один умный человек сказал, футболист подписал контракт, получил подъемные, купил джип, выехал на дорогу и на этом закончился.
– Футболист того «Спартака», который вас удивил?
– Юрий Васильевич Гаврилов. Мяч у него отнять было невозможно. Мы тогда говорили: если не знаешь, что делать с мячом, отдай Гаврилову. Он сам худющий, бегал на тоненьких ножках, но пасы выдывал просто на загляденье. Егор Ярцев – или, как сейчас говорят, Георгий Саныч, – в одном из сезонов стал лучшим бомбардиров – так он почти все голы с передач Гаврилова забил. Причем Егор был немного деревянный, но бежал здорово. И Юра должен был такую передачу сделать, чтобы тому оставалось только ногу подставить. Потому что если Ярцев вступал в обводку, была большая опасность, что гол мы в итоге не забьем. Из тех, кто сейчас играет в России, мне кажется, Широков чем-то похож на Гаврилова.
– Правда, что на спартаковской базе вы жили в одной комнате с Олегом Романцевым?
– Да, все четыре года. У него, кстати, день рождения на один день позже моего – праздновали всегда вдвоем. Я помню его жену, помню его сыновей. Он очень дружил с Александром Тархановым, с Серегой Ломановым. Сейчас уже третий Ломанов в Красноярске играет, а это его дедушка. Мне очень нравились эти ребята. Олег Иванович сибиряк, меня тоже считали сибиряком. Когда я в «Спартаке» появился, никто же не знал, что я из Средней Азии. Олег Иванович приехал из Красноярска, я – из Новосибирска. Два сибиряка.
Единственное – и я так и не смог узнать ответ на этот вопрос – я слышал, что у Романцева тогда отказывала почка, и играл он практически с одной. Представляете? Еще помню в душе как-то мылись, и ему стало плохо. А курили мы тогда еще далеко не Marlboro. И меня очень удивило, когда Олег Иваныч достал «Беломор», спрятался в уголке, и сделал две-три затяжки. И сразу стало лучше!
– Ваша любимая история о Романцеве?
– Последний матч сезона. Играем в Испании с «Валенсией», у которой тогда был лучший аргентинский нападающий Марио Кемпес. Все были уверены, что мы выиграем, даже шампанское с пивом на ужин заказали. А мы летим два мяча, и я не забиваю с линии ворот. С линии! Можете себе представить?
После матча приходим на ужин, все напитки со столов уже убрали. Олег Иваныч говорит: «Знаете, что, пацаны? Идем к нам с Сашей в номер. Несите все, что есть». А это советское время. Что у всех есть? Ну, водка у всех есть. У всех икра есть. У всех печенье есть. За границу же приехали.
И вот собрались мы в номере, на душе плохо. Сидим, заливаем горе. Я тогда впервые большой стакан выпил. И тут раздается стук в дверь. Стучат настойчиво. Мы не открываем, тихо сидим. Через три минуты опять стук. «Это я, – говорят из-за двери. – Константин Иванович». Все как забегают! Сразу все прятать! А Олег Иваныч говорит: «Спокойно. Ничего со стола не убираем. Все сидим, где сидели». И открывает дверь.
Заходит Константин Иванович. «Сидите?». «Сидим». «Пьете?». «Пьем». И тут Олег Иваныч берет большой стакан и наливает туда лимонной водки. «Извините, Константин Иванович. Всякое бывает. Выпьете с нами?»
Как думаете, выпил?
– Выпил.
– Правильно. «Эх, – говорит. – Пацаны-пацаны… С какими же лицами мы домой полетим…». Махнул рукой – и ушел.
– На этом ваши приключения не закончились?
– Не закончились. Прилетаем домой. Меня и еще несколько человек на таможенном контроле проверяют так, что чуть ли стельки из бутс не выдергивают. Почему-то у них возникли какие-то подозрения – но, естественно, ни у кого ничего не было.
Но и это еще не все. Помните, я рассказывал, что пробил мимо с линии ворот? Так получилось, что защитник, который находился в тот момент рядом со мной, не попал в кадр. И у зрителей возникло впечатление, что я умышленно пробил выше ворот. Я бы при желании не смог так ударить! Но вот я прихожу к себе домой на Большую Черкизовскую и вижу, как разозленные болельщики кидают в мое окно камнями. А через два дня, прекрасным утром, за мной приезжает милицейский патруль. Оп – собираемся. Едем на Белорусский вокзал. Через полчаса привозят Серегу Шавло. Мобильников еще нет. Позвонить в клуб не дают. Серега пытается где-то что-то дать, чтобы сделать последний звонок – Николай Петрович Старосин для него ведь как папа был. Но нет. И нас отправляют в Смоленск, где следующим утром мы в каморке принимаем присягу. Так для нас Серегой началась армия.
– С ума сойти.
– О том, что нас забрали, все узнали только через сутки. Почему взяли именно нас двоих? Мэром Москвы тогда, по-моему, был Виктор Гришин. Он как-то все это делал, чтобы у всех в команде были отсрочки. А у нас они закончились. Надо было продлевать – но в назидание другим продлевать их не стали.
– Чем вы занимались в Смоленске?
– После того, как мы приняли присягу – это было в ноябре-декабре – тренер смоленской «Искры» сказал: «До января вы свободны. В январе – такого-то числа, в такое-то время – жду вас в команде». «Искра» была армейской командой, практически филиалом ЦСКА. К нам, кстати, тоже приходили из ЦСКА, предлагали подписаться на звание на 25 лет. Я отказался. У меня уже был один сын, и где-то через шесть месяцев жена должна была родить второго. Так что я в любом случае должен был освободиться через полгода. Но мы дали слово, что отыграем год за «Искру» – и отыграли. Ночевали мы в казармах, но почти все время занимались футболом.
– «Спартак» с вами так и не объяснился?
– Нет, но обиды у меня никакой не было. Я всегда знал, что я не звезда, всего добился тренировками. С Николаем Петровичем мы простились, он сказал: «Если что надо – обращайся». А уже после армии я получил предложение из «Днепра» и «Локомотива». Съездил сначала в «Днепр», но там мне не понравилось, так что пошел в «Локомотив».
– За месяц до вашего отъезда в армию в «Лужниках» произошла давка. Вы играли в том матче?
– Был в запасе. До сих пор не могу понять, почему зрителей согнали на одну трибуну. Еще этот гол на последний минуте. И самое страшное, когда все эти молодые люди лежали на трибунах как в морге. Сколько мы писем от родителей с проклятиями получали, вы знаете... Недавно отмечали 25-летие этой трагедии в Москве, но мне, к сожалению, финансовые возможности не позволили приехать.
– Сейчас вы следите за «Спартаком»?
– Конечно. И смотрю, и читаю все. И я никак не могу понять, как Валера Карпин – человек, который столько играл в «Спартаке», который пропитался его духом, – не распознал, что эти футболисты – неспартаковские. Что у них не та кровь. Когда я вижу, что на поле выходит шесть легионеров, мне очень обидно. Я, конечно, немножко националист... Даже не националист, это неправильное слово. Я скорее консерватор. Привык ко всему старому. И новое воспринимаю очень осторожно. Я не против легионеров, но в таких количествах. А из тех игроков, кто сейчас в «Спартаке», мне очень нравится Дима Комбаров. Он играет в той же манере, в которой играл Олег Иваныч. И Макеев мне нравится.
– Правда, что вы большой поклонник книги «Как убивали «Спартак»?
– Я тогда находился в Средней Азии, и эту книгу было очень тяжело найти. Приходилось искать какие-то отрывки в интернете. К тому моменту я уже около 15 лет не был в России, и когда я все это читал, у меня в голове не укладывалось. Ни одному слову этого человека я так и не поверил. Помню, у него фамилия какая-то неординарная...
– Рабинер.
– Да, оттудова. Потом еще узнал, что у него же вышла книга «Как убивали «Локомотив» («Локомотив», который мы потеряли» – Sports.ru). Сейчас немного встану здесь на ноги и обязательно прочитаю – хотя со зрением уже плохо.
– У вас девять матчей в еврокубках. Какой из них запомнился больше всего? Не считая «Валенсии», конечно.
– Матч с «Реалом» на «Бернабеу». Мы прилетели в Мадрид, на следующий день нас повели в музей славы «Реала». А там шесть кубков чемпионов! Нас это убило сразу психологически. А стадион какой – чисто футбольный, что по тем временам редкость. Поле от зрителей отделяет овраг с водой. Кричишь – и не слышишь своего голоса. Первый матч в моей жизни, когда партнеров ты понимал только по жестам, по взгляду.
– Футболками с кем-нибудь поменялись?
– А нам служба КГБ запрещала. Ни майками обмениваться, ни заходить к ним нельзя было. Облико морале, руссо спортсмено!
– У вас есть любимая европейская команда?
– Я в свое время за «Спартак» сыграл против «Арсенала» – вот он мне очень нравится. В том числе, потому, что они играют так, как играл тот «Спартак». По пониманию футбола Арсен Венгер очень похож на Бескова. И Венгер однолюб, он не уйдет в другой клуб. Единственное, взял бы он годик, поработал бы в «Арсенале» на другой должности, посмотрел бы на команду со стороны. А потом бы вернулся.
Браконьеры, погреб, шансон
– В 1989 году, после «Спартака», «Локомотива» и еще раз «Алги», вы оказались на Камчатке. Как это вышло?
– После «Локомотива» я уехал в город Фрунзе. Мои родители, родители моей жены попросили вернуться, помочь. Да и мне хотелось уехать назад – в Москве без родных было тяжело. Но так получилось, что как раз в том году, когда я вернулся в Киргизию, там началась вражда между узбеками и киргизами. Большая резня. А я как раз с юга Киргизии, жил на границе с узбеками. Погибло очень много невинных людей с обеих сторон. Идешь по улице – под забором труп мужчины. Под другим – труп ребенка. Представляете это картину? И тогда мы решили: лучше мы в Азию возвращаться не будем. Так что собрали манатки и уехали. Сначала я отправился в «Шинник» из Ярославля, но того тренера, который меня пригласил, сняли за десять дней до начала чемпионата. И вот тогда я улетел на Камчатку.
– Почему именно на Камчатку?
– Ну как будто вы не знаете. Наступают времена, когда большой футбол за маленькие деньги прекращается и начинается маленький футбол за большие деньги.
– Что там была за команда?
– «Вулкан», играли во второй лиге в дальневосточной зоне. Впечатлений была куча. Это экзотика, это красная рыба, которая плывет против течения и которую можно прямо руками ловить, это источники, в которых температура воды +40, когда на улице -40. Впервые попал на горнолыжный спуск, в долину гейзеров. Словами не описать. У меня даже мысль была поменять квартиру в Москве на квартиру в Камчатке. Но потом команда развалилась и футбол закончился.
– Это же был не первый развал «Вулкана»?
– Нет, до нас он тоже распадался. Там тогда были очень большие нарушения, футболисты были устроены на кораблях, которые потонули еще лет десять назад.
– Гениально.
– При мне такого беспредела уже не было. Все-таки предыдущий скандал был на слуху, поэтому за командой очень внимательно следили. Это была система кооперативов, шили спортивную экипировку, обувь, и на эти деньги команда жила.
– Бизнесмены вокруг команды крутились?
– Крутились, но ничего такого. Подарки делали. Мне, например, бескозырку и тельняшку с подводной лодки подарили. А потом я и на самой подводной лодке побывал. В их команде оказался парень, который болел за «Спартак» и пригласил меня. Петропавловск – это же город моряков. Когда они возвращаются из долгого плавания, они отдыхают. И отдыхать они умеют, поверьте.
– Самая дикая история, в которую вы попадали на Камчатке?
– Ну, например, такая: начинается браконьерское время. Друзья-таксисты как-то раз говорят: «Саша, поехали на рыбалку». Ну, поехали. Речка метров пять шириной, бросаешь сеть, ждешь пять минут – сеть полна. А над рекой в определенные часы летает вертушка – надо прятаться. И вот мы сидим вокруг костра, ждем, уху сварили, едим. И тут подбегает парень. «Сидите тихо, – говорит спокойным голосом. – У нас гости. За вашими спинами стоит медведь». Вот как бы вы поступили в такой ситуации?
– Не представляю.
– Парень нам говорит: «Ложитесь». Мы ложимся. А он медленно берет несколько головешек, трет их друг о друга, и в сторону медведя летят искры. Медведь через речку начинает уходить. Тут второй таксист берет ракетницу и стреляет ему вслед, чтобы тот не возвращался – а ракета перелетает медведя и падает прямо у него под носом. Что вы думаете? Он разворачивается и начинает бежать на нас! В итоге, мы в это такси вшестером забились и так и сидели, пока солнце не встало.
– В Москву вы вернулись в 1991-м?
– Да, мой друг из Киргизии открыл предприятие, и я начал ему помогать. Покупали в Киргизии табак, доставляли его на табачные фабрики Украины и Москвы, там делали сигареты самого низкого класса и отправляли их в военные части и тюрьмы. Бизнес в те времена был успешным.
– Сколько вы этим занимались?
– Где-то до 1997 года. Закончил, когда начался передел собственности между группировками, когда начались фальшивые авизо, все эти чеченские дела. Получалось так, что мы должны, нам должны, и долгов набиралось столько, что... Страшное, в общем, время.
– Когда начались первые проблемы?
– Наверное, в 1996-м. Тогда вся Москва была поделена между группировками: тут чеченские, там солнцевские, там армяне, там азербайджанцы, там люберы. И у каждого предприятия была крыша. Нашей крышей была армянская группировка. И вот они постоянно выясняли друг с другом отношения. Однажды я, например, оказался в заложниках. Я был исполнительным директором, что-то не сошлось, и мы были должны другому предприятию внушительную сумму. Меня привезли в погреб, дали две литровые бутылки воды и какую-то еду, поставили раскладушку. На свободу я вышел спустя двое суток – наш генеральный директор к тому моменту собрал деньги.
– Вам когда-нибудь приходилось стрелять?
– Только из газового и из травматического пистолета – в подмосковном ресторане «Сказка», это, по-моему, по Ярославскому шоссе. Была назначена стрелка, и выглядело все это очень страшно.
– После какого случая вы решили завязать?
– После погреба. Уехал в Киргизию и начал с нуля тренировать – «Семетей», «Жаштык-Ак-Алтын», «Абдыш-Ата».
– В России о вас вспомнили, когда вы возглавили клуб «Живое пиво». Откуда вообще такое название?
– Просто президент этого клуба – хозяин предприятия, которое в простонародье называется «Пивзавод». У него была команда «Живое пиво», команда «Наше пиво» и команда «Счастливый сок». Называл он их в честь марок своих продуктов.
– Погодите. То есть в Киргизии была схватка «Живое пиво» – «Счастливый сок»?
– Конечно! И такое бывает. Но я уже не удивлялся – к тому моменту это был один из ведущих клубов Киргизии.
– Учитывая все неприятные истории, связанные с вашим бизнесом, вы могли вернуться в Москву?
– Спокойно. У меня там два сына, трехкомнатная квартира. Хотя когда я уезжал, за мной было очень много хвостов. Чисто криминальные дела. Может быть, это одна из причин, почему я не вернулся назад. Хотя всех этих группировок уже нет – кого-то отстрелили, кого еще что. Последний раз, когда я был в Москве, я даже друга своего найти не смог. Пошел к нему домой – а там совсем другие люди. Москва очень изменилась. Мне очень не понравились пробки, в наше время все по-другому было. Меня туда не тянет.
– В Киргизии вас до сих пор узнают?
– Я из той, прошлой жизни оставил две вещи: кофе и шансон, под который я вырос в «Спартаке». И вот я как-то зашел записать себе диск с шансоном, и один человек впервые за много-много лет меня узнал. Такой памятный день! Он даже надпись специальную на диске оставил. Это великий человек, депутат, который любит футбол. Фамилия его – Шакибаев.
– Как вы полюбили шансон?
– А мы как-то со «Спартаком» ездили в Америку, и там встретили Вилли Токарева и... е-мое, вот же память. В общем, еще одного – и побывали на их концерте. В СССР не могли попасть, а в Америке попали, представляете? С тех пор шансон всегда играет в моей в машине, а любимая песня – «Здравстуйте, гости! Столик ваш – справа, столик ваш – слева».
– Чем вы занимаетесь сейчас?
– Работаю в Самарской области, в деревне Борское. Наша дочь вышла здесь замуж, и мы переехали. Клуб, который я тренирую сейчас, играет в первенстве Самарской области, среди сельских команд. Плюс, занимаюсь с детьми из детской спортивной школы. И еще я вас вот, о чем хочу попросить: обязательно передайте привет через это интервью Олегу Иванычу. Здоровья пожелайте. И еще Георгию Санычу Ярцеву и Валерию Палычу Гладилину.
– Когда вы в последний раз общались с Романцевым?
– Наверное, в 82-м, когда в армию забрали. 32 года уж прошло.
– Ого. Неужели не хотелось встретиться?
– Да знаете... Сначала распад Союза, потом передел собственности, жизнь начала меняться, надо было выживать, семью поднимать. Бывали случаи, когда прямо совсем чуть-чуть не хватало, чтобы пересечься. Зато ко мне как-то раз неожиданно Валерий Павлович Гладилин приехал! Он тут бывал по партийной линии от Единой России. А я был начальником команды мастеров. Заходит, смотрит на меня – и не узнает. «А вы кто?» – спрашивает. «Я – Саша Калашников», – говорю. «Ты??! Киргиз вонючий! Иди сюда!». И обниматься! У меня ведь две дочки, а у него два сына. И у нас давным-давно была договоренность, что наши дети, когда подрастут, обязательно поженятся. Но жизнь взяла – и вот так всех разбросала.
Фото: из личного архива Александра Калашникова, РИА Новости/Владимир Родионов
Комментарии: